Цыпленок и ястреб - Роберт Мейсон

Мои усилия пропали впустую. Он лишь мрачно улыбнулся.

— Ладно, Мейсон, я пойду, — он повернулся, чтобы уйти, но остановился. — Если вдруг захочешь продать свой "дерринджер", скажи. Я бы купил.

Но на следующий день даже Джон начал улыбаться. Мы слетали в Счастливую и не попали даже под снайперский огонь. Чарли не отвечали, словно и впрямь прочитали статью. Мы решили, что одержали в Счастливой победу.

Угроза смерти, похоже, отступала и мы взбодрились. Мы летали по расположению дивизии, вдоль Дороги 19 и над большей частью Счастливой, не попадая под обстрел. ВК отступили при виде нашей мощи, увидели свет истины и скоро начнут сдаваться. На душе у меня было хорошо. Я имел командирскую квалификацию, прошел испытание боем (как я считал) и ВК сдавались. Моя уверенность в себе была заоблачной. Я был членом команды и эта команда побеждала.

Я так радовался мысли о том, что останусь в живых, что даже не расстроился, когда нас сорвали по тревоге прямо перед ужином. Мало того, вернувшись с совершенно запоротого задания, я написал Пэйшнс восторженное письмо.

И это было мое последнее счастливое письмо из Вьетнама.

[23 октября]

Нас срочно подняли по тревоге, чтобы мы как можно быстрее эвакуировали какой-то десант — минуты за две до ужина. Мы бросились к машинам по грязи. Слышались крики: "Где мой вертолет?", "Куда мы летим?", "Какие частоты? Блин, я весь перемазался!". Творилась неразбериха, потому что кто-то приказал лететь, не сказав, куда.

С мыслью о том, что кто первый взлетит, тот и станет ведущим, вы взмыли в воздух, как стая ослепших мотыльков и помчались на закат.

Ведущий вызвал вертолет, чтобы тот показал ему дорогу к нужному месту и последовал не за тем. После того, как мы приземлились не на той зоне, ведущий понял свою ошибку и взлетел, чтобы найти нужное место. Он не стал утруждать себя объяснениями по радио и мы полетели за ним следом. Это, знаете ли, непросто вообразить — как семь вертолетов пытаются держаться в строю с ведущим, который думает, что он один! Пока сам так не сделаешь.

Ура! Мы нашли-таки нужное место! А поскольку подняли нас по тревоге, нам пришлось торчать на земле с полчаса, ожидая солдат, "с нетерпением ждущих спасения". В ходе ожидания довольные, шумные пилоты собрались вместе и запели:

(Гимн Ебаната)

 Стоял он на шпилеИ ссал на народ.Народ же в ответВ него не попадет.Аминь.

И, завершив пение на ликующей ноте, мы оседлали своих скакунов и взметнулись в воздух. Вперед, только вперед! В полном соответствии с традициями всех сивых кобыл.

На самом деле, мы не пели эту песню на задании, но спели позже, когда вернулись ночью. Это была ротная песня, оставшаяся еще со старых времен.

В долине Иадранг еще кипела осада Плейми, но в нашем батальоне ничего не происходило. Вы можете подумать, что отсутствие боев и полеты "жоп с мусором" радовали нас до умопомрачения. Но период относительного затишья затянулся и начал казаться вечностью. Не то чтобы мы так хотели драться; нам просто казалось, что если драться не нужно, давайте поедем домой.

Десанты стали рутиной и даже "сапоги" разболтались. Как-то раз на борт взобрался "сапог" с гранатометом М79. Он грохнул прикладом о пол грузовой кабины и чертова штуковина выстрелила. Граната прошла сквозь крышу моего "Хьюи" и через вращающиеся лопасти. Через несколько секунд она упала обратно, вновь пройдя через лопасти и приземлилась рядом с машиной, в пяти футах от моей двери. Она не взорвалась. Я обернулся, чтобы наорать на кретина, но увидел лишь себя самого — с дымящимся сорок пятым в руках и такой же жалкой улыбкой на лице. Впрочем, со мной был Реслер, он-то и наорал.

