Возрождение любви - Бобби Хатчинсон

Нечего было переживать по поводу того, чего у нее под руками не было, – она тысячу раз напоминала себе этим утром, что должна работать с тем, что здесь доступно.

Нужно было забыть, что на руке Элен нет иглы от капельницы, чтобы вводить лекарства, если они понадобятся, нет команды медсестер, нет анестезиолога, нет даже подноса с инструментами, расширяющими ей доступ.

Она даже не думала о кровотечении или о сердечной недостаточности, или еще о дюжине ситуаций, угрожающих жизни, которые могли случиться в это утро.

В кабинете были только три женщины – она, Элен и Абигайл, три женщины, решающие женские проблемы.

– Ну, как будто все, – облегченно вздохнула Пейдж. – Теперь мы можем использовать эту стерильную ткань для перевязки, и дело будет сделано.

– А как вы знаете, что все сделано, доктор? Выскабливание, я имею в виду. Вы же не можете видеть, что вы делаете.

Абигайл с восхищением следила за всей операцией.

– Надо выскабливать, пока нет ощущения твердой стенки матки. Это называют «плачем матки». Это достигается опытом.

Абигайл кивнула.

– Понимаю. Есть множество вещей, которые даются только опытом, так ведь, доктор? Вот так и я училась принимать роды.

Они убрали стерильные простыни, которыми Пейдж обложила бедра и ягодицы пациентки.

– Кровотечение уже остановилось, – подтвердила Абигайл. – Вы считаете, что ее месячные прекратятся и бедняжка будет чувствовать себя лучше?

Абигайл помогала Пейдж уложить Элен поудобнее.

– Так часто случается после растяжения и выскабливания.

Пейдж не стала объяснять, что никто не знает причины, это была одна из необъяснимых медицинских загадок. Важно было то, что в большинстве случаев это срабатывало.

Элен все еще находилась в глубоком сне и дышала тяжело, и Пейдж приставила стетоскоп к ее груди и удостоверилась, что сердце бьется ровно и сильно.

Необходимость использовать эфир в качестве анестезии приводила Пейдж в ужас. Половину прошлой ночи она провела, читая и перечитывая всю информацию, которая была в ее распоряжении, о том, как применять эфир, чтобы усыпить пациента. Когда она перебирала в памяти всю эту информацию, то в два часа ночи обнаружила, что ей отчаянно хочется посоветоваться с Майлсом.

Обе женщины снова вымыли руки в растворе карболки и сняли свои широкие передники, продолжая следить за пациенткой.

– Ну вот, она начинает приходить в себя, – объявила Абигайл через несколько секунд после того, как Элен застонала и пробормотала что-то неразборчивое.

Спасибо тебе, Господи, спасибо! Пейдж почувствовала невероятное облегчение, когда ресницы Элен затрепетали.

– Если я вам сейчас не нужна, доктор, я пойду и приготовлю нам по чашке крепкого кофе, – сказала Абигайл, направляясь к двери. – Я думаю, что бедный мистер Джиллеспи томится сейчас на кухне. Он был вне себя, когда привез утром миссис Джиллеспи. Наверняка он забыл подкинуть дров в печку. Я пойду скажу ему, что его жена в полном порядке, и пошлю его наколоть дров, вы не против, доктор?

Пейдж улыбнулась Абигайл.

– Пошлите его наколоть побольше, пока он в хорошем настроении. Можете сказать ему, что Элен поправится, – добавила она, испытывая ликование.

Элен зашевелилась, и Пейдж взяла ее за руку, улыбнулась ей, заметив, как та борется, чтобы полностью вернуть себе сознание.

– Все прошло хорошо, Элен. Думаю, что отныне вы будете вполне здоровы. Через несколько минут мы перенесем вас в более удобную постель в запасной комнате, а завтра утром вы будете чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы уехать домой.

Элен ответила ей слабой улыбкой.

– Спасибо вам, доктор, – прошептала она, и Пейдж ощутила душевный подъем, какой испытывала всегда после удачной операции.

О Боже, как ей не хватало ее работы, профессии, которую она избрала на всю свою жизнь! Она неожиданно пожалела, что еще не изобретен телефон.

Ей так хотелось бы поднять трубку и позвонить Майлсу и рассказать ему, что ее первая операция здесь прошла с успехом. Она представила себе, как стала бы описывать ему в деталях всю процедуру, какие вопросы стала бы задавать ему насчет лекарств.

Черт побери, как ей его не хватало!

Спустя два дня она выходила из магазина Компании Гудзонова залива с руками, полными продуктов. Дул ледяной ветер, а Уокер только что предупредил ее, что ожидается сильная снежная буря – ему об этом сказали индейцы, а они никогда не ошибаются.

– Добрый день, Пейдж.

Его глубокий голос с медлительным южным акцентом ударил по всем ее нервным окончаниям, и она почувствовала, что стало теплее.

