Цыпленок и ястреб - Роберт Мейсон

— Значит, вам нужно стать такими же внимательными, как этот пилот ганшипа, если хотите жить, — и, дав этот бесценный совет, он обернулся, чтобы уйти. — Спокойной ночи, — и он растворился в темноте, чтобы навестить других своих приятелей.

Я собирал мусор от своего ужина и тут Гэри сказал:

— Знаешь, что-то в этом парне меня пугает. Может, это из-за трубки? Мой отец никогда не доверял людям, которые курят трубку.

Всю ночь шел дождь. Четверо из нас втиснулись в "Хьюи" и попытались заснуть. Сдвижные двери были открыты, чтобы воздух хоть как-то циркулировал. Я лежал на полу на животе, лицом к двери, скатав свою рубашку так, чтобы получилось подобие подушки. Лиз лежал на спине с другой стороны, накрыв себе форменной курткой грудь и лицо. Ричер ворочался у нас в ногах на нейлоновой скамейке. Стрелок полусидел, упершись в хвостовую переборку за своим пулеметом. Его голова склонилась вперед, подбородок прижался к груди. Может показаться, что Ричер устроился лучше всех. Как бы не так. Скамейка предназначалась для того, чтобы вместить четыре задницы, но не лежащее тело. Алюминиевые ребра, обычно проходившие между сидящими людьми, впивались в кости каждому, кто на свою беду пытался здесь заснуть. Других вариантов не было. Мы не взяли палатки и из-за дождя пришлось спать внутри вертолета.

Я не мог заснуть. Воздух был тяжелый, промозглый. Дождя хватало только на то, чтобы сделать воздух влажным, но не прохладным. Время от времени капля разбивалась о пол кабины, посылая брызги мне в нос. Я подвинулся ближе к двери, надеясь, что дождь отгонит москитов. Военный репеллент, который я позаимствовал у Ричера, нормально работал лишь несколько минут, потом выдыхался.

— Эй, Ричер, — прошептал я. — Не спишь?

— Угу, — и этот голос едва скрывал тоску от поражения в битве со скамейкой.

— Я возьму у тебя еще репеллента?

— Угу, — он поднялся в лунном свете, передал мне пластиковый флакон из своего нагрудного кармана и улегся обратно со вздохом.

Там едва хватало на один раз. Я нанес несколько капель на ладони, растер их, потом растер лицо. Если они не будут кусать меня в лицо, я смогу заснуть. Втер в волосы и руки то, что оставалось и поглядел на Лиза. Тот спал, накрывшись рубашкой. Луна выглянула из-за облаков и в ее свете я глянул на часы: 0200. Протянул флакон Ричеру и сказал:

— Держи.

Ричер молча привстал и взял флакон.

Улегшись, я услышал отдаленную стрельбу. Она длилась не больше минуты и прекратилась. Наверное, какой-нибудь нервный "сапог". Но, разумеется, это могло быть и началом нападения. Я представил, как наш лагерь выглядит сверху. Тридцать два темных силуэта вертолетов на земле светлого оттенка. По периметру одни "сапоги" прятались в своих одноместных палатках, пытаясь заснуть, а другие вглядывались в серую листву. Глядя на это мысленным взором, я не мог решить, что будет хуже: рвущаяся на нас волна ВК или минометный обстрел. Москит укусил меня в шею и я вернулся к реальности — алюминиевому полу и мороси. Черт бы побрал злобные маленькие мозги этих насекомых.

Я решил подумать о том, как ненавижу москитов. Я надеялся, что мои мысли создадут такую волну ненависти и отвращения, что это их отпугнет. Какое-то время я представлял, как буду их мучить: выдергивать крылышки, отрывать ножки, давить головки — и тут они перестали кусаться! Действительно улетели. Получается, я сделал великое открытие? Теперь нам не будет нужно принимать таблетки против малярии? Москитов отпугивает обычная ненависть? Но что будет, когда я засну? Они ведь вернутся? Вернутся, конечно. Небось, еще и с подкреплениями. Нужно сделать так, рассудил я. Собраться всем вместе и сосредоточиться на ненависти, всем, одновременно. Мы сможем согнать их в одну большую напуганную массу. Я увидел, как запускаю руку в этот шар, хватаю большую пригоршню и давлю, слушаю их писк ужаса, мольбы о пощаде, и улыбаюсь. А потом достаю еще пригоршню.

Потянуло кофе. Лиз уже встал. Я поднялся, чтобы посмотреть, где он. Ричер тоже ушел. По моим часам было 0530. Какое-то время, пока мой мозг просыпался следом за мной, я сидел и моргал. Лицо зудело. Руки тоже. Москиты победили.

Лиз сидел на корточках рядом с "Хьюи" и варил себе кофе. Через несколько минут я уже варил себе свой. К семи утра мы поели, напились кофе, покурили, провели предполетный осмотр вертолетов и были готовы смотаться отсюда к чертовой матери. Через три часа экипажи все еще болтались рядом с машинами. Кто мог, кемарил, остальные же, как я, тупо смотрели в никуда.

Фаррис и Шейкер собрали нас на совещание.

Бои в Счастливой прекратились. Вьетконговцы ускользнули от нас под покровом ночи. Пулеметы пятидесятого калибра тоже перестали стрелять. Если мы их уничтожили, то, по словам "сапог", на земле этому не было никакого подтверждения. Все приказы были задержаны еще на сутки.

Я с Лизом, плюс еще семь экипажей, должны были провести день за полетами "жопы с мусором" — в смысле, развозя людей и имущество по расположению дивизии. Все остальные возвращались домой, чтобы выкопать побольше канав и накорчевать побольше пней.

Для меня все это было хорошими новостями. Я очень надеялся, что вьетконговцы и дальше пойдут туда, куда и шли. К тому же, я был готов заниматься чем угодно, только бы не корчевать эти здоровущие пни.

Когда мы закончили полеты по снабжению патрулей, стемнело почти настолько, что уже можно было включать посадочные фары. Я завис над третьей дорожкой, выискивая площадку для посадки. Облетел несколько свободных, принадлежащих соседней роте. Там уже начали рисовать на панелях номера, обозначающие часть. Когда я нашел свободную площадку, принадлежащую нам, она была за полмили до места нашего расположения.

Пока мы садились, Лиз связался со штабом и оттуда выслали за нами грузовичок. Как сказал водитель, наш вертолет вернулся последним.

Закат давно кончился, но на западе еще виднелись тусклые отсветы. Грязь на дороге давала холодные отблески. Грузовик прокладывал себе путь по этой грязи, а мы глядели из кузова, как мимо нас проплывают стоящие "Хьюи".

Грузовик остановился у штабной палатки, мы выбрались наружу и попрощались с Ричером и стрелком: те отправились в оружейку, чтобы сдать турельные пулеметы, а мы с Лизом двинулись в штаб, чтобы передать туда отрывной листок из бортжурнала. По этим листкам в штабе вычисляли налет машин и экипажей.

— Добро пожаловать, поздние пташки, — сказал капитан Оуэнс каким-то фальшивым тоном.

— Мы не поздние, — ответил Лиз. — Просто вот столько времени ушло.

— Шучу, Рон, — сказал Оуэнс без улыбки.

Лиз протянул ему листок: