Excommunicado (СИ) - Темида Ди

— Да, сеньор. Ожидает вас внутри. С нетерпением.

Я вздрагиваю, улавливая нажим на последних словах, и делаю крохотный шаг за Альваро, чтобы на всякий случай быть ближе. Разум, лихорадочно анализируя ситуацию и местность, пока никак не въезжает в происходящее, но теперь та самая опасность и уже привычный страх больше не отпускают.

— Чудесно, — настроение Рамиреса меняется слишком резко: в контрасте с тем, что было, это звучит так, будто он только что опробовал шикарное испанское вино.

Не дожидаясь никого, он отворяет массивную дверь фермы. Первыми проходят все его люди и возникший из ниоткуда Энтони, о котором я успела забыть. А затем Альваро, всё так же не обращая на меня взгляда, делает галантный жест ладонью:

— Дамы вперёд.

Я судорожно сглатываю и сцепляю пальцы, жалея, что оставила в машине сумку, в которую могла бы вонзиться, дабы успокоить расшалившиеся нервы. Сделав шаг, оказываюсь внутри и чувствую, как сзади в непозволительной близости следом встаёт Рамирес, затворяющий дверь на огромный замок. Кое-как собравшись, я прохожу дальше, чтобы избавиться от наваждения, но на смену ему приходит настолько нечеловеческий ужас, что я тут же закрываю ладонями рот, чтобы не закричать.

Тело начинает бить мелкой дрожью, и я не могу отвести взгляда от представшей картины… А Альваро, вновь сократив расстояние со спины, наклоняется и тихо проговаривает мне на ухо:

— Знаешь его?

Мне требуется время, чтобы проглотить вопль и хоть как-то совладать с голосом. Зрение, словно вышедшее из-под контроля, неотрывно вбирает в себя образ — привязанный к хлипкому деревянному стулу мужчина. Одежда на нём — тоже костюм, больше подходящий для офисного клерка среднего ранга, — разорвана во многих местах; лицо в кровоподтёках и синяках; один глаз заплыл полностью, а в затылке, судя по всему, зияет серьёзная рана, потому что на полу под сидящим уже разрослась немалая багряная лужа. И он всё ещё жив: дыхание прерывисто вперемешку со стонами боли.

Отняв ладони от губ, я прикрываю веки и почти не наполняю лёгкие кислородом, замирая.

— Н-нет… — наконец, невнятный писк выходит из напряжённых связок, и я снова приглядываюсь к несчастному. — Уверена, что нет.

— Теперь знаешь: перед тобой человек, которого я уличил в промышленном шпионаже, — абсолютно будничным тоном проговаривает Альваро и обходит меня, направляясь к нему. И затем бросает через плечо, снимая пиджак и отдавая его Энтони: — Как думаешь, где было допсоглашение с «Эксоном» всё это время?

Я знаю, что от меня не требуется ответ: всё и так встаёт на свои места. Неужели… Неужели дело было не в проверках и недоверии ко мне? Кто же этот человек, что посмел перейти дорогу Рамиресу и спрятать, выкрасть документ?

Смит неспешно отходит ко мне, вросшей в пол, тщательно уложив пиджак хозяина на предплечье, словно только что забрал без чехла из химчистки. И пока я с неуместной завороженностью наблюдаю, как Альваро медленно закатывает рукава тёмно-коричневой рубашки, а остальные обступают пойманного шпиона со всех сторон, Энтони тихо начинает:

— Его зовут Серхио. Он работал в финансовом отделе старшим специалистом. Камера поймала его на краже документов из юридического в тот день, когда тебе поручили иск.

— Но… Почему это… это… выяснилось только сейчас? — дрожащим тоном подбираю я глагол, остановившись на самом нейтральном.

Нашу беседу не слышно, и мы наверняка выглядим, как некоторые наблюдатели, просто забредшие на случайное мероприятие. Знать бы только наперёд, насколько жестоким оно будет…

Один из людей Рамиреса отвешивает Серхио мощную пощечину, на что тот снова скулит и сплёвывает зуб, который наверняка был выбит до, а после раскрывает ему веки пальцами, будто вынуждая смотреть на нависшего босса. Даже представлять не хочу, насколько больно тому глазу, что уже не видит из-за опухлости и фингала.

