Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души - Алексей Бердников

Подкопы всюду под меня ведут.

И сплетни, сплетни -- с каждым днем все гаже -

Меня пятнают. Ты, Ирина, в саже!

* * *

18 ноября 1943

Павлуша! Как ты на руку нескор!

Все медлишь отвечать, томишь молчаньем!

Прошло немало времени с тех пор,

Когда ты нас обрадовал посланьем -

А мы все с ящика не сводим взор -

Все ждем. Все ждем. Что делать с обещаньем

Писать, пусть даже занят, пару слов,?

"Ужасно занят" -- или: "Жив. Здоров".

Но этих-то двух слов и нет. Их нету!

И беспрестанно в пустоту трубя,

И чувствуем, и знаем мы, что это,

Должно быть, не зависит от тебя.

Но хочется двух слов, а без ответа

Хоть в двух словах -- нам будет жаль себя.

Поэтому надеемся и снова

Расчитываем на письмо в два слова.

Твоей сестре кухмейстером служить

Теперь приходится (впервые!), ибо

Стараюсь родной маме услужить,

И, заради кухарского пошиба,

Я начала эпитеты сносить

Что "некрасивая" я и что "рыба".

Но больше обвинений никаких

Не слышу от соседушек моих.

* * *

29 ноября 1942

От братьев писем нет. Ужель убиты?

Нет никого в живых. Одна! Одна!

Нет больше Ники. Нет -- и хоть кричи ты!

Смотрю его портрет. Волос волна,

Открытый нежный взгляд. О, не молчи ты!

Он жив! Он жив! Я снова им полна.

Павлушу жаль безумно. Не хотелось

Ему... но, видимо, пришлось... так делось.

Писал тогда же, что уходит в бой,

Добавив, что "гадалки врут, должно быть".

Несчастные, не можем быть собой -

И нас толкают, как слепых, чтоб гробыть.

Нутро твое кричит наперебой,

Но ты насилуешь себя -- що робыть?

Нет личности -- остался имярек

И раб условий, а не человек.

Спать нераздетым. Жить в земле под прахом

И наблюдать страданья, кровь и смерть

С гадливым ужасом и смертным страхом.

Не мочь в земной траве себя простерть

И кольчатым червям и хрупким птахам

Завидовать мучительно. Не твердь

Небесную, не глаз сиянье видеть,

А ненависть одну и ненавидеть.

* * *

9 декабря 1943

Павлуша, милый! Что же ты молчишь?

Какой же ты, наш мальчик, терпеливый!

А мы внимаем всякой ночью тишь,

Глаз не смыкая в муке боязливой,

Не спим, все думаем -- как ты гостишь,

Как можешь там, где ты гостишь. Счастливый!

Пиши. Мы ждем. Мы ждем. И будем ждать.

Сестра Ирина. И старушка мать.

* * *

12 декабря 1943

Тоска! Тоска в душе! Кругом нас горе.

Жизнь серая. Ни в чем просвета нет.

Ужели Ника не придет -- ни вскоре,

Ни вкоротке. Ни через сколько лет.

Не будет никогда. На зимнем море,

На Севере, в лесу -- в шинель одет -

Лежит. Над ним насыпана могила.

В ней все, чем я жила, что я любила.

Никто его очей не закрывал,

Не целовал последним целованьем

Его уста. Вдали от всех! Он знал!

Проклятие мое впивал сознаньем.

Я говорила: Ты, что растоптал

Мне счастие, окончишь жизнь изгнаньем.

Попросишь помощи -- но не спасут,

И будешь звать в тоске -- и не придут.

И не пришли и не спасли. Зарыли.

Где Саша? Где Павлуша? Умерли.

Их разнесло на части. Разве были?

Нет. Не были. Не жили. Не могли.

Страдали, да. И зло переносили.

А жизни не было. Теперь в земли.

Там осознали истину простую.

Я не желаю знать! Я протестую!

Хочу, чтоб были живы! Я хочу,

Чтобы они вернулись! Чтоб их лица

Я видела веселыми. Кричу:

Ужели я одна из них жилица!

Ужели из Жидковых повлачу

Одна существованье! Нет! Не длиться

Ему! Не теплиться! Не снесть все зло -

Моих родных на части разнесло.

Мы не живем -- мы только длим сознанье,

На ящик смотрим с жалобой мольбы,

В нем -- пустота, без грамма основанья.

Не верим ей! Мы, жалкие рабы

Привычки, спорим, мы ведем дознанье,

О пустоту раскалываем лбы!

Нет писем! Нет родных. Ушли. Без срока.

Без просьб. Без жалобы. Одни. Жестоко.

Кому исплачу сердце я свое,

Кто мне вернет утраченное с ними.

Сгибло, потеряно счастье мое -

Мы пели с ним когда-то молодыми,

Счастливыми. И счастье все мое

В нем было. Я его любила. С ним и

Ушла за реки в дальние края

Любовь моя и молодость моя.

* * *

16 декабря 1943

Лежу больная гриппом. В доме хаос,

И так же вывернуто все в душе.

