Летом перед грозой - Дмитрий Валерьянович Лекух

сидит, ждет следующую. Набьет десятка три, только после этого на берег вылезает, жрать садится. Но это – там. Хотя не думаю, что здесь – сильно по-другому…

Санечка кивает.

– Ну да, – говорит, – все почти так. Только у нас рыбы меньше, естественно. Если пару рыбин наколет – ему уже хорошо. А потом еще и у рыбаков приспособился воровать, скотина мохнатая…

– Это как у нас сегодня?! – Алёна.

– Ну да, – вздыхает в ответ егерь Толик с другой стороны стола. – Как сегодня. Рыбаки рыбоохраны боятся, те всегда прикопаться к чему найдут так-то. А лицензия «на изъятие» стоит дорого, аж три тыщи рублей. Вот все и покупают «спортивные», типа, «поймал-отпустил». И местные так делают, и туристы. Да и мало их, этих лицензий «на изъятие», да и не на все речки вообще купишь. А еще и «закрывать» их геморрой, простите, геморойнейший. Вот и приспособились люди: берут «спортивную», ловят. А возьмут – глазами зырк-зырк по сторонам, ага, нет никого – и в кустики рыбину отволокут, ветками завалят. А эта скотина – уже тут как тут. Только рыбак отошел: вынул. Да и сожрал. А еще иной раз как специально кучу навалит. Вот, кстати, даже и не знаю, на кой ему это надо. Как-то уж очень по-своему разумная тварь. Но кучи наваливают регулярно, вот, как и у вас сегодня. Кстати. Вот на реке – медведя не бойтесь вообще. За всю историю Кольского ни разу на рыбаков на берегу не нападал. Рыбак на берегу медведю товарищ и друг, ага…

Все ржут.

Наверное, кто-то даже и не верит.

Но я-то точно знаю, что Толик говорит чистейшую правду.

Вот, – да.

Именно так все тут с мишами и обстоит…

– А что делать, если медведь все-таки нападет? – неожиданно, даже как-то отстраненно интересуется пижон Геннадий, заканчивая набивать трубку.

Сейчас над столом запляшет легкий, ароматный дымок.

Завидую, кстати, людям, которые курят трубку.

У самого – вечно терпения не хватает.

Поэтому, наверное, и завидую.

Хоть и понимаю внутри, как это, простите, – нехорошо…

– Молиться, – наконец жмет плечами в ответ егерь Толик. – Других вариантов нет. Другое дело, что он очень редко нападает, человек ему не очень интересен, да и связываться с нами страшновато. Медведь – он же не совсем хищник все-таки. Скорее собиратель да падальщик: ягоды да грибы у нас, орехи, где поюжнее. Ну, и по помойкам, само собой. Он даже мясо не свежее, а уже чтобы с душком, больше любит. Но если нападет – тогда вариантов нет. По силе и скорости человеку перед медведем не устоять. И не убежать. Поэтому, кстати, вот бежать-то как раз точно не стоит: у него инстинкт, обязательно кинется догонять, даже если раньше нападать и не собирался. А так-то – не нападает, нет. Очень мало таких случаев. К тому же медведя, хотя бы один раз напавшего на человека, в любом случае убивают. А так – нет. У него свои тропы да дороги, у нас – свои…

– А помнишь, – смеется Славян, – Валерьяныч, ну, того, нашего с тобой медведя? Когда срать с бензопилой, не при дамах будет сказано, ходили?

Смеемся и мы с Глебой.

Только Саня мрачнеет.

Ему такие приключения ни к чему.

Было дело, да…

– У нас несколько лет назад, – смеясь, рассказываю Алёне, – тут медведь в лагерь ходить повадился. Молодой, здоровый. Ночи здесь белые в это время, но лагерь все равно спит, а он – на помойку шасть. И гремит там. Гоняли его, как могли, ружей с собой ни у кого не было, даже Саня не брал: это сейчас стали умные уже, а тогда думали – себе дороже, заповедник. А этот зараза вообще через некоторое время всего бояться перестал. И орали на него, и гоняли. И пытались на ГАЗ-66 на него наезжать – все бесполезно. Сутки в осаде жили, ночевали в кунге, днем на крышу вылезали да иногда всей толпой до столовой доходили, пока вон Толик с ружьем не вернулся и не прогнал зверюгу окончательно. Так вот. Единственное, чего эта сволочь боялась – была заведенная бензопила. Поэтому в туалет, – вон в ту палатку, исторически именуемую «белым домом», – ходили по двое: один гадит, другой – караулит с бензопилой. А то, знаете ли, мало ли чё. Вот. До сих пор смеемся…

– Застрелили его потом, на будущий год, – горестно вздыхает Санечка. – Совсем, скотина, оборзел: начал ящики с рыбой прямо из лагеря таскать, туристку одну ночью напугал до самой, простите, обосратушки. Вообще-то, – жалко, конечно, было. Он же уже, считай, если не ручной был, то точно мирный. Зла никому не желал. Но – зверь же. Здоровый, хищный. Мало ли что у него на уме, а он от лагеря уже и не отходит и считает, похоже, своей охотничьей территорией. Выправил, прямо по телефону, лицензию, да и застрелили сразу же после того, как он чуть толикову собаку не задрал. Сейчас шкура у меня дома висит, выделанная. Вот…

Помолчали.

Василий Дмитриевич перехватил поудобнее аккордеон и неторопливо заиграл что-то медленное, заунывное и не требующее человеческого голоса.

Так.

Фон…

– А я бы вообще, – неожиданно жестко говорит наш дорогой финансист Глебушка, – людям, чрезмерно жалеющим зверье, сначала человека советовал бы пожалеть. Вот ты себя на место той обосравшейся туристки ставил?! Думаю отчего-то, что ей тоже на тот конкретный момент времени как бы было и не совсем легко…

– Ну да, – соглашается как бы Санечка.

Но с явным сомнением в голосе.

Чувствуется, что убитого медведя ему жалко куда больше, чем обгадившуюся от страха перед этим самым медведем туристку.

А кому сейчас, простите, легко…

– А что тогда делать? – переводит разговор в сторону Алёна. – Ну, в смысле, с теми же медведями?!

– А отстреливать, – неожиданно спокойно говорит Глеб. – Или, говоря научным языком, «регулировать численность». Других вариантов нет. Человек точно такая же часть биоценоза, как любой мишка или тот же тюлень. Более того, человек – вершина пищевой цепочки. Если человека исключить из этой исторически сложившейся системы, то она отрегулирует себя сама, безусловно. Но это будет очень болезненно и неприятно. Скажи, Сань, у вас сейчас много медведя больного? Настолько, что его есть нельзя?

– Да полно! – взрывается Санечка. – Считай, каждый третий, наверное!

Глеб кивает.

– Вот. Это тоже способ саморегулирования численности популяции, кстати. Зверью не хватает охотничьей территории, оно начинает жрать всякую гадость, падаль с помоек, болеет, умирает. Ну. И не проще вычислить, сколько животных способна прокормить эта территория, и регулировать численность путем обычной продажи охотничьих лицензий?! Ведь