– Хелло, Майлс.

Он привязал своего жеребца к поручню перед магазином и подошел к ней, улыбка приподняла уголки его рта.

Она понадеялась, что он обратит внимание на то, что сегодня она в юбке.

– Могу я помочь вам с этими пакетами?

– Спасибо. Я хочу попробовать уложить их все в седельные сумки Минни.

Он взял у нее из рук самый тяжелый пакет с мукой и зашагал вслед за ней туда, где она привязала свою лошадь. Вдвоем они перенесли все покупки.

Она вдруг почувствовала, что язык у нее присох к гортани. Какого черта, что это с ней происходит? Она часами разыгрывала в своем воображении разговоры с этим мужчиной, а теперь, когда он рядом, она не может придумать, что бы сказать.

– Будет снег, – выпалила она.

Блистательно, Рандольф!

Он кивнул.

– Снег обычно выпадает в это время года.

Она вдруг ощутила истерический позыв захихикать. Они либо цапаются друг с другом, как кошка с собакой, либо вежливы, как банкиры.

Конечно, пока он не поцелует ее. Она украдкой кинула на него взгляд. Помнит ли он тот поцелуй в прерии?

– Ко мне приезжала за консультацией миссис Джиллеспи. Я сделала ей небольшую операцию и думаю, что она будет в порядке. Я благодарна вам, что вы направили ее ко мне, Майлс.

Он наклонил голову.

– Я рад, что все так обернулось. Я надеюсь, вы заработали приличные деньги?

Она ухмыльнулась.

– Мистер Джиллеспи заплатил мне тут же, не дожидаясь, что я представлю ему счет. Двадцать долларов, с которыми я и явилась сюда за покупками. Я чувствую себя просто богатой.

– Это звучит обнадеживающе.

– Надеюсь. Боюсь только, что я толком не знаю сколько брать. – Она надеялась, что он предложит поехать вместе с ней в ее дом, где они смогли бы обсудить эту проблему, но он промолчал.

Она постояла еще с минуту, ломая себе голову, что бы еще ему сказать, сердце у нее падало в такие минуты молчания.

– Пожалуй, мне надо ехать домой, а то огонь в печке погаснет…

– Пейдж, вы не согласились бы поехать со мной покататься верхом как-нибудь днем, когда будет потеплее?

Такое прямое приглашение застало ее врасплох.

– Конечно, – пробормотала она. – Да, в любое время. Я буду рада.

Он отвязал поводья Минни и погладил ее по носу. Минни тихо заржала и принялась обнюхивать его карман. Было очевидно, что она хорошо знает его.

– Сегодня яблок нет, старуха, извини. – Его улыбка адресовалась не только лошади, но и Пейдж. – У меня есть друзья, которые живут в нескольких милях от города. Мне хотелось бы познакомить вас с ними. У них мало кто бывает, особенно в это время года.

Он придерживал лошадь, пока Пейдж вдела ногу в стремя и села в седло боком, одернув при этом свою тяжелую юбку так, чтобы выглядеть достаточно скромной.

Конечно, как только она выедет из города. Пейдж сядет по-мужски, но ей хотелось, чтобы он увидел, что она приняла его совет. Не следовало без причины возбуждать неприязнь окружающих, хотя эта неудобная поза грозила ей тем, что она сломает себе шею.

– Как только стихнет этот приближающийся шторм, я приеду к вам, – пообещал он, приложив руку к шляпе.

Пейдж вот так скромненько проехала через город, кланяясь нескольким повстречавшимся знакомым. Но когда ее уже никто не мог увидеть, она перекинула ногу через холку Минни, сунула ее в стремя и издала радостный вопль, который сразу же взбодрил кобылу.

– Минни, ты мне не поверишь, но я действительно возлагаю большие надежды на свидание с нашим ускользающим доктором Болдуином.

Кобыла запрядала ушами и затанцевала, перебирая копытами, словно возбуждение Пейдж передалось и ей.

Снежная буря продолжалась три дня, холодный ветер швырял снег в окна и проникал в дом через трубы. Пейдж была благодарна Уокеру за щедрые запасы дров. Она поддерживала огонь в печке – научилась вставать ночью и подбрасывать дрова, чтобы в доме было тепло.

На четвертое утро она проснулась оттого, что в маленькие окошки ее спальни врывался яркий белый свет. Буря кончилась, и сияющие солнечные лучи преобразили заснеженный мир в блистающее серебро.

Пейдж поспешно надела брюки и теплое пальто и вышла, чтобы дать Минни сена и овса, задержавшись, чтобы посмотреть на город, раскинувшийся внизу.

Из печных труб поднимался дым, клубясь в ярком синем морозном небе. Все вокруг казалось девственным, закутанным в снежный покров. Пейдж набрала поленьев в корзину и отнесла их в дом, потом вернулась, чтобы накачать ведро воды из колодца.