Великая Отечественная Война (1941–1945) - Николай Потапов

Гитлер. Это все наши паникеры поднимают ложный шум, запугивают меня и вас, Цейтцлер, чтобы мы сворачивали свои операции на востоке и отводили войска на запад, ближе к дому. Но из Сталинграда и с Кавказа я не уйду! Не уйду! А паникеров найти и расстрелять!..

Цейтцлер. Нет, мой фюрер, к сожалению, это не ложь паникеров, а горькая правда.

Гитлер. Кейтель! Сейчас же распорядись доставить сюда Манштейна!..

Цейтцлер. Мой фюрер, я предлагаю армию Паулюса из Сталинграда вывести во имя спасения войск.

Гитлер. Нет!..

Цейтцлер. Солдаты и офицеры там голодают, поели всех лошадей, кошек и собак, доставить им продовольствие мы не можем, все дороги перекрыты русскими, а возить продовольствие самолетами бессмысленно, русские истребители их сбивают. Моральное состояние наших войск низкое, многие солдаты и офицеры воевать не хотят, требуют вывести их из окружения.

Гитлер. Этого требуют трусы, паникеры! Их расстреливать надо! Расстреливать, а не вытирать им сопли, как младенцам! А что касается кошек и собак — это тоже мясо, и его можно есть. Пусть ловят кошек, собак и едят. В городе этих млекопитающих много. Пусть ловят и едят, если хотят жить!

Цейтцлер. Мой фюрер, русские планируют после уничтожения наших войск в Сталинграде обрушить все свои силы на Южный фронт и окружить все наши войска на востоке.

Гитлер. Цейтцлер, вы трус и паникер! Из Сталинграда и с Кавказа я не уйду! Ясно?! Не уйду!

Звонок телефона. Цейтцлер берет трубку.

Цейтцлер. Слушаю вас. Здесь. Передаю. Мой фюрер, вас просит к телефону начальник штаба 6-й армии из Сталинграда.

Гитлер недовольно берет трубку.

Гитлер. Я слушаю. Что?! Паулюс сдался в плен? Не верю, я не верю! Вы врете, сеете панику! (Бросает трубку.) Сообщил, Паулюс сдался в плен. О боже! Какой позор, какой позор! Как он мог сдаться большевикам? Какое малодушие! Если отказывают нервы, не остается ничего другого как сказать: «Я ничего не мог больше сделать», и застрелиться. Это же так просто сделать. А теперь он подал дурной пример… Я присвоил ему высшее воинское звание — фельдмаршал, в надежде, что это вдохновит его на дальнейшую борьбу с противником, а он поступил как жалкий трус! Позор! Я лишаю его звания фельдмаршала! Пусть умрет во вражеском плену рядовым солдатом, презираемый мною и германским народом.

Кейтель. Все верно, мой фюрер. Предателей не жалеют, а презирают. И все же, мой фюрер, в газетах, по радио о сдаче Паулюса в плен не сообщать. Пусть этот позор остается на его имени. Немецкие солдаты, которые мужественно сражались в Сталинграде до последней возможности, до последнего патрона, до последней капли крови, не заслуживают презрения народа. Поэтому я предлагаю сообщение в газетах, по радио сделать таким: «Сражение в Сталинграде закончено. До последнего вздоха верная своей присяге 6-я армия под образцовым командованием генерала-фельдмаршала Паулюса пала перед лицом превосходящих сил врага и неблагоприятных обстоятельств. Под флагом со свастикой, укрепленным на самой высокой руине Сталинграда, свершился последний бой. Генералы, офицеры и унтер-офицеры и рядовые солдаты сражались плечом к плечу до последнего патрона». Думаю, мой фюрер, так будет лучше, справедливее для тех, кто сражался в Сталинграде, и положительно будет воспринято немецким народом.

Гитлер. Ты думаешь, так будет лучше?

Кейтель. Да, мой фюрер, так будет лучше.

Гитлер. Защищаешь предателей?

Кейтель. Нет, мой фюрер. Во имя нашей дальнейшей победоносной войны, во имя стойкости морального духа немецкой армии…

Гитлер. Пусть будет так, если его плен принесет хоть какую-то пользу для нашей армии.

Цейтцлер, Кейтель растерянно уходят из кабинета. Гитлер остается один. Он тяжело опускается в кресло, обхватывает голову руками, тихо всхлипывает, вытирает слезы.

Немецкий дом. В комнате сидит Марта, читает письмо мужа, платком вытирает слезы. Входит Эльза.

Эльза. Марта, ты почему плачешь?

