Персона - Максим Жирардо

– Э, нет, военная закалка видна у нее в глазах.

– В глазах? Что ты хочешь этим сказать?

– Она не такая, как все, у нее взгляд убийцы.

Свою речь Филипп закончил новым сальным смешком, а потом заказал еще один стаканчик, то ли пятый, то ли шестой – на этой стадии их уже никто не считал.

– Вот как? Убийц уже можно узнавать по взгляду?

Каль еще не сознавал, что ползучий хмель штурмует его последние естественные запреты.

– Да, я лучший специалист по определению людей с первого взгляда.

– Ты правда веришь в то, что говоришь?

Филипп не уловил легкой перемены в голосе товарища по игре. То был лишь намек, сопровождавшийся сменой позы, чтобы удобнее опереться на разделявший их высокий столик. Каль больше не играл, но Филипп ничего другого делать не умел.

– Говорю тебе, я лучший! Давай, проверь меня.

– Ну что же, хорошо. Покажи мне какого-нибудь другого убийцу.

– Заметано. Погоди, мне надо сосредоточиться, мой дар требует некоторой подготовки.

Он потер руки, постучал себя кулаками по животу, выпил половину оставшегося в стакане содержимого, а под конец несколько раз шлепнул себя по лицу. Его жестикуляция где-то напоминала действия спортсмена, намеревающегося на Олимпийских играх побить мировой рекорд. Филипп мог стать замечательным комиком-стэндапером, и Каль с удовольствием посмеялся бы над всей этой мизансценой, но тема приобрела слишком серьезный крен, чтобы улыбаться. Филипп по очереди внимательно вглядывался в каждого окружавшего их человека. На его лице застыло выражение глубокой сосредоточенности, которое он нарушил только раз, когда заказал еще выпить.

– Вот! Нашел! Вон там, видишь? Черная куртка и маленькие круглые очочки, разговаривает с генеральным директором «Виваки».

Посмотрев в указанном направлении, Каль сразу узнал патрона «Виваки», перед которым стоял невзрачный человечишко, хрупкий, согбенный, лет на десять – двадцать старше всех остальных на этой вечеринке. Невероятная смесь бухгалтера и чиновника из Берси. Само присутствие на этом празднике уже бросало на него тень подозрений.

– Кто это?

– Я с ним уже сталкивался, это один из финансовых директоров «СФР», их главный специалист по минимизации налогообложения или, как принято говорить, убийца затрат.

– Ты решил отделаться метафорой?

– Отнюдь, он действительно убийца.

– Что-то я тебя не пойму.

– Три года назад, на предыдущей работе, он довел до самоубийства одного парня. У профсоюзов были все изобличающие его доказательства. Провели расследование, и, если бы не очень, очень высокое покровительство, перерабатывать бы ему сейчас в тюрьме Френа лысые шины.

– Но таких не принято называть убийцами.

– Убить словами еще круче, чем руками.

Филипп по-прежнему не понимал, на какой скользкий путь встал, хотя и двигался по нему все дальше и дальше.

– Знаешь, что я тебе скажу? Я и сам…

Договорить Каль не успел, его перебил голос, донесшийся откуда-то сверху из-за спины:

– О чем это вы здесь говорите?

Это оказалась Простофиля, сорокапятилетняя обитательница Версаля, вечно наряжающаяся в безвкусные, мятые ханжеские платья и до сих пор не знавшая о том, что в мире давно изобрели щетки для волос. Каль с ней уже несколько раз встречался, она работала коммерческой директрисой «Фигаро». Безголовая утка, единственным талантом которой было умение уважать дворянское происхождение, протоколы и представителей власти. Этого было достаточно, чтобы Филипп пригласил ее за их столик пропустить стаканчик.

В тот момент Каль не смог бы сказать, с какой целью он ее позвал: чтобы сделать объектом своих едва завуалированных насмешек или же просто в поисках легкой добычи, которой можно будет заняться после вечеринки.

Но вот в чем он был уверен точно, так это в том, что Филипп не питал к Простофиле ничего, кроме презрения, а та, похоже, этого не замечала, а если и замечала, то даже не думала обижаться. Филипп вовлек ее в свою игру, цель которой сводилась к тому, чтобы поливать грязью все, что попадалось ему на глаза. Каль, в свою очередь, больше участия в ней не принимал и даже их не слушал. К ним подошла его новая помощница, что-то ему сказала, но он даже не обратил внимания. Что же касается Филиппа, то он буквально набросился на эту потерянную малышку, явно пытавшуюся хоть у кого-то найти защиту. Чтобы она почувствовала себя непринужденно, он демонстрировал невероятные чудеса выспренности, после чего возобновил перед новой дамской аудиторией свой спектакль.

Каль схватил смартфон и отправил через «Вотсап» сообщение Тифен. Он не смог бы охарактеризовать ее терминами, которые помогали ему раскладывать по полочкам весь мир. Ее нельзя было назвать ни подругой, ни пассией, ни тем более возлюбленной, хотя она, по сути, в какой-то степени представляла собой и первое, и второе, и третье. Личность каждого из них когда-то отлили из одного металла, заполнив сердца одним и тем же абсолютным нигилизмом.

Она ответила почти мгновенно, пообещав подойти минут через пятнадцать, как только закончит какие-то свои дела на другом конце пляжа. Этой паузой он воспользовался, чтобы окончательно затеряться в другом времени, где не было ни смешков Простофили, ни лающих выкриков Филиппа, ни наивности новенькой помощницы. Его забирал хмель, унося далеко-далеко.

Часть прошлого Каля давно и навсегда испарилась. Он никогда и никому о ней не говорил. Даже Ева, и та не знала, где он пропадал три года между сдачей школьных выпускных экзаменов с отметкой «очень хорошо» и поступлением в университет Париж-Дофин. Сегодня остался только один свидетель того периода: Джон Лейн. Джон, заменивший Калю отца, тот самый человек, которого он искал все свое детство, а нашел в Обане, когда ему уже исполнилось восемнадцать лет. Только он один мог выдать Каля, поведав о его прошлом, но тот знал, что Джон этого никогда не сделает. Тем более что он, что ни говори, был ему не отец, а поводырь, военный командир. Джон стал его инструктором в Иностранном легионе – самой безыскусной армии западного мира и самой эффективной на всем белом свете. Даже американцы, и те знали, что если на театре боевых действий принято решение о сухопутной операции, в первых ее шеренгах выступит легион. Только он в самых трудных ситуациях мог сыграть роль достойного противника. В легионе встречались два типа солдат. Те, кто пришел прикоснуться к самому суровому воинскому формированию в мире, и те, кто подался туда, чтобы забыть прошлое, а заодно изменить жизнь. Каль относился и к тем, и к другим.

После трех лет и одной войны он вернулся из Ирака, поступил в университет. Потом пять лет параллельно овладевал двумя специальностями – финансами и маркетингом. Его новым полем боя.

Ему на плечо легла