Дело о нападении на славных рыцарей Римара и Феррата - Лариса Куницына

— Вы шутите? — уточнил барон, опуская руку вниз, но тут вспомнил, что снял перевязь и она лежит теперь у окна, добраться до которого будет нелегко. Он вытащил из ножен свой стилет.

— Я знаю, что вы воин, но здесь — не поле боя, — прошипел книжник и с рычанием кинулся на него.

Он отлично владел кинжалом, и его напор был таким внезапным и сильным, что кто-то другой на месте барона де Сегюра тут же получил бы удар клинком в бок. Но Марк умел биться не только на мечах. В тот момент, схватившись с Кляйном в кинжальной схватке, он мог бы добрым словом помянуть своего друга командора Рауля де Мариньи, непревзойдённого мастера кинжала, проведшего с ним немало тренировочных поединков. Мог бы, если б у него было хоть мгновение для того, чтоб подумать об этом. Но времени у него не было, книжник был опасным противником, и всё же в какой-то момент Марку удалось провести один из коронных приёмов де Мариньи и, оказавшись за спиной у противника, он приставил ледяное лезвие стилета к его горлу. Кляйн замер, и в следующий момент Марк подался назад и ударил его ребром ладони по шее, по тому самому месту, по которому ещё недавно сам получил удар, на несколько дней ввергнувший его в беспамятство.

Книжник издал короткий крик и упал на пол, как сноп соломы. Марк отошёл назад и, не спуская с него взгляда, достал из книжного шкафа моток верёвки. Вернувшись, он быстро и умело связал его руки и ноги. Кляйн оставался недвижим и даже не дышал.

— Надеюсь, он жив, — пробормотал Марк, пытаясь нащупать пульс на его шее, и тут заметил какое-то движение.

Подняв голову, он увидел в дверном проёме женский силуэт в чёрном платье и бордовой пелерине, потом заметил наведённый на него маленький арбалет и, наконец, поднял взгляд, чтоб увидеть её лицо. Он медленно выпрямился, вглядываясь в знакомые и при этом такие чужие черты. Она была рыжей и высокой, её бледное лицо словно светилось в темноте, а большие синие глаза смотрели на него с ненавистью.

— Адалина? — тихо спросил он, хотя сам не верил в это.

— Ты помнишь её? — тихо проговорила она, не отрывая от него пылающего взгляда. — Мою младшую сестру, которая доверилась тебе и погибла под топором палача, как колос, подрезанный серпом? Юная девочка, любившая тебя всем сердцем. Я говорила ей, что это безумие, что ты лишь играешь её сердцем, и у вас нет будущего, но она не слушала меня. Она смеялась звонким счастливым смехом и твердила: «Он любит! Он не предаст!» Ты предал и бросил её одну на растерзание воронам. Ты погубил репутацию моей семьи! Моя сестрёнка, маленькая Адалина умерла, мать слегла от горя, отец замкнулся в тоске, а мой брат… У него больше нет будущего! Никто не возьмёт его на службу! И всё из-за тебя…

— Верно, — проговорил он. — Из-за меня. Значит, ты Белона Норан, её сестра. Это ты мстишь мне за её смерть.

— А ты как думал? Что я позволю тебе жить здесь в собственном доме, крутиться у трона, ловя подачки короля, наслаждаться семейным счастьем с новой рыжей пассией и плодить новых де Сегюров? Я хотела разрушить твою жизнь, но у меня уже нет на это времени! Я просто заберу её!

Она подняла арбалет выше, чтоб прицелиться, и в этот миг что-то мелькнуло за её спиной, а потом наверху появилась розовая алкорская ваза и со всего размаху опустилась ей на голову. Она пошатнулась, арбалет со стуком упал на пол, а следом рухнула и она. Над её неподвижным телом со скорбным выражением на лице стояла Мадлен.

— Я пришла, чтоб забрать игрушки Валентина, — обиженным тоном проговорила она, — он всё время плачет. Эта девушка… Она твоя любовница?

— Нет, — ответил он и, подойдя, присел рядом, глядя на бледное лицо алкорки. — Я увидел её впервые, но знал её сестру. Она умерла по моей вине.

В холле раздались голоса и по лестнице застучали сапоги.

— Что случилось, ваша светлость? — крикнул Эдам, подлетев к ним, и замер, глядя на женщину, неподвижно лежащую в окружении розовых черепков. — Кто это?

— Та рыжая, которую мы искали. Отправляйтесь на улицу, разыщите стражников и пришлите их сюда, после этого сообщите во дворец, что те, кого мы разыскивали, здесь.

— И тот книжник? — Эдам заглянул в комнату и увидел скорчившегося на полу Кляйна. — Вы сами справились с ним. Простите, что мы задержались. Два головореза поджидали нас в конюшне. Одного я огрел ведром, а второй собирался напасть, но заметив, что остался один, попытался сбежать. Мы догнали его на площади, надавали тумаков и притащили обратно. Они лежат там, связанные вожжами.

— Это заняло некоторое время, — смущённо кивнул Шарль и, поклонившись хозяйке, пихнул Эдама локтем.

— Ах, да, стражники, — кивнул тот, и они направились к лестнице.

Белона была жива, хоть и без сознания, и Марк на всякий случай связал и её. Мадлен наблюдала за всем этим молча, а потом проговорила:

— Я возьму куклу Валентина и пойду.

Он смотрел, как она идёт к дверям детской, а потом произнёс:

— Ты же говорила, что любишь меня. Неужели ты оставишь меня наедине с этой болью?

Она обернулась, и он увидел, что по её лицу текут слёзы.

В доме по-прежнему было тихо. Стражники уже увезли в замок проникших в дом барона де Сегюра злоумышленников, вернулся из дворца Монсо, которого выманили туда подложным приказом хозяина немедля явиться. Остальные слуги пока не появились, и Марк сам растопил камин в маленькой гостиной на нижнем этаже.

Он сел в кресло рядом и устало посмотрел, как весело пляшет на поленьях яркое пламя. В соседнем кресле на самом краешке примостилась печальная Мадлен. Она сидела, виновато опустив голову, и теребила пальцами небольшую сумочку-кисет из чёрного бархата, расшитую золотыми розами.

— Ну, скажи, наконец, кто же ты такая? — спросил он, не отрывая взгляда от огня.

— Я Мадлен де Тур, урождённая де Вильфор, — ответила она и, встретив его мрачный взгляд, с мольбой добавила: — Это правда, Марк. Позволь мне всё объяснить, пожалуйста. А потом решай, что будешь делать дальше. Я приму любое твоё решение, скажешь уйти — уйду.

— Ладно, говори, — разрешил он, снова вернувшись к созерцанию огня.

— Наш род де Вильфоров очень древний и славный, первым бароном был оруженосец короля Анри Золотое Копьё, получивший этот титул за отвагу и верность. Тогда же ему был дарован феод и