Мое письмо два месяца шаталось,

Вернулось с записью в карандаше -

Взглянула -- и сейчас же сердце сжалось.

Ну так и есть -- знакомое клише,

И почерк, точно детский, кругл и честен -

"Адресат выбыл. Адрес не известен".

Куда мог выбыть человек в бою?

Все ясно, если он еще, к тому же,

Два месяца не пишет. Узнаю

Мою судьбу! Как по убитом муже!

Но кто-то жив остался там в строю

Чтоб написать родным возможно уже,

Как именно он выбыл. Странный полк!

Нет человека нас навесть на толк.

Павлуша! Бедный брат мой! Где, Жидкове!

"Врут все гадания ворожеих" -

Тебя мне никогда не видеть внове,

Я чувствую -- тебя уж нет в живых.

Одна, одна. Без близких мне по крови.

Мой муж убит. И братьев нет моих.

А рядом мать с душою полной веры

И гордости -- ведь "дети-инженеры"!

* * *

17 декабря 1943

Какой тяжелый год переживать

Приходится семье. Семья? Но где же.

Семьи осталось только я да мать.

Павлуша в октябре погиб. В Днепре же,

На части разлетелся. Труп лежать

Остался. На войне -- как на войне же.

Любовь, страданья, знания, тоска -

Всосались в одурь белого песка.

Уехал, выбыл. "Адрес неизвестен".

Да нет, известен. Вечность и земля.

Убили. То есть миг настал. Торжестен

Для убиваемого, лестен для

Начальства и родных. Весьма уместен,

Необходим. Для тех, кто румпеля

Пасет и кто, как "дети-инженеры",

Сидит на веслах по бортам галеры.

"Ирина, не хочу я умирать".

Но умереть велят. Отдай игрушку.

И нет суда виновных покарать.

Да их и не к чему вязать на пушку,

Раз человека не переиграть.

Списался с корабля. Ушел в усушку.

И словно так сложилося само -

Назад приходит за письмом письмо.

И Родина моя -- большая лодка,

Плывущая от раннего толчка

В зыбях и снах морского околотка

С гребцами, выдохшимись с волочка,

Идет не валко и не споро -- ходко.

Гребцы гребут, вздымаемы с ничка

Тяжелым дышлом весел, сон их цепок,

Как чистое позвякиванье цепок.

Их сон певуч. Во сне они поют

О жизни сытой. О любви победной.

Но тоны их соврать им не дают.

И радостные всхлипы песни бедной

Смокают, отмолкают, отстают,

Слиясь в воде с луною захребетной,

Якшаясь с ней под перебор лопат,

Уключин скрип и дыхов перепад.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Фуга

сонетная корона

fuga, f

1) Бегство, побег, darsi alla -- бежать, обратиться в бегство,

2) течь, утечка, просачивание,

3) di stanze -- анфилада комнат,

4) муз. фуга.

-- словарь Герье

Мать сердцем некогда воссокрушася,

И духом бысть восхищена она,

И сызнове земли возвращена,

И много мучася и возглашася.

И дщери и родителей лишася,

Престаша быть и мужняя жена,

Ослабля зреньем, в мыслех не верна,

Почти вполне с ума она свишася.

Была веселой -- ей не помогло,

И, грусти велией в себе стыжася,

Она укрыла голову в крыло.

И мало с принятым соображася,

И духом перепадаше зело,

И царство Божие ей близлежася.

Мать сердцем некогда воссокрушася, -

А был июнь, шел год сороковой, -

Отцу сказала: Паша, Бог с тобой,

Ты мало носишь, шибко отрешася. -

А он, улыбкою вооружася,

Терпливый, словно Иисус живой,

Ответствовал ей: Оля, не в разбой -

Сколь мало ни ношу, все йму тружася.

Конешно, не совру -- йму ни рожна

В сравненье с теми, хто ворует паки,

Но в воры не хочу итить, жена! -

Она ж, сердясь, ворчала: Эки враки!

Ин в ворех воры числятся не всяки! -

Но духом бысть зело восхищена.

И духом бысть восхищена она,

Болезни вследствие, -- и корью юже

Зовут и страстятся и млеют дюже, -

Посереде небесного гумна,

И муж -- не тот, когоежде жена, -

Предстал ей в ризах убеляе стужи

И рек, знакомство с нею обнаружа,

Рыкая словеса, что громена:

Послушай, непутевая жена!

Колико будешь потыкать на татьбы! -

-- Какие татьбы? -- рекла смущена.

-- Обнаковенные! Вот то хоть взять бы,

Что ты ему тростишь от самой свадьбы,

Что у него зряплата немочна! -

-- Так у него она и немочна! -

Ответствовала женщина упрямо. -

Но мы живем на ту зряплату прямо,

Но очень плохо тянется она!

У Павла же семья отягщена

И в обстоятельствах: сестра да мама,

Да сын, да я, бездельная, -- ну, камо

Же выбраться с ращепого бревна!

А тут еще слегла я, простужася.

(Была, не ведая, что скорбь есть корь.)

Почто ты мне послал такую хворь?

Как мне ходить, поноской нагружася?

Нет, эта жизь нам вовсе невоборь! -