Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после - Эдуард Лукоянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ОНА. Люди думают, что если им удалось избежать опасности, то они победили. На самом деле, как только что-то появляется, оно уже приговорено. Вот, допустим, плод. Внутри него рано или поздно заводится червяк. Он съедает некоторую часть мякоти. Вы хотите убить червяка, извлекаете его с помощью того же ножа. И тем самым уничтожаете плод. Так что приговор можно отсрочить, но отменить его невозможно.
К этому моменту слушатели разделились на тех, кто все понимает, и на тех, кто не понимает ровным счетом ничего из того, что хрипит Дудинский. С ужасом я осознал, что отношусь ко вторым, в то время как первые внимательно слушали и даже умудрялись смеяться в местах, которые, видимо, должны были смешить. Я же чувствовал, как голова моя стремительно пустеет и чья-то невидимая рука набивает ее медицинской ватой или скомканным экземпляром газеты «Известия». Стараясь не производить звуков, я стал наливать себе вино – стакан за стаканом, чтобы тут же этот стакан опрокидывать и наливать новый. Удовольствия от этого я не получал никакого, даже не чувствовал винный вкус, но мне показалось, будто самое разумное, что можно делать в ситуации, в которой я очутился, – пить, чтобы протрезветь, чтобы вытащить из головы этот ватный шар, вложенный чтением Дудинского. Он же все не прекращал, продолжая размеренно хрипеть.
Игорь Ильич так увлекся собственным произведением, что не заметил, как задевает ногой провод от освещавшей его белой лампы. Она зловеще наклонялась, обещая в любую секунду обрушиться на гипсовую голову чтеца. К моему удивлению, никто не замечал этого обстоятельства, и вполне возможно, что если кто-то все-таки замечал, то втайне надеялся, что это происшествие случится, привнеся в эрзац южинских вечеров необходимый элемент кровожадной мистики.
Через полчаса слушатели все же начали перешептываться о чем-то своем. Игорь Ильич возмущается, совершенно недовольный гостями, но сипит своим ртом дальше:
– Она. Если зайти в интернет, то можно обнаружить некие контуры и очертания прошлого и настоящего, которые не имеют никакого значения. Народ смирился со своей участью, но делает вид, что ему чего-то не хватает. – Дудинский прервался: – Если вам неинтересно, я вас мучить не буду. Если кому надо, я пришлю текст, сами почитаете.
– Читай-читай, – сказал музыкант Вороновский. – Читай.
– Читай, – подтвердил Сергей Пахомов.
Уговоры, надо заметить, подействовали.
ОНА. С человечеством вообще давно пора завязывать. Мы еще поздно подключились к сворачиванию проекта. Надо было тогда, когда фаворский свет впервые получили с помощью электричества.
ЭТО. Способ избежать смерти простой. Когда она за кем-то приходит, нужно начать рассказывать ей о своих творческих планах. Постарайтесь доказать ей свою гениальность и незаменимость. Объясните, что если вы что-то не сделаете, то вообще настанет конец всему и вся. И чем убедительнее окажутся ваши доводы, тем выше шансы на отсрочку приговора. И так может повторяться сколько угодно раз. Смерть – особа понимающая и гуманная. Она ни за что не решится помешать талантливому человеку завершить начатое. Но увы – для сегодняшнего поколения отважиться на такой диалог не под силу.
ОНО. А Это – самая гуманная религия. С ее помощью мы подарим миллиардам заблудших душ возможность избежать апокалипсиса и вместо ада с его нечеловеческими мучениями оказаться в небытии.
ОНА. Сами виноваты. А то всех достали бесконечными абортами и отходами своей жизнедеятельности. Сами себя утопили в собственном говне.
ОН. Ну вот, вызывают черт знает куда. Просят минут пятнадцать постоять на коленях.
ОНО. Перед чем? Или перед кем?
ОН. Откуда я знаю. Наверняка каких-то очередных монстров раскручивают. Придется тащиться на край географии. Ради чего? Наверное, внедряют новый всеобщий ритуал, черт бы их побрал. Смена курса. И ведь ничего не возразишь. Вы как? Готовы?
– Давайте перерыв на антракт сделаем, выпьем, покурим, – сказал Дудинский, дав понять, что это далеко не конец.
(Час спустя.)
ЭТО. Согласно религии Это, все, что может быть уничтожено, не существует. И наоборот. Существует только то, что неуничтожимо. Вот мы, например.
ОНО. Нам бы еще освободиться из-под диктатуры вертикали. Впрочем, я вам ничего не говорил.
ОН. Когда-то давно, в далеком детстве, меня круто подставили. Мне предстояла дуэль на волшебных палочках с одним дебилом. Он мне смертельно завидовал, потому что сам ничего не мог. И не нашел ничего умнее, как тайком подменить мою волшебную палочку на обыкновенную дирижерскую. Я был уверен, что уничтожу его с первого взмаха. Но когда сражение началось, я понял, что мне придется рассчитывать исключительно на свои внутренние силы. Я сосредоточился, мгновенно отыскал в своем сердце тайный огонь, раздул его и направил пламя в сторону ненавистного ублюдка. Он сгорел, как комар под струей напалма. С тех пор для меня все изменилось. Я выбрал свой путь.
ОНА. Что может быть прекраснее вот таких воспоминаний. Ладно. Нам пора. Встали, собрались. Давно мы не пели хором. Вспомним студенческие времена.
– Вставайте, петь будем, – прохрипел Игорь Ильич, и все действительно встали. Заиграла гимнообразная, едва ли не соцреалистическая музыка, гости принялись петь и подпевать, читая текст, появившийся на экране за спиной Дудинского. Да и сам он поднялся со стула, чтобы активнее участвовать в этом бесноватом караоке:
Мы все подошвы истопчем,
блуждая в поисках Тьмы.
Мы жрать хотим, но не ропщем —
отвязные дети войны.
Божья гвардия – черти.
Веером – от груди.
Интеллектуалы смерти,
ледовых утопий вожди.
Мы весь небосвод обрушили,
отняли у солнца лучи,
и наши эфирные души
ищут друг друга в ночи.
Зачем мы затеяли Это?
Зачем презрели комфорт?
Да просто чтоб не было Света —
чтоб все было наоборот.
Наш космос – прицел автомата.
Загадочна наша цель.
Мы – зомби, пока из ада
не будет выпущен Зверь.
* * *
На встречу с Божьей гвардией Игорь Ильич Дудинский отправился поздно вечером 11 июня 2022 года, полчаса не дожив до полуночи. Дудинскому было семьдесят пять лет – прожил он не так уж и долго по современным меркам, но целую вечность для человека, выбравшего гедонистический образ жизни. В последние годы алкоголь, конечно, сильно подорвал его здоровье,