Крутые повороты - Александр Борин

Ах, как просто было бы сказать: бездумность эта — следствие лишь плохой воспитательной работы. Если бы в ПТУ, где учится Незамутдинов, в техникуме, где занимается Куваев, хорошо были налажены учеба и досуг, никакой беды не произошло бы.

Да нет, не получается. Я проверял: в этих учебных заведениях работа поставлена отменно.

План культмассовых мероприятий ПТУ № 49 может соперничать с программой лучших Домов культуры. Раз в месяц устраиваются филармонические концерты. Приезжают гастролеры из Москвы. Пела Эдита Пьеха. Вахтанговцы показали отрывки из спектакля «Конармия». В училище создан молодежный театр, своими силами поставили спектакль «Болдинская осень». Приобретена дискотека «Россия», раз в неделю — концерт…

В железнодорожном техникуме тоже жизнь бьет ключом. Проводится неделя профессии, к студентам приезжают специалисты, герои и ветераны труда. Разработан торжественный церемониал посвящения в профессию. Организуются экскурсии на железную дорогу. Даже своя собственная светомузыка создана в кабинете электротехники…

И нельзя сказать, что парни эти ничем не занимаются. Почему? Занимаются, вполне. Активно и старательно. А вечером, на досуге, собираются они втроем и отправляются покататься на поездах и «фомкой» взламывают вагоны.

Такое впечатление, будто два совершенно разных человека живут в каждом из них. Один — неплохо учится, разбирается в сложной электронике, грамоты на смотрах получает. А другого — словно ветром несет по жизни, без руля и без ветрил.

Детство? Легкомыслие? Запоздалая инфантильность? Стащить шоколадку в семнадцать лет и позабавиться украденным противогазом… Да, наверное. Но ведь инфантильность эта из чего-то все-таки вырастает, не на пустом месте берется.

Мне казалось: особенно тяжело всем троим было говорить со мной о своих родителях. Сидя на скамье подсудимых, они видели их в зале: осунувшихся, постаревших, с глазами, полными слез… «Да, помотал я им нервы», — тихо признается Незамутдинов и смотрит в пол. Куваев объясняет тоскливо: «Отец понять сперва не мог, что произошло. Какие, говорит, светофоры?» Даже бравый Масленников при упоминании о матери надолго умолкает и отводит взгляд.

Родителям пришлось возместить ущерб, причиненный их сыновьями. Незамутдиновы заплатили 521 рубль, Куваевы — 405 рублей, мать Масленникова — 418.

Спрашиваю у ребят:

— Знаете, сколько внесли ваши родители?

— Что?

— Сколько заплатили они за вас?

Переглядываются. Смущенно улыбаются. Плечами пожимают… Что заплатили — знают. А вот сколько — сказать точно не могут. Слышали, конечно, да забыли. Не задержалось в памяти.

Инфантильность опять? Дело только в том, что не сами они, не своим собственным трудом заработали эти деньги?

Но почему же инфантильность эта чаще всего проявляется не тогда, когда надо мозгами пошевелить — ишь какие сложные приборы в радиокружке создают! — а когда требуются от них душа, сердце, усилие не мысли, а чувства? Бездуховность — вот, быть может, главная причина и первый источник их бездумности.

«Правильные слова мы слышим каждый день, — вздыхая, сказал мне Сергей Куваев, — но почему-то очень быстро они забываются».

А не потому ли забываются, что при пустой душе и молчащих чувствах все эти очень хорошие, правильные слова — только так, посторонний шум, голая абстракция?

Нет, не виноваты создатели яркой картины «Экипаж» в том, что трое парней увидели на экране только мелькающие разноцветные узоры и не разглядели подвига, мужества и высокого благородства героев фильма. Подвиг и благородство для них, троих, тоже, увы, остались абстракцией.

Но как же все-таки к ним пробиться? Как взломать тугую скорлупу их пассивности и равнодушия? Какой колокол, какой набат их разбудит? А может, кроме фильма «Экипаж», нужны еще и другие ленты: о том, скажем, как трое нормальных, незлых, достаточно развитых молодых людей, не задумываясь, отправляются калечить железнодорожные светофоры, обрекая на гибель пассажиров мирного поезда? Нужны книги, статьи, брошюры, исследующие все корни и все причины опасной и далеко идущей бездумности?

Ведь бездумность, «короткий ум» в семнадцать лет — это, наверное, зачатки и зерна откровенного цинизма, безразличия и безответственности, которые — не переменись эти люди — могут, чего доброго, обнаружиться в них, когда каждому из них стукнет уже и двадцать, и тридцать, и сорок…

«Наедине с самим собой» — называется эта глава. Ох, какое же это трудное и ответственное испытание! На людях, под аплодисменты и героем человек легче становится, и реже совершает дурные, неблаговидные поступки. Но ведь несем-то мы в мир, на люди, именно то, к чему пришли, в конце концов, и что приобрели, оставшись наедине с собой…»

Отступление лирическое

Личные счеты

Из стенограммы научно-теоретической конференции математиков-кибернетиков:

— …Машина может быть умнее человека. Однако нравственность — категория сугубо человеческая.