— Он пытался сбежать, и нашли его только на днях, — умиротворённо отвечает Энтони, и я поворачиваю к нему голову: на лице с тонкими чертами не двигается ни один мускул. По невозмутимости он уступает лишь Альваро, когда тот тоже хочет скрыть истинные эмоции, — у помощника же всё-таки заметна некая обречённость во взгляде, словно ему жаль привязанного.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но ведь… Должно же быть жаль?..

Чёрт возьми, неужели мы всерьёз собираемся что-то сделать с этим Серхио? Вот так, спокойно и безнаказанно?

Мне вновь становится очень страшно, но не из-за нагнетающей обстановки и обстоятельств, а теперь из-за обрушивающегося понимания, что и сама не чувствую сожаления.

Этот человек пытался помешать не только сбору материалов всего дела, но и, можно сказать, потенциальному выигрышу процесса. Он планировал выставить меня дурой, а «Сомбру» — в конечном счёте проигравшей. Пусть даже опосредованно.

Он хотел… опрокинуть самого Рамиреса.

И сейчас вновь украдкой взглянув на фигуру Альваро, я вдруг отчётливо осознаю, что если бы это всё случилось, дело было бы не только в моём задетом адвокатском самолюбии и эго… Не знаю, с каких пор — я с поражением признаю, что пропустила этот момент, — но теперь дело ещё в чём-то намного большем, нежели в том, чтобы всего лишь проглотить провал в суде.

Я не просто становлюсь частью мира Рамиреса, работая с ним… Чёрт возьми, я становлюсь похожей на него, и желание выяснить у связанного правду здесь и сейчас любыми путями это подтверждает.

— Как насчёт того, чтобы заговорить по-хорошему? — Рамирес прислоняется к сложенным рядом со стулом каким-то коробам, встав ко мне полубоком, и лёгким кивком что-то обозначает одному из своих палачей. Тот хватает шпиона за волосы, явно оттягивая край кожи у раны до непомерной боли: воздух прорезает истошный крик. — Здесь всё-таки присутствует леди, и мне не хотелось бы омрачать её настроение.

Остальные вокруг ухмыляются, а я инстинктивно передёргиваю плечами, что не ускользает от внимания Энтони. Наверное, он думает о том же, о чём и я, — всё это до жути напоминает мой допрос на складе, только в более жестокой и изощрённой форме. И что-то подсказывает, что исход для Серхио будет совершенно иным.

Я не могу оторвать взгляда от происходящего, не могу разобраться в бурлящих внутри противоречивых чувствах — с одной стороны, это чертовски бесчеловечно, но с другой… справедливо?.. Боже. Я по-настоящему схожу с ума, и виной тому — влияние Альваро. А может, я и вовсе растеряла остатки милосердия ещё тогда, когда открутила болты на машине мужа?..

На мгновение кажется, что Альваро отчётливо улавливает на себе моё внимание. И что точно — наказывает этого Серхио не из показушности. Мне не нужно ничего доказывать — я и так знаю, каким может быть Рамирес. И что больше всего меня уничтожает: желание узнавать его всё больше, глубже и лучше, даже благодаря таким ситуциям, уже полностью обрело внутри меня форму и осознанность. Несмотря на этот чёртов игнор и пренебрежение в течение дня. Несмотря на оплошность в виде поцелуя…

Я хочу рассмотреть в Альваро всё, и да… Я хочу свершения самосуда.

— На кого ты работаешь? — вопрос задаёт тот, что с кастетом, и видя неготовность Серхио ответить, незамедлительно награждает его ударом в челюсть.

Слышится препротивный хруст, и я снова вздрагиваю, как в дурмане, сделав небольшой шаг вперёд. Энтони предупреждающе кладет руку на моё плечо, но я стряхиваю её, лихорадочно переводя взгляд с мучителя на Серхио, а затем на мрачно ожидающего Рамиреса.

— Какие сведения ты успел передать? — продолжается выяснение, и снова летит кулак, который металлом впечатывается в живот.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Серхио сгибается пополам на стуле, насколько позволяет бечевка вокруг запястий, порезавшая кожу трением до мяса, и сплёвывает кровь вперемешку со слюной в лужу.

— Как давно ты крадёшь данные, ублюдок? Сколько тебе за это обещали? — орудующий кастетом и сам плюёт вдогонку, только на самого пленника, и прицеливается для нового удара, но тут сквозь отголоски хрипов боли Серхио раздаётся ледяной голос Альваро, дробящий пространство.