Из Дневника старого врача - Николай Пирогов

Физиология,- ну, она в первую половину текущего столетия излагалась демонстративно только передовыми физиологами Франции и Германии. Физиологи 20-х годов нынешнего столетия во всей Европе, за некоторыми исключениями, кажется, совсем потеряли из виду великого их предшественника - Галлера, хотя и ни один из них не мог не отдать ему преимущества перед всеми другими. Рудольфи в Берлине в 1828-1830 годах говаривал слушателям: "Если вы спросите у профессоров физиологии, какая физиология лучшая, каждый из них непременно ответит: во-первых, моя, а во-вторых, Галлера; выходит математически верно, что физиология Галлера и есть до сих пор все еще лучшая".

Нечего и говорить, что физиология в Московском университете того времени преподавалась по книге; а книга была физиологиста Ленгоссэка на латинском языке, перепечатанная в Москве с прибавлениями и комментариями Е. О. Мухина. Сей ученый муж, которому я, как уже высказал, лично так много обязан, собственно был врач-практик и, сколько мне известно, самоучка (рассказывали в то время, что он участвовал фельдшером в армии Суворова при осаде Очакова),

(Кроме фактов, приведенных выше , один биограф Мухина сообщает: "Едва успел он пробыть 8 месяцев студентом Харьковского коллегиума, как уже был откомандирован в Елисаветградский госпиталь для хождения за больными, а оттуда, по прошествии года, послан в главную квартиру кн. Потемкина и причислен к главному госпиталю... Ревностно продолжал он изучать свое искусство не в одном лазарете, но и на поле битвы, под огнем неприятельского оружия; был очевидцем славных дел нашего войска на Березанском острове и под Очаковом... В 1788 г. возвратился в Елисаветградский госпиталь. Будучи обязан проходить лестницу медицинских чинов с самой нижней ступени, он по экзамену приобрел (в 1789 г.) звание подлекаря в существовавшей тогда при московском военном госпитале хирургической школе" (А. О. Армфельд). Другой биограф пишет, что Мухин "послан в новооткрытую Елисаветградскую госпитальную школу"; после очаковского госпиталя и участия в сражениях "вернулся в Елисаветградскую школу доучиваться, получил здесь степень подлекаря и сделан прозектором анатомии; 11 января 1791г.-лекарь и читал остеологию с миологией; в январе 1795 г. уволен от госпиталя для продолжения учения в Московском университете" (Л. Ф. Змеев, тетр. II).

в физиолога же он превратился, вероятно, потому, что, быв сначала профессором анатомии в московской Медико-хирургической академии, тут он издал свою известную анатомию, конкурировавшую в Москве с петербургскою анатомией Загорского, но отличавшуюся от сей последней тем: 1)что все анатомические термины были переведены на невозможный русский язык; 2) к шести частям анатомии Загорского прибавленая, вновь изобретенная Ефремом Осиповичем, часть: учение о мокротных сумочках;

("Сокращенная анатомия, или руководство к познанию строения человеческого тела" П. А. Загорского (1764-1846) выдержала с 1802 по 1830 г. пять изданий. "Курс анатомии для воспитанников, обучающихся медико-хирургической науке" Е. О. Мухина, в семи частях, издан два раза: в 1813-1815 гг. и в 1816-1818 гг. Первоначальное название курса: "Связесловие и мышцесловие" (1812). "Основание науки о мокротных сумочках тела человеческого - первый на русском языке опыт" издано также отдельно (1815 и 1816 гг.).

бедренная артерия названа была Ефремом Осиповичем артериею баронета Виллие, arter. cruralis, s. femoralis, s. Willie, с примечанием внизу, что баронет Виллие при посещении анатомического театра в московской Медико-хирургической академии называл эту артерию своею любимою или как-то в этом роде. (Як. Вас. Виллие ( 1765-1854) - уроженец Шотландии; с 1790 г.-полковой врач в России, с 1795 г.-придворный хирург, с 1799г.-президент МХА. При Александре I управлял всей медицинской частью государства. На завещанные им миллионы построены грандиозные здания клиники МХА в Петербурге; перед клиниками-памятник Виллие.)

А к физиологии Ленгоссэка Е. О. Мухин присоединил кентрологию, или учение о стимулах. Лекции же Ефр. Осип. Мухина для меня тем достопамятны, что я, посещая их аккуратно в течение четырех лет, ни разу не усомнился в глубокомыслии наставника, хотя и ни разу не мог дать себе отчета, выходя из лекции, о чем, собственно, читалось; это я приписывал собственному невежеству и слабой подготовке.