— А нельзя разве запрограммировать машину на нравственное поведение?

— Можно. Только это будет уже не человеческая, а машинная нравственность.

— Подумаешь! Разве не знаем мы живых людей, обладающих такой, исключительно «машинной», нравственностью? (Смех в зале.)

Улица большого города. Многоэтажное здание. Вывеска у подъезда: «Областной политехнический институт».

В нескольких шагах от подъезда на корточках сидит молодой мужчина и внимательно шарит взглядом по сырым плитам тротуара.

Из института вышла девушка лет двадцати трех, стриженная коротко, под мальчика. Вид сидящего на корточках мужчины ее явно озадачил. Она остановилась и, чуть помедлив, спросила:

— Что-нибудь потеряли?

— Потерял, — подняв голову, сказал мужчина.

— Важную вещь? — спросила девушка.

— Нет, — сказал мужчина. — Пятак.

— Пятак? — девушка рассмеялась, открыла сумку и протянула ему монету. Вот, пожалуйста… Не огорчайтесь…

Но мужчина не поднялся с корточек и не взял монету.

— Это не интересно, — сказал он.

— Но вам же нужен пятак, — сказала девушка.

Он снисходительно посмотрел на нее.

— Мне совсем не нужен пятак, — объяснил он. — Мне нужно найти то что я потерял… Неужели не понятно?

— Как интересно! — сказала девушка.

И вот уже они вместе искали на асфальте потерянный пятак.

— У вас нет мела? — неожиданно спросил мужчина.

— Нет, — с сожалением сказала девушка.

Жаль… Расчертили б на квадраты… Легче искать…

— Я нашла, — радостно воскликнула девушка.

Она стояла, и в ладони у нее при свете уличного фонаря весело поблескивала монета.

— Отлично, — сказал мужчина. — Теперь мы должны… с толком его истратить.

— Пятак? — изумилась девушка.

— С толком можно истратить даже одну копейку, — снисходительно объяснил мужчина.

— Как интересно! — опять сказала девушка.

…Они стояли у табачного киоска.

Мужчина опускал в сумку девушки пять коробков спичек.

— Домашние очень обрадуются, — со знанием дела сказал он. — Дома всегда почему-то не хватает спичек…

Девушка смотрела на мужчину с любопытством, почти восхищенно.

Профессор Павел Романович Григорьев был у себя дома. Он сидел в кресле и разговаривал по телефону.

— Ленинград?» — спросил он. — Это институт «Проектавтоматика»? Добрый день, Григорьев из Туранска… — Видимо, в ответ на чье-то приветствие он улыбнулся. — Конечно, узнал… А как же! Можно Сидора Михайловича? Спасибо, подожду.

Здесь же, в кабинете Григорьева, находился и тот, знакомый уже нам, мужчина, который искал на асфальте потерянный пятак.

Пока звали к телефону Сидора Михайловича, Григорьев пробежал лежащую перед ним бумагу.

— А как Никитинский? — прикрыв рукой трубку, спросил он.

— Старик давно «за», — объяснил мужчина. — Если вы одобрите…

— Уже одобрил, — сказал Григорьев и отложил бумагу. — Да, да, жду. — Спасибо, — проговорил он в трубку. — А это что? — Перед ним лежал следующий документ.

— Предложения к семинарским занятиям, — сказал мужчина. И потом, Павел Романович… Надо же кончать наконец… В отделе информации хаос и запустение!..

— Совершенно с вами согласен, — Григорьев услышал голос в трубке и широко улыбнулся. — Сидор Михайлович! Добрый день, мой дорогой!.. Ничего, по-стариковски… Я получил ваш план, — Григорьев придвинул к себе еще одну бумагу. — На симпозиум приеду и французов встречу… Что? — он послушал далекого собеседника. — Чей аспирант?.. Тихона Тихоновича?.. Хорошо, буду оппонентом. Договорились… Но не бескорыстно… Не бескорыстно, говорю… Он улыбнулся. — Вот именно… Хочу, чтобы у вас защищался мой ученик и… моя правая рука на кафедре… Константин Иванович Попов. Что? он опять послушал, что ему говорили. — Но этот человек обожает усложнять себе жизнь, сказал Григорьев и ласково покосился на мужчину, сидящего рядом с ним. Подавай ему головной институт, и ничего другого… Да, да… непременно… Спасибо…