Фламандская петля - Наталья Николаевна Ильина

было нельзя совсем, но какое это теперь имело значение? Перетерпев минутную боль, он прислушался к себе, ожидая, что опьянение распустит тугую пружину вины, потерянности и горя, которая сжимала душу. Но – нет. Ничего такого не произошло.

Третью неделю Андрей жил у Ирины гостем, чужаком, задержавшимся в доме слишком надолго, и не знал, куда ему теперь податься.

«Меня спросить не забыл, прежде чем пустить в мой дом посторонних?» Он помотал головой, стараясь отогнать видение перекошенного яростью лица Ирины. Заткнуть бы уши, чтобы не слышать злого шепота, похожего на шипение взбесившейся змеи. «Не нужны мне тут эти бродяги! – выплевывала она свой яд. – И так никакого покоя нет, только и слышно со всех сторон: Ника да Ника. Скорее бы уж нашли ее, живую или мертвую».

Андрей отрешенно посмотрел на свою руку. Рука мелко дрожала. Та самая, которая с размаха залепила Ирине пощечину, звонкую, разом оборвавшую злое шипение. Он поднял бутылку «Финляндии», посмотрел сквозь нее на свет и опрокинул над чашкой, наливая до краев.

Было понятно, что Ирина никогда не простит ему этой пощечины, но – Андрей грустно усмехнулся – это не имело совсем уж никакого значения. Она бросила в его сердце самый тяжелый камень, женщина, которую он считал своим спасением! «Живой или мертвой!» До той проклятой минуты Андрею и в голову не приходило, что Ника может умереть. А после этих слов страшное сомнение плесенью расползалось в душе, и когда ему сообщили, что Нику нашли, он испытал облегчение, а не ужас. Оказалось, что неизвестность может быть чудовищней самой страшной новости. Он ненавидел себя за это облегчение, за то, что его не оказалось рядом с дочерью – хотя ну как бы он мог? – за то, что Лида осталась с горем один на один, а он не знал, как подступиться, как помочь…

В кустах зашуршало. Из зарослей высунулась большущая лохматая собачья башка. Батыр, пес из «цыганского дома», внимательно посмотрел на Андрея невыразительными медвежьими глазками, засопел, высунул язык, с которого потекла струйка слюны, и исчез. Через минуту кусты снова затрещали, и пес вернулся не один. На крохотную полянку вышел Холик, один из таджиков.

– Сало`м, Андрей, – поздоровался он. – Зачем пьешь на такой жара? Зачем один? Пойдем в дом, плов у нас. Большой казан вчера делал.

Андрей поднял голову. Идти не хотелось, не хотелось вставать, шевелиться. Водка наконец возымела эффект, и темное, покрытое ранними морщинами лицо Холика расплывалось перед глазами.

– Нет, – мотнул Андрей головой, отчего к горлу подкатила тошнота. – Не пойду.

– Пойдем, – настойчиво повторил Холик. – Нельзя тебе на солнце. Будет плохо.

– А пусть! – упрямо начал Андрей, собираясь сказать, что хуже быть не может, но продолжить не смог. Поляна закружилась в глазах бешеной каруселью, и он упал на траву, ничего уже не чувствуя.

* * *

Лидия шла к двери, автоматически переставляя тяжелые ноги. Звонок был долгим и чересчур настойчивым, пришлось встать с кровати. Не заглядывая в глазок, она открыла, и равнодушие сменилось проблеском удивления – на площадке стоял Холик, разнорабочий из теплиц, тот самый, что помогал искать Нику в первую ночь.

– Здравствуй, Лидия Семеновна. – Вид у него был смущенный.

– Здравствуй.

– Ты это, не ругай, – мялся он.

Лидия посторонилась, молча предлагая таджику войти внутрь квартиры. Он неуверенно оглянулся, будто ища поддержки, и, не найдя, бочком проскользнул в коридор.

– Пойдем, чаю налью. Ты по делу? – с трудом проговорила Лидия, преодолевая сухой спазм в горле, который появлялся всякий раз, когда она пыталась что-то сказать.

– Да. Помощь надо.

– От меня? – Она повернулась с чайником в руке и внимательно посмотрела на гостя: наголо обритая голова с черной тенью прорастающих волос блестела от пота, глазки в сеточке морщин бегали по сторонам, никак не решаясь остановиться на чем-то одном. – Говори, я слушаю.

– Там это… У нас места мало, семья большой. Я не могу его выгонять, совсем не могу. Забери? Плачет он. Водка пьет и плачет. Некуда мне идти, говорит. А как же – некуда? Ты ему жена. Помоги. Плохой Андрей, совсем больной стал. Беда у вас, я знаю. Я бы тоже водка пил, плакал бы, но моя семья меня на улице не бросил. Нехорошо. Ника нет, пусть Аллах покарает тот зверь, который ее убил, но вы – есть. Возьми его домой, Лидия Семеновна. Виноватого – возьми, а то и мужа потеряешь.

– Какой он мне муж? – пошевелила одеревеневшими губами Лидия.

– Какой есть, – быстро отозвался Холик.

Она сняла с плиты чайник, налила в чашку заварки, плеснула кипятку.

– Где он?

– Говорю, дома у нас. Два день. Мой собака нашел его в кусты. Совсем пьяный, как мертвый. К Ирина не идет, плачет, водка просит, смерти просит. Синий, дышит плохо. Возьми его?

– А Ирина что? – скрестила руки на груди Лидия.

Таджик кашлянул в чашку, едва не расплескав чай:

– Слышать не хочет. Прогнал меня. Злой.

Лидия встала у окна. Во дворе, громко крича, гонялись друг за другом мальчики лет восьми. Одного из них она узнала, это был внук соседки с третьего этажа, второй показался незнакомым. Мысли текли вяло, заторможенно. «Возьми… Что он, вещь какая? И что я с ним делать буду? Видеть не могу!» Что делать с Андреем-изменником, при всех унизившим ее тогда, в ноябре, она знала. Но что делать с Андреем, опустившимся до пьянства и ночевок на пустырях? И все-таки он был ей мужем почти двадцать лет…

– Ладно. Иди домой. Найду машину и приеду, – ответила она Холику.

Проводив невысокого щуплого таджика до двери, Лидия вернулась в кухню и растерянно огляделась. В раковине громоздились немытые тарелки, на столе и на полу валялись какие-то крошки… В большой комнате было почище, но разобранная постель некрасиво выставила на обозрение скомканное и смятое белье, и экран телевизора отсвечивал пушистым слоем пыли. Она не помнила, когда убиралась или меняла белье в последний раз… Только за дверью в комнату Ники царили порядок и прохладный полумрак. Все вещи лежали на своих местах, линолеум был чисто вымыт, кровать – аккуратно заправлена, на столе стояла фотография с траурной лентой. Тут Лидия с маниакальным упорством мыла и протирала каждый уголок ежевечерне, словно все еще ждала, что Ника вот-вот вернется…

Позвонив Маринке, которая замещала ее в теплице, Лидия договорилась, что они с мужем отвезут ее вечером в «цыганский дом», и неохотно, будто по обязанности, взяла в руки тряпку… Пусть они разошлись, но приводить в неубранный дом кого бы то ни было, даже бывшего мужа, не годилось. Она даже испытала запоздалый