(Автор апологетической биографии Мухина пишет: "Самые лекции его, если рассматривать их со стороны расположения, отнюдь не отличались строгим порядком и точною последовательностью и гораздо более походили на свободную беседу о различнейших медицинских предметах, чем на систематическое изложение какого-либо одного ...записывать их не было возможности" (А. О. Армфельд). Однако М. заботился о доставлении студентам достаточного количества трупов для упражнений, о переводе латинских учебников на русский язык и издании их по доступной для студентов цене; он создал при университете специальную студенческую медицинскую библиотеку; содержал на свои средства значительное число врачей, готовившихся к профессуре (К. П. Успенский, стр. 67).

Суровой оценке П-вым научной деятельности Е. О. Мухина надо противопоставить отзыв исследователя истории физиологии в России: "С 1813 по 1835 г. преподавание физиологии в Московском университете вел один из деятельнейших профессоров-медиков первой четверти XIX в.- Е. О. Мухин... Годы профессорства М. очень интересны для истории физиологии в России" (X. С. Коштоянц, стр. 100 и сл.).

"Характеристическую черту М. и, конечно, один из главнейших источников всей его деятельности составляла редкая его любознательность... Чувствуя, как быстро подвигались медицинские и естественные науки, он употреблял всевозможные усилия, чтобы не остаться при том образовании, которое получил... Ежегодно умножал он свою библиотеку новыми и старыми сочинениями (за два дня до своей смерти писал еще он, 84-летний старец, чтобы ему немедленно выслали новое издание химии Либиха)... Нельзя не подивиться... необыкновенной легкости и сметливости, которым тотчас находилось практическое приложение к делу", огромному количеству фактов, усвоенных М. из русской и зарубежной литературы по медицине и естествознанию (А О. Армфельд).

Только впоследствии, приехав в Москву на время, после окончания курса в Дерпте, и нарочно сходив на лекцию Мухина, я убедился в моей невинности. Я слушал целую лекцию с большим вниманием, не пропустив ни слова, и к концу ее все-таки потерял нить, так что потом никак не мог дать себе отчета, каким образом Ефрем Осипович, начав лекцию изложением свойств и проявлений жизненной силы, ухитрился перейти под конец "к малине, которую мы с таким аппетитом в летнее время кушаем со сливками". Пропускаю другой приведенный им пример:

"о букашке, встречаемой иногда нами в кусочке льда, которая, отогревшись на солнце, улетает с хрустального льда, воспевая (т. е. жужжит) хвалу богу",пропускаю потому, что догадываюсь о связи жизненной силы с оттаявшею букашкою в этом примере.

Мухин, однако же, добросовестно, по-своему, конечно, исполнял обязанности профессора и прочитывал свою физиологию на лекциях от доски до доски, и если что из своих лекций откладывал, то потом не оставался в долгу у слушателей; откладывая же он постоянно чтение о половых женских органах, приходившееся обыкновенно в великий пост: "нам следовало бы теперь говорить,- повторял он ежегодно в это время,- о деторождении и половых женских органах; но так как это предмет скоромный, то мы и отлагаем его до более удобного времени".

(Поправка из биографии, написанной человеком, много лет близко знавшим Мухина: "С любовью к труду, к науке равнялось в нем одно только чувство любовь к отчизне... Все, что отзывается родным духом... было ему дорого, все близко его сердцу. Эта привязанность ко всему отечественному, которую выражал он при каждом случае с обычным своим жаром и увлечением, нередко подавала повод подозревать и даже гласно обвинять его в невнимании или нерасположении ко всему чужому... Мухин, непритворно радуясь каждой встрече с замечательным дарованием, радовался вдвойне, если это дарование принадлежало его соотечественнику" (А. О. Армфельд). Отсюда, конечно, исключительное внимание Мухина к своему гениальному ученику, П.)

Не так совестлива и пунктуальна была в изложении своего предмета другая московская знаменитость тогдашнего времени - Матвей Яковлевич Мудров, хотя мне и сказывали, что прежде, придерживаясь Иосифа Франка, он излагал в течение года (по три часа в неделю) полный synopsis (Обзор.) терапии; но при мне, когда он переседлался уже в бруссэисты, Матвей Яковлевич читал, что называли, через пень в колоду, останавливаясь исключительно только на новом учении о горячках. Он много мне принес пользы тем, что беспрестанно толковал о необходимости учиться патологической анатомии, о вскрытии трупов, об общей анатомии Биша и тем поселил во мне желание познакомиться с этой terra incognita. (Неведомой областью)