Свободные (СИ) - Эшли Дьюал

- Боишься, - бросает он, а я вдруг непроизвольно киваю. Отхожу от него дальше, борясь с личными противоречивыми чувствами, и стискиваю зубы. – Не доверяешь.

- Я тебя едва знаю.

- И не узнавай.

- Почему?

- Со мной не стоит иметь дела. Если, конечно, оно не касается работы.

Парень выпрямляется. Смотрит на меня, выжидает, а мне вдруг становится дико тошно, просто до коликов. Я выплываю из тумана, которым меня обволакивают эти синие, темные глаза, и неожиданно понимаю, что он прав: я должна бежать. И как можно скорее.

Ничего не говорю. Просто решаю сорваться с места и к чертовой матери унестись отсюда как можно дальше. Мое тело дрожит, его трясет от страха. И от любопытства. Я чувствую, что хочу остаться, и это пугает меня еще больше, чем все, что уже успело со мной произойти. Больше чем переезд к отцу, больше чем угрозы Димы, даже больше чем дуло пистолета, направленное ровно на мою голову. Ведь, в конце концов, раньше я сталкивалась лишь со страхом от того, что понятия не имела, как быть; я была в ловушке; у меня не было выбора. Но сейчас я знаю, что могу убежать. Могу оставить мысли об этих синих, пугающих глазах у себя за спиной и больше никогда не оборачиваться. Но я не хочу. А потому должна сейчас лететь со всех ног куда угодно лишь бы подальше отсюда, пока не поздно, и пока я еще в состоянии контролировать свои же поступки.

- Осторожно! - рычит знакомый голос.

Все происходит слишком быстро. Я решительно ступаю на дорогу, слышу визг шин, долгий, пронзительный гудок автомобиля, и уже через секунду оказываюсь в крепких, стальных объятиях синеглазого парня. В метре от нас проносится машина, ветер от нее колыхматит мои спутанные волосы, и я поднимаю испуганный взгляд на незнакомца, понятия не имея, как дышать, как говорить. Смотрю на него, а он вдруг горячо отрезает:

- Горит красный.

- Я не заметила.

- Открой, наконец, свои глаза.

И почему-то мне кажется, что он имеет в виду не только недавнее происшествие на дороге. Я гляжу на него, и не вижу в нем волнения, желания или нежности. Я вижу лишь интерес, который на таком серьезном и сосредоточенном лице кажется огромной нелепостью.

- У меня нет на тебя времени, - холодно отрезает парень. Он вроде прощается, но рук не разжимает, и от того я чувствую себя ужасно неловко, ведь понятия не имею, что мне делать: сорваться с места от неясной мне обиды или же не двигаться и ждать того, что будет дальше.

- Я уже могу стоять на ногах самостоятельно.

- Я бы не был так в этом уверен.

Однако незнакомец все-таки опускает руки. Постепенно всплеск адреналина проходит, и