Потом оружейник объяснил мне, что граната должна пройти несколько футов, прежде чем раскрутится настолько, что встанет на боевой взвод. Удар в крышу произошел настолько рано, что оборвал этот процесс. Тем не менее, с этого момента я заставлял проверять предохранители всех М79, прежде чем разрешить пронести их на борт.

Мы сотни раз возили этих солдат в зону Лима, вывозили обратно, доставляли боеприпасы, топливо и пищу. Много раз грузы транспортировались на тросе, так что я получил кое-какую практику [17]. Как-то раз с Коннорсом мне пришлось возить на тросе пни.

— Ну ладно, они приготовили "мул". Двинули, — сказал Лиз. ("Мул" — это маленькая полноприводная машина).

Я завис на высоте, примерно в 25 футах над сухим рисовым полем. Один "сапог" стоял на "муле" и держал над головой петлю, соединенную с четырьмя поддерживающими тросами. Еще один стоял в пятидесяти футах позади него, чтобы давать мне указания. Я управлял вертолетом с левого места. Я продвинулся вперед и человек с петлей скрылся из вида у меня под ногами. Вихрь от винтов трепал складки одежды зрителей так, что они расплывались в глазах. Подавая сигналы жестами, оператор добивался, чтобы наша ревущая зверюга зависла точно над "мулом".

— Он что, потрогал нос? — крикнул я. — Блядь, что это значит, потрогать нос?

Я хотел продемонстрировать Лизу, что знаю свое дело.

— Все в порядке, Боб, ты нормально выровнялся, — сказал Лиз.

— Ричер, высунься наружу и говори мне, что, на хуй, делать. Этот мудила машет так, будто симфонией дирижирует!

— Есть, сэр, — Ричер лег на живот, и наполовину высунулся из вертолета, держась за предохранительный ремень. — Примерно на три фута влево и на пять вниз.

— Нет, вы гляньте. Теперь он хочет, чтобы я заглушил двигатель! — этот идиот водил ладонью поперек горла.

— Вниз хватит. Теперь несколько футов влево, — сообщал Ричер. — Вот так. Они цепляют крюк.

К этому времени оператор полностью ушел в наблюдение за процессом подвески и подавать сигналы перестал.

Я добавил газу ровно настолько, чтобы выбрать слабину и заставить все четыре троса натянуться одинаково. Потом добавил еще, чтобы тысячефунтовый "мул" поднялся в воздух. Тяжесть передалась на "Хьюи", шаг винта увеличился и лопасти начали громко хлопать. Приборы показывали, что у меня достаточно мощности для взлета. Когда я парировал снос, то чувствовал, какой жесткой стала ручка.

Фюзеляж вертолета в висении похож на груз внизу маятника, а верх маятника образован втулкой винта. Груз на тросе превращает все это в некое подобие составного маятника. Координация движений того и другого требует практики. К примеру, если отдать ручку управления от себя, диск винта наклонится вперед, потянув за собой фюзеляж, как камень на нитке. С грузом на тросе качание фюзеляжа замедляется из-за инерции груза. Возникает ощущение, что вертолет не хочет двигаться вперед. В этот момент есть опасность, что пилот еще сильнее отдаст ручку, чтобы преодолеть такое сопротивление. Когда импульсы двух маятников совпадут, машина опустит нос и провалится вниз. Если резко взять на себя, парируя это движение, то сначала назад качнется фюзеляж, потом груз, каждый в своем собственном темпе. Когда все это хозяйство прекратит дергать машину в разные стороны, то она будет двигаться слишком медленно и может опуститься на землю. Все это означает, что когда я начал двигаться вперед для взлета, я совершенно не хотел останавливаться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});