Марта. Читаю вот письмо Курта и плачу. Послушай, что он пишет: «Марта, ты жена немецкого офицера, и ты должна понять все, что я сейчас напишу. Ты должна знать правду. Правду об отчаянной борьбе в безнадежном положении. Холод, голод, грязь, сомнения, отчаяние, крах и смерть. Мы поели всех лошадей, кошек и собак в городе, и нас ждет теперь голодная смерть. Мы окружены русскими и снабжать нас продовольствием невозможно. По воздуху возить продовольствие тоже безнадежно. Русские истребители и зенитки самолеты сбивают. Те наши войска, которые шли нам на помощь, чтобы вывести из окружения, разбиты русскими и взяты в плен. Так что рухнули последние надежды. Сталинград — это ад на земле. Мы атакуем ежедневно. Если нам удается утром занять двадцать метров территории, то вечером русские отбрасывают нас обратно. Идут жестокие бои за каждый дом, каждый этаж, каждую улицу. Русские сражаются, как львы. Их нам не победить. Они защищают свой город, свои дома, свои квартиры, и мы для них грабители и поработители. Все население встало на защиту своего города. Они воюют целыми семьями. В боях участвуют и женщины, и даже дети. Таких людей нам не победить. Об этом страшно писать, но еще страшнее все это видеть. Живем мы в развалинах домов, в подвалах. Город сильно разрушен нашей авиацией и артиллерией. Условия, где мы иногда отдыхаем после боя, ужасны. Мы черны, как негры, не бриты, заросли грязью, нет воды и продовольствия. Положение наше отчаянное, моральное состояние солдат и офицеров ужасное, многие воевать не хотят, стремятся сдаться русским в плен. Но таких начальство выявляет и расстреливает перед строем как предателей и дезертиров. На родине, конечно, некоторые господа потирают руки, радуются, что сохранили свои посты. В газетах будут публиковать напыщенные статьи, окаймленные жирной черной рамкой. Нам будут воздавать честь и хвалу, называть героями. Но не верь этой проклятой болтовне. В том, что случилось с нами, с нашей армией, с нашей страной… виноват Гитлер. Мы поверили этому сумасбродному, сумасшедшему правителю и пошли за ним на войну с Россией. Я не отрицаю и своей вины за все это. Хотя моя вина малая, но она есть. Я не собираюсь укрываться от ответственности и именно поэтому лишь своей собственной жизнью покрою эту вину. Прощай, моя любимая Марта. Целую. Твой Курт». Прощай, Курт. (Плачет.)

Эльза. Не плачь, Марта, раньше времени. Может, ему повезет, и он останется жив.

Марта. Они умирают с голоду!.. Поели всех лошадей, кошек и собак… Боже мой, какой позор! Кошек и собак… А он так любил отбивные из телятины с соусом! Так любил сосиски с пивом! А тут — кошки и собаки… Ужас! А за что им такое наказание? За что такая судьба? О чем думают наши правители?

Эльза. Твой пока жив, Марта… А моего Ганса уже нет.

Марта. Как нет?

Эльза. Я получила извещение — он убит в бою на Эльбрусе.

Марта. Но ведь он получил за Эльбрус Железный крест?

Эльза. Да, получил. А теперь вот этот Железный крест прислали мне на память. Вместо мужа — Железный крест. (Плачет.) Вместо Ганса — Железный крест… Что я буду с ним делать? Вместо мужа класть себе в постель, обнимать его, гладить, целовать? О Господи! Прости меня, грешную, и накажи тех, кто послал наших мужей погибать в далекую Россию. Это все шизофреник Гитлер. Ему было мало Германии, хотел завоевать весь мир! А зачем мне нужен весь мир? Мне нужен был только один Ганс. Один Ганс и больше никто…

Марта. Но у нас в стране многие поддерживали и одобряли поход армии на восток, на Россию…

Эльза. Были такие.

Марта. Были-были, и не мало. Хотели получить в России плодородные земли, построить там свои дачи и жить богато, заставляя русских работать на этих дачах…

Эльза. Знаю-знаю, многие мечтали об этом. И даже места себе выбирали и смотреть ездили…

Марта. Какие все-таки мы глупые! Поверили в быструю и легкую победу, за два-три месяца одолеть Россию, а осенью уже собирались ехать туда выбирать себе дачные места…

Эльза. Да-да. Моя соседка радовалась, когда наши войска легко и быстро двигались на восток, и уже мечтала поехать в Москву, посмотреть на Красную площадь, на Кремль, где сидели и правили такой дикой богатой страной эти странные коварные правители.

Марта. А теперь поедут туда смотреть на могилы своих мужей, отцов, детей, которые закончили там свой победный поход.

Эльза. Поедут, если пустят их туда русские правители.