Марина - Алия Амирханова

– Давай повторять. Она любит спрашивать дозировку.

– Угу, – пробурчала Таня и, беря пример с подруги, опустила голову к конспекту. Стала зубрить расчёты.

Сегодня занятия закончились в половине третьего.

– Маринка, пошли к нам. У нас в соседней комнате диссиденты собираются, – пригласила Таня, складывая учебники в сумку.

– Сегодня не могу, давай завтра.

– Ладно.

Когда они уже вышли во двор, Марина стеснительно спросила.

– Тань, а кто такие эти, как их там?..

– Диссиденты?

– Да.

– Это кто против власти выступает, – шёпотом объяснила Таня.

– А что они у вас делают?

– В тринадцатой квартире одна из их активисток живёт. Они у неё собираются по вечерам… Вино пьют. Стихи читают, спорят. Американское радио слушают. Если не хочешь в квартиру, можно пойти к памятнику Маяковского. Они там тоже собираются. Правда, их оттуда милиция гоняет.

– Как интересно. Завтра определимся. Пока.

– Пока.

Пятнадцать минут на двенадцатом трамвае, три минуты пешком – и Марина могла бы уже быть дома, но сегодня она по дороге зашла в гастроном и купила молоко и несколько свежих булочек. Их очень любила Мария Петровна, и Марина это помнила. Открыв своим ключом дверь, она разулась в прихожей и прошла на кухню, чтобы поставить на плиту чайник.

Марина прошла в их с Марией Петровной комнату. Ключ в прорезь не вставлялся, что означало: в комнате уже кто-то есть. Держа в руках пакет с булочками и молоком, открыла дверь. .

– Бам, бам, бабам! – услышала она металлический стук двух кастрюльных крышек, а потом и радостный возглас.

– С днём рождения, дорогая моя! – Мария Петровна, побросав крышки на кровать, бросилась обнимать и целовать Марину. – Счастья тебе, милая, огромного, как наш земной шар. И пусть всё-всё-всё что ты захочешь, сбудется.

Они с минуту обнимались. Марина со слезами на глазах благодарила.

– Смотри, что я купила, – Мария Петровна подвела Марину к тумбочке, где красовался новый телевизор. – Будем теперь с тобой по вечерам КВН смотреть.

Марина была несказанно рада. Раньше у них такого не было. Конечно, до отъезда на стройку у хозяйки был старенький, но, когда после смерти мужа Мария Петровна поддалась на ГЭС, телевизор подарила соседям.

– Садись, Мариночка, будем твой день рождения праздновать.

Их стол уже стоял посередине комнаты и был полностью накрыт. Дымилась фирменная уточка, картошечка, селёдочка, вино. Всё, как полагается на дне рождения.

– Мария Петровна, не надо было беспокоиться. Вы столько приготовили и совсем одна, – Марина ахнула, увидев сервированный стол.

– Ничего, милая. Я ещё не совсем старая. Давай, садись. Я два отгула взяла. Вчера дома была, и вот сегодня. Ты вчера на дежурстве была, а к нам Павлуша заезжал. Даже переночевал. Мы с ним вчера и телевизор купили. Он выбрать помог. Я-то, старая, ничего в них не смыслю. Тебя ждать не стала, хотелось, как подарок преподнести. …Мариночка, может, соседей пригласим? Стара я стала, вдруг умру, так ты одна с ними останешься. Мосты наводить надо заранее. Ты как?

– Я согласна, Мария Петровна, только с условием, чтобы больше подобных разговоров я не слышала. Живите долго, кроме вас у меня никого нет.

– Всё, всё, – Мария Петровна перебила Марину, которая готова была уже расплакаться. Не слушай меня, дуру. Я пошла звать соседей. Пригласим только женщин?

Сидели допоздна. Поздравления, пожелания счастья… А когда соседки захмелели, стали Марине жениха искать. То одна своего племянничка расхвалит, то другая двоюродного братца сосватает.

Марина, краснея, молчала. Мария Петровна, знавшая её со стройки и помнившая, как там она шарахалась от Славика, видя её сегодняшнее страдальческое выражение лица, вдруг резко остановила соседок.

– Ну, нет уж. Пока я жива – ни-ни. Замуж всегда успеет. Пусть сначала выучится. Диплом мне на стол положит, а потом посмотрим. Видно будет. Ей всего-то ничего.

–…Вообще-то Петровна права, – одна из соседок поддержала. – Ничего хорошего в замужестве и нет. Наслаждайся, Маринка, свободой. Не слушай нас, дур. Ищи. Может, и взаправду принца своего встретишь. Ты девка видная, красивая.

– Ищи, Маринка. Ищи, – тут же влезла и вторая соседка. – Бухгалтерша наша Валька тоже долго не выходила. Всё училась. А потом возьми и выйди за начальника замуж. Теперь на работу, как краля какая, на машине приезжает…

На этом разговоры о замужестве закончились. Мужья соседок стали заглядывать. Их Мария Петровна в комнату не пустила. Оставшуюся еду на кухню вынесла. А выпивку те уже сами организовали.

Убрав со стола, легли спать. Но Марине не спалось. Она включила маленький светильник возле своей кровати и достала стихи. Сначала Бродского, потом Цветаеву, затем Мандельштама.

Замечательные поэты, замечательные стихи, в которых они выворачивали свои души наизнанку. В которых были откровенны и смелы, стихами боролись за своё право на счастье, на свободу. Марина читала и понимала – это и про неё тоже. Она, посмевшая выжить в Курске, и позволившая зародиться в своей душе тоненьким росткам любви к жизни, к счастью, в Майне вновь была сломлена, поставлена на колени человеческой ненавистью. И если бы не Мария Петровна и не Серёжа, страшно представить, чтобы могло быть с ней там на Майне. Как же тонко подметил Мандельштам!

Душа устала от усилий…

Твой мир, болезненный и странный,

Я принимаю, пустота!

Неужели человек бессилен перед безжалостным маховиком человеческой ненависти? Неужели он один – ничто, и не способен противостоять этому маховику?

Эта мысль давно поселилась в её голове и не давала покоя.

Сегодня была суббота, и Таня повела Марину после занятий в училище к себе домой. Она жила в доме, где были одни коммунальные квартиры. Весь первый этаж был поделён на комнатки. В доме проживало, по меньшей мере, десять разных семей. Одной из которых была и Танина, состоящая из мамы, бабушки и самой Тани. Когда они вошли в тёмный коридор коммуналки, то первое, что услышали – песню, которая доносилась из комнаты.

Вот это арестант! Наверно, он талант!

Вообще они талантливы, все эти иудеи!

Зашли в комнату и встали почти у двери. Народу в небольшой комнатке – метров семнадцать – было примерно десять человек. Некоторые сидели на стульях за столом, некоторые на диване. На девушек взглянули мельком, и то только те, что сидели напротив двери. Таня кивнула головой, поздоровавшись. Тот, кто с гитарой, продолжал напевать.

Одних учёных десять тыщ, и неучёных десять тыщ,

И несколько мильёнов – просто так, на всякий случай.

Зачем и почему – неясно никому, а только одному…

Песню пел молодой парень в очках.

– Это Юлий Ким. Его отца репрессировали, – шепнула Таня, а потом вышла

и