Дело о нападении на славных рыцарей Римара и Феррата - Лариса Куницына

город Вильвер. Но впоследствии звезда Вильфоров начала закатываться, мои предки беднели, теряли земли, Вильвер снова отошёл к королю. И, в конце концов, у нас осталась лишь узкая полоска земли, зажатая между королевскими владениями и наделами соседей, где умещается только старый замок, небольшая деревня и огороды. Это всё, что осталось у отца от славного прошлого, да ещё серебряный гербовый щит первого барона де Вильфора, который висит в большом зале. Матушка много раз уговаривала отца продать его, чтоб собрать нам с сёстрами приданое, но он не соглашался. В семье трое детей и все девочки, отец хотел сына, чтоб тот продолжил род, но не сложилось. К тому же и выдать замуж дочерей без приданого в наших краях очень трудно, будь они даже писаными красавицами.

Старшая сестра Эмили долго ждала своего жениха, отец надеялся выдать её за барона, но, в конце концов, согласился на обычного рыцаря. Она вышла замуж за нашего соседа кавалера де Плесси, человека небогатого, но хозяйственного и доброго. Второй на очереди была моя сестра Флоретта. Она красавица, не то что я, но никто не сватался к ней, а отец наш придерживается старомодных взглядов и считает, что пока не выйдет замуж средняя сестра, младшей об этом и думать нечего. Годы шли, Флоретте уже исполнилось семнадцать, но никто не брал её в жёны, я думала, что так мы с ней и останемся старыми девами в своём замке.

Но однажды в грозу к нам попросился на постой молодой человек благородной наружности. Это был Филипп де Тур из Сен-Марко. Он промок под дождём и к утру слёг в горячке. Мы с Флореттой ухаживали за ним, и я в него влюбилась. Он казался мне таким красивым и утончённым по сравнению с нашими провинциальными рыцарями, он так красиво говорил и пел романсы. Он сказал, что любит меня и просил моей руки у отца. Но тот, выяснив, что у Филиппа нет замка и земли, отказал ему. И тогда он уговорил меня сбежать с ним. Ты не представляешь, как мне хотелось выбраться из этого маленького бедного замка, да ещё жить с любимым, который клялся, что я для него дороже целого мира. И я согласилась. Мы уехали в Вельвер и в магистрате заключили брак. Я нашла среди бумаг Филиппа грамоту об этом, — она торопливо открыла свою сумочку и вытащила оттуда свёрнутую в несколько раз бумагу, чтоб передать Марку, но он даже не пошевелился.

Вздохнув, она сунула её обратно и продолжила печально:

— Я оказалась такой дурой! Не я была нужна Филиппу, а моё приданое. Сразу после церемонии он потащил меня обратно в замок отца и стал требовать, чтоб тот выплатил ему пятьсот марок. Когда отец сказал, что у него нет денег, он нагло заявил, что тогда он должен продать серебряный щит Вильфоров, чем привёл отца в ярость. Он выгнал нас из замка и отрёкся от меня. Ты же знаешь, что когда кого-то изгоняют из семьи или общины, то подревнему обычаю проводят ритуальные похороны. Даже с королём Арманом, я слышала, поступили так же… Вот тогда в семейном склепе и появилась та плита. И я осталась совсем одна.

Филипп сразу утратил ко мне интерес. Мы вместе приехали в Сен-Марко, и выяснилось, что у него ничего нет, даже крыши над головой. Его отец, смотритель крепостных стен де Тур тоже не пустил нас на порог. Мы поселились в крохотном домике старой няни Филиппа на улице белошвеек. Только она была добра ко мне в те годы. Муж почти не появлялся в доме, и приходил лишь для того, чтоб забрать деньги, которые я с таким трудом зарабатывала шитьём. Родился Валентин, я с утра до вечера шила, пока няня присматривала за малышом. Иначе мы бы просто умерли с голоду. А потом Филипп умер. Он был у своей любовницы, когда вернулся её муж, и так перепугался, что как был в постели без одежды, так и выпрыгнул из окна на втором этаже, и сломал себе шею. Он пролежал там всю ночь на потеху поздним гулякам, пока его не нашёл патруль городской стражи. Это был такой позор, на его похоронах те немногие, что явились проводить его, смеялись за моей спиной, а его отец, даже не подошёл ко мне, одарив таким презрительным взглядом, словно это я погубила его сына.

Она какое-то время молчала, перебирая пальцами шёлковый шнурок сумочки, а потом продолжила:

— Мне было стыдно тогда, что мой муж умер так позорно, я с ужасом думала, каким пятном этот позор может лечь на жизнь Валентина. И я не знала, как мне удастся вырастить его достойным его статуса. Ведь он дворянин, но чтоб стать рыцарем ему нужно получить образование, он должен хорошо одеваться, заводить связи. Через год умер отец Филиппа и по завещанию оставил Валентину свой маленький дом в районе, где сселятся небогатые, но всё же почтенные люди. Я работала с утра до ночи, лишь бы обеспечить сына самым необходимым, хотя понимала, что скоро этого будет мало. Я думала, что всю жизнь проживу так, за шитьём чужих рубашек, пытаясь вывести в люди моего несчастного ребёнка. А потом появился ты…

Она снова замолчала и тоже посмотрела в огонь. Её лицо разгладилось, и губ коснулась печальная улыбка.

— Ты появился из темноты как раз вовремя, чтоб спасти меня от разбойников, как прекрасный принц из старой сказки. Я почувствовала себя принцессой, вырванной тобой из лап дракона. Ты был так невероятно красив той ночью, в бордовом бархате, расшитом золотом. От твоих волос и кожи струился пряный аромат. Ты был так великодушен и предупредителен…

Марк закусил губу, внезапно вспомнив, что в тот вечер он отправился к Монтре с твёрдым намерением очаровать его и втереться в доверие, и зная о пристрастии виконта к высоким брюнетам, вырядился, как на свидание, и не пожалел духов и ароматических масел, чтоб окружить себя благоухающей аурой. Если всё это произвело неизгладимое впечатление на пресыщенного фаворита короля, то как же подействовало на маленькую бедную белошвейку, видевшую до этого лишь провинциальных рыцарей да своего непутёвого мужа!

— Я назвала тебя «ваша светлость», потому что так назвал тебя стражник. Это правда, Марк. Я ещё подумала: «Он барон, но мог бы быть и маркизом, и даже герцогом!» Ты вызвался проводить меня до дома, чтоб на меня не напали, а я всю дорогу думала о том, что никогда не встречала такого красавца.