Манящая корона - Борис Алексеевич Давыдов

вам, Четвертый, я категорически возражаю, – довольно резко откликнулся Альфар. – Необходимо представить этого самого Барона дерзким безумцем, уничтожившим усадьбу Хольга исключительно по собственной инициативе, на свой страх и риск. Ни в коем случае нельзя допустить даже намеков на то, что настоящими инициаторами были наши Семейства!

– По-вашему, в это поверят? В Тайном Совете все-таки не только болваны заседают, есть и умные!

– Вот они-то и предпочтут сделать вид, будто поверили, – так им будет спокойнее. А болваны… Какое нам, собственно, до них дело?

– Что касается меня, – веско произнес глава Второго Семейства, не отрывая взгляда глазок, почти скрывшихся в тяжелых складках кожи, от Джервиса, – то я, пожалуй, воздержусь от советов. По самой простой причине: я достаточно хорошо знаю вас, Первый. Если вы решились заговорить о столь важном предмете, значит, уже сами наверняка все обдумали и передумали… много раз. И пришли ко вполне определенному выводу. Так не пора ли сообщить его нам, уважаемый тан?

Альфар и Борк одобрительно закивали.

– Ну что же, друзья мои… Почтенный Второй совершенно прав: я очень часто думал об этом. Надеюсь, вы согласитесь: можно быть одновременно главой Семейства и патриотом своего отечества. И мне больно видеть, что происходит с Империей, а еще больнее думать, что может с нею случиться, ведь угроза, исходящая от Эсаны, с каждым месяцем становится все сильнее.

Джервис говорил спокойно, негромко, без малейшего пафоса, но все присутствующие внимали ему с благоговением, поскольку он задел самые чувствительные струнки их душ.

– Над всеми нами нависла смертельная опасность. Торвальд не просто фанатик – он истинно верующий фанатик, а это гораздо страшнее. Если он не пощадил собственную родню, частично истребив, частично изгнав из королевства, то какой пощады можем ожидать мы, чужеземцы и инаковерующие! Да, между нами море, но что мешает Торвальду построить большой флот? Только вечная нехватка денег: хвала богам, его авантюры опустошают королевскую сокровищницу не хуже, чем это сделали бы наши ребята, попади они в нее! Но рано или поздно он решит эту проблему, и тогда…

Судя по посуровевшим лицам присутствующих, таны хорошо представляли, что можно ожидать.

– Если армия Эсаны высадится на наших берегах, кто ее остановит? Личные телохранители Правителя? Гвардейцы наместников провинций? Стражники членов Тайного Совета? Смешно и говорить. Если даже созвать ополчение… – Джервис махнул рукой.

– От необученного человека, будь он хоть трижды силач и храбрец, мало толку в бою, – подтвердил Альфар. – Наспех собранные ополченцы, даже под командой опытных людей, ничего не смогут сделать с эсанской пехотой.

– А с панцирной конницей и подавно! – прогудел Кристоф.

– Если бы свести провинциальную гвардию в один кулак и под единое начало, тогда еще был бы шанс! – добавил Борк. – Но ведь наместники ненавидят друг друга…

– Еще бы, ведь все они – члены Тайного Совета! – грустно усмехнулся Альфар. – Пауки в банке, матушек их благородных всеми способами… прошу прощения.

– Ничего, друг мой, это от волнения, я понимаю… Итак, почтенные таны, на что же мы можем рассчитывать? Наш Правитель слабоволен, и шансов на то, что в нем все-таки взыграет кровь деда, практически нет. Его наследнику всего шесть месяцев, и даже если это будет второй Норманн, до совершеннолетия слишком далеко… Ни один из членов Совета не обладает явным преимуществом над другими… Какой вывод из этого следует?

– Из этого следует, что бардак будет продолжаться, пока не придет Торвальд и не открутит всем нам головы! – с горечью отозвался Борк.

– Почтенный Четвертый, не вы ли призывали нас не отчаиваться раньше времени! – с легкой укоризной воскликнул Джервис. – Вывод совсем другой: нам пришла пора вмешаться. Надо найти подходящего человека и помочь ему взять власть.

Глядя на вытянувшиеся лица танов, глава Первого Семейства поспешил уточнить:

– Друзья мои, клянусь всеми святыми: я в здравом уме!

– Милостивые боги… – прошептал потрясенный Борк.

– Если бы это пришлось услышать от любого другого, я счел бы его сумасшедшим, – медленно протянул Кристоф. – Но к вам, Первый, это не относится, поскольку более рассудительного человека я в жизни своей не встречал, а умопомешательство, насколько мне известно, в одночасье не наступает… Поэтому прошу: не тяните, не терзайте нас догадками! Готов держать пари: вы уже давно присмотрели этого самого «подходящего человека». Или, может быть, я ошибаюсь?

– Вы не ошибаетесь, Второй.

– Одну минуточку! – поднял руку Альфар, вставая с кресла. – Вы как хотите, а я должен выпить еще. После того, что услышал, голова пошла кругом…

– И у меня! – подхватил Борк, устремляясь к столу.

– Пожалуй, и мне не помешает лишний кубок дауррского… – пробасил Кристоф, грузно поднимаясь на ноги. – Боюсь даже представить, что нам придется выслушать через минуту-другую!

– Присоединяюсь, друзья мои! Вот только чокаться не будем! – поспешно произнес хозяин, глядя, как Борк протягивает руку к своей любимой бутыли с ореховым ликером.

* * *

В усадьбе Хольга было все, что могло понадобиться высокородному дворянину. Даже тюрьма для тех, кто имел несчастье разгневать графа.

Просторный подвал трехэтажного особняка был разделен на две неравные части: в большей находились ледники и кладовые, а в меньшей – несколько маленьких клетушек с железными дверями и решетками на крохотных оконцах под самым потолком, и еще одна комната. О ней говорили вполголоса, с благоговейным страхом, поскольку она называлась «допросной камерой», и время от времени там по-хозяйски распоряжался графский палач Ференц – могучий, кряжистый человек с красным обветренным лицом и белесыми бровями, похожий на почтенного крестьянина средних лет. Как правило, он жил в родовом замке Хольгов и там же занимался своим делом, но если графу предстояло вершить суд и расправу в столичной усадьбе, за ним посылали заранее. Тогда из подвала доносились душераздирающие вопли, заставляющие слуг и стражников нервно вздрагивать и торопливо шептать молитвы…

В этот день палача не было в усадьбе, но допросная камера не пустовала. И долгое время там раздавались крики, от которых леденела кровь. Потом они постепенно перешли в удушливый, булькающий хрип, а вскоре сменились зловещей тишиной.

Один из стражников, стоявших за дверью, совсем еще молодой парень, бледный как полотно, опасливо оглянувшись по сторонам, перекрестился:

– Наконец-то отмучилась, бедная…

– Не спеши радоваться! – зловеще прошептал его напарник, постарше и, по всему видать, лучше знакомый с порядками. – Его сиятельство так просто от нее не отстанет.

– Да ты что?! Она умерла!

– Не-а… Бабы – они живучие, как кошки. Сейчас отольют водой, приведут в чувство – и по новой.

– Святые угодники! Это смертный грех, нельзя так с человеком…

– А нарушать приказ, блудить – можно? Знала, дуреха, что его сиятельство не прощает непослушания? Знала. И все-таки распутничала, почитай,