Люди на дороге жизни - Вячеслав Щепоткин

скандала и даже драки. Да и просто так, особенно по мо­лодости, избегал матерщины. У меня был случай, при воспоминании о кото­ром долго краснел. Работая в “Волгоградской правде”, я начал большую кам­панию по подъёму со дна Волги пожарного парохода “Гаситель”. Сейчас он установлен в Волгограде как памятник речным судам, которые внесли огром­ный вклад в Сталинградскую победу и погибли в той жестокой битве. А тогда решил сам спуститься на дно реки в водолазном костюме. Личные впечатле­ния, уверен, только помогают журналисту лучше понять героев. Поэтому я то спускался в шахту, то поднимался на верхушку строящейся трубы Костром­ской ГРЭС и вместе с монтажниками раскачивался в фанерном “фонаре” на высоте двести метров.

Переехав на левый берег Волги, по раскалённому песку (идти пришлось босиком) дошёл до мостков с берега на водолазную станцию. Старшина во­долазов, коренастый, плечистый мужчина, — к сожалению, забыл его имя, — помог с ребятами надеть на меня резиновый костюм, на ноги обули свинцо­вые башмаки, а на голову накрутили круглый медный шлем со стёклами. Од­нако перед этим старшина предупредил: “Не забывай нажимать головой кноп­ку в скафандре. Выпускай воздух, а то перевернёт тебя к верху задницей”.

Я спустился на несколько ступенек по железной лестнице и пошёл на дно. Вода сначала была жёлтая, потом жёлто-зелёная, а возле дна — сильно мут­ная. “Ну как?” — раздался в скафандре голос старшины. “Нормально. Толь­ко плохо видно”.

Нагнувшись вперёд, чтобы преодолеть сильное течение, подошёл к чему- то тёмному. Дотронулся рукой: железо. Так, передвигая руку, прошёл до но­са, лежащего сильно на боку “Гасителя”. И вдруг почувствовал, что ноги мои поднимаются вверх, а голова оказывается внизу. Я некоторое время повозмущался вслух, пока не нащупал головой кнопку. Ничего интересного больше не увидел, и меня подняли на палубу. Когда сняли скафандр и окончательно “размундирили”, старшина покачал головой: “Ну, ты и материшься, корреспондент... ”

Я перед тем готовился обрушить на водолазов поток благодарности, а тут онемел. От стыда готов был провалиться сквозь железную палубу. Мне-то ду­малось, что я один в этой мутной волжской воде, а оказалось, меня слыша­ли все водолазы. Чтобы знать, что происходит под водой, что человек там ви­дит и делает, на палубе устанавливается столб с репродуктором, и мощный динамик широко разносит слова водолаза.

Несдержанность Евдокии Ивановны в какой-то мере можно объяснить — слишком много тяжестей вынесла она в жизни. Из семерых детей — пять до­черей и два сына — остались одна дочь и один сын. И не война опустошила семью Чернеги, а нелепости жизни детей, которые затронули и некоторых внуков. Потому и понимал я её эмоциональные всплески, оттого если крити­ковал за матерное слово, то сдержанно.

А вот нынешние молодые девицы-матерщинницы для меня просто шалавы.

К делу, начатому нами с Евдокией Ивановной, стали подтягиваться и дру­гие люди. Довольно быстро просьбу созданной нами “двадцатки” удовлетво­рили городские власти при активном участии лично Геннадия Филипповича Попова. О нём, считаю, нужно сказать особо, ибо, на мой взгляд, он пример настоящего руководителя, которого уважал и уважает народ. В отличие от всех его последователей на посту руководителя города и района, он, как по­лучил ещё в советские годы обыкновенную квартиру в обыкновенном доме, так и жил всё время там. Даже не достроил себе дачу из старого какого-то ра­зобранного дома. Он ничего себе не сделал, не взял, а всё только отдавал го­роду и району. Недавно Геннадий Филиппович умер, но, думаю, все, кто его знал, будут помнить Попова как очень порядочного человека.

Несколько медленнее решали проблему власти церковные. Но оно и по­нятно: им надо было найти достойного настоятеля. Тем не менее в 1992 году храм народу вернули.

И здесь есть смысл сказать немного о его истории. Нынешняя каменная церковь была построена в 1822 году на средства прихожан. Приход тогда был большой, скажем, он ив начале ХХ века был немаленький — 1000 человек, а до этого ещё больше. И денег собрали столько, что хватило не на малень­кий каменный храм, а на большой. И его решили построить на месте прежней деревянной церкви.

Некоторые авторы, работы которых мне приходилось читать, пишут, что храм в селе Слотино построен в начале XVII века (в тысяча шестьсот каком-то году). Однако это совершенно не так. Историческая справка, с которой мне удалось ознакомиться, говорит, что храм в селе Слотино Кинельского стана Переславского уезда известен с середины XV века. Село Слотино в середине XV века принадлежало великой княгине Софье Витовтовне — снохе Дмитрия Донского. Дальше упоминается, что село Слотино она завещала Троице-Сергиеву монастырю. То есть несколько раз повторяется “село Слотино”. А как известно, селом является только тот населённый пункт, где есть церковь. Значит, храм этот существует с середины XV века. И потому версии о том, что в нём молился Иван Грозный, очень даже правдоподобны.

Кроме того, я говорил с нынешним настоятелем храма отцом Сергием (Дидковским) об иконах. Он сказал, что ряд икон, которые были в этом хра­ме, написаны в XVI веке, то есть во времена Ивана Грозного. В том числе с изображением Иоанна Богослова. Естественно, она не могла быть ни в ка­ком другом храме, кроме того, который носит это имя.

Я пишу эти строки в 2021 году. Значит, через год, в 2022-м, каменному храму будет 200 лет.

Последним настоятелем, который служил здесь до 1961 года, был Пётр Липягов. После этого 30 лет храм был брошен, разграблен и превращён в склад. Теперь надо было восстанавливать все то, что утратилось в годы цер­ковного лихолетья.

Глава 7

Возрождение

После возвращения церкви встал вопрос о назначении сюда настоятеля. И в 1994 году им стал отец Сергий Мельникас.

О. Сергий Мельникас

Это была ранняя осень. Он пришёл в Слотино пешком от “бетонки”. На­шёл дом Евдокии Ивановны Чернеги. Сели, поговорили. Он сказал: “Я здесь буду священником”. Она: “Очень хорошо, вот тебе бумаги все наши, печать. Мы — люди старые, ты — молодой, тебе надо это дело всё и восстанавливать”.

Восстанавливать было много чего. Хотя внешне церковь выглядела более или менее пристойно по сравнению с десятками и сотнями тех храмов, от ко­торых остались или части стен, или вообще одни фундаменты. Эта церковь сносно смотрелась. Но только при беглом взгляде. При внимательном рас­смотрении дел предстояло много.

На главном куполе не было креста. На колокольне крест был, но не за­креплённый: стоял, как будто поставленный в стакан. Крыша церкви текла, железо проржавело за 30 лет. И когда шёл