Литературный театр - Л. Зиман

Лина. Ведро помой,

Игорь. Решето с шелухой.

Нина. Пуд варёной картошки,

Игорь. Миску окрошки.

Лина. Полсотни гнилых огурцов,

Остатки рубцов,

Горшок вчерашней каши

Нина. И жбан простокваши.

Таня.  Бедняжка!

Как вам, должно быть, тяжко…

Обратитесь к доктору Фан-дер-Флиту (Смех.)

Игорь. Чтоб прописал вам капли для аппетиту.

Пауза.

Давайте сочинять сказку! Нина самая маленькая, пусть начнёт. Потом Танюша, потом Лина. А уж хвостик я приделаю.

Девочки (перебивая друг друга). Хитрый какой! Хвостик всякий досказать может. А ты начни. И чтоб «без некоторого царства» и без «жили-были». Чтоб совсем, совсем не по книжкам! Начинай!

Игорь. Умницы такие, вечно вас, девочек, в пример ставят, а не могут без мужчины сказку начать…

Нина. А вот и можем! Извините, пожалуйста… (Расправила юбку колокольчиком, села.) Вот. В парке жила крошечная фея. Повелевала над всеми козявками, не позволяла воробьям драться и заказывала соловьям соловьиные концерты (Музыка.) Вот. Постойте, я по порядку. Спала она в гроте, в паутином гамачке, на жасминной перине. А ночью, когда температура опускалась, прилетали мохнатые шмели и осторожно на неё дышали, чтоб ей было тепло. Да. Утром она просыпалась…

Игорь. Пила кофе…

Нина. Пожалуйста, без глупостей. Вовсе не кофе, а росу с мёдом в лиловом колокольчике. Чёрный блестящий жук гудел у входа. Она садилась на жука, будто в автомобиль, объезжала весь парк и делала замечания. Почему акация не распускается? Стыдно, давно пора! Почему две букашки былинку в разные стороны тащат? Двадцать раз надо показывать!

Таня. Да это не фея, а ажан какой-то… полицейский.

Нина. Ничего не ажан. Всё приведёт в порядок и спустится под грот. Опять сырость! Эй, жук! Прикажи всем козявкам посыпать пол толчёным древесным углём… Паутину смести. Вот. А потом она пошла по дорожке и приказала улитке уползти в траву. «Тут люди после обеда гуляют и могут тебе сломать спину. Или курица тебя склюёт. Ты моя подданная, и я должна о тебе заботиться». Улитка сделала реверанс и уползла. А фея села на камень и подняла пятку. Опять чулок о колючки разорвался. Сняла она с дерева паутинку, заштопала дырку и задумалась.

Все. А дальше?

Нина. Дальше я не знаю.

Таня. Теперь я. Фея подняла голову: что это у ворот за грохот? Прекрасно! Всё человеческое семейство уезжает на вокзал. Наконец-то она проберётся в большой дом. Слетела она вниз…

Лина. Слетела… Разве у фей бывают крылья?

Нина. Она же потому на стрекозах и жуках катается, что сама не летает.

Таня. А моя – летает. Я же тебе не мешала, когда твоя фея чулки штопала. Прыгнула фея с подоконника на ковёр: вазы, картины, на столе игрушки. Совсем не интересно! И вдруг видит на диване… Что бы вы думали? Детские книжки. «Снегурочка», «Принц и нищий».

Лина. «Снежная королева»!

Игорь. «Робинзон Крузо»! (Подумав.) Разве фея читать умеет?

Таня. И уметь ей не надо. По складам ей учиться, что ли, по-твоему? Фея и значит фея. Читает и читает… В парке все птицы и бабочки взволновались: куда фея девалась? Не дождик ли сквозь решётку на мельницу унёс? И вдруг воробей один к окну подлетел и запищал: «Здесь! Книжки читает!» Все подлетели к окнам и стали тихонько царапаться и пищать: «Фея! Иди к нам! Нам без тебя скучно…» А она всё читает и читает…

Все. А дальше?

Таня. Дальше пусть Лина. Разве я мало рассказала?

Лина. И вдруг фея оглушительно зевнула… Что это я вокруг себя книжную лавку разложила? Кот, заведи граммофон! – У меня не хватает сил, – говорит кот. – Ну, так позови большую собаку. – Я с ней в ссоре. – Без разговоров! – Фея топнула ножкой, и кот привёл собаку, а собака завела пружину. И фея стала плясать на полированном столе и пела:

Листья в парке пляшут-пляшут,

Ветер щёки надувает…

В лакированном столе отражались гибкие локотки, плечики и развевающееся платьице. Из тёмных рам наклонились над столом старые носатые портреты и зашипели: «Ижумительно!» И вдруг…

Игорь. И вдруг…

Лина. … граммофон захрипел и остановился (пауза). Но фея одним прыжком перелетела на открытый рояль и продолжала свой пленительный танец на клавишах…

Таня. Сама себе аккомпанировала? Пятками?

Лина. Да!.. Вот опять перебила, и я не знаю, что дальше…

Игорь (вскакивая.) Я знаю! У ворот замка затрубили рога. Принц вернулся с охоты. Раскрасневшийся, весёлый, спрыгнул с коня. Кто там играет в тишине сумрачного зала? Фея! Потом он попросил доктора приготовить такие капли, чтобы день за днём рост маленькой феи увеличивался. «Я вас озолочу с головы до ног!»

Нина (перебивая). Ай! Они поженились! И принц… это был ты… Угадала, угадала!

Все. Это был ты!

Эпилог

На сцене От автора и От театра. Звучит музыка.

От автора.

Я у окна беседовал с детьми.

Похожий на пажа серьёзный мальчик

Мне протянул игрушечный магнит –

На нём гирляндою булавки трепыхались…

«Притягивает…» – объяснил он тихо…

Другой принёс мне чучело чижа:

«Он был живой?» – Я подтвердил: «Ещё бы!»

К руке моей прижавшись вдруг плечом,

Сказала девочка с японскими глазами:

«Ко всем приехали, а мамы нет как нет» … –

«Испортился, должно быть, паровозик». –

«Ты думаешь?» Когда ж она приедет?» –

 «Сегодня к ужину». – Девица расцвела.

От театра. Дом, который Саша Чёрный купил в Ля-Фавьере, среди дачек с русскими жильцами, был просто сарай под почерневшей черепицей. В очень жаркий августовский день он вышел из дому и услышал крик: «Пожар!» На горке от брошенного окурка запылали кусты вереска. Загорелась молодая сосна. Он бросился на помощь. Огонь погасили. Вернувшись домой, поэт почувствовал боль в сердце. Через полчаса припадок повторился. Когда прибежала фельдшерица, было уже поздно.

Траурная музыка.

9 августа в Париже, в Русской православной церкви, отец Яков Смирнов отслужил панихиду по ушедшему. Пел хор, храм был полон молящимися. Саше Чёрному было тогда 52 года.

От автора. 

 Читатель, друг! Быть может, в суете,

В потоке дней, в заботах бесконечных,

Не вспомнил ты о тех, кто кротко ждёт,

Кто о себе не вымолвит ни слова.

И что сказать? Дом этот общий – наш,

В нём русская надежда зацветает.

…………………………………………..

Во имя русских маленьких детей

Я пред тобой снимаю молча шляпу.

Появляется Хоровод.

Добрый вечер, сад-сад!

Все берёзки спят-спят,

И мы тоже спать пойдём,

Только песенку споём.

Толстый серый слон-слон

Видел страшный сон-сон,

Как мышонок у реки

Разорвал его в клочки.

Застывают.

От театра. Вряд ли в русской зарубежной литературе тех давних времён был хоть один поэт, который с такой лирической силой выразил бы мучительное чувство эмигрантского сиротства на чужбине… у него в то время осталось последнее прибежище – дети. (Корней Чуковский).

Хоровод «оживает».

А девочкам, дин-дон,

Пусть приснится сон-сон,

Полный красненьких цветков

И зелёненьких жучков!

До свиданья, сад-сад!

Все берёзки спят-спят…

И нам тоже спать пора –

До утра!

«Сжить себя в людской беде…»

(по произведениям Ильи Габая)

Использованы песни Юлия Кима; Ады Якушевой;

Юрия Визбора, Юрия Ряшенцева и Владимира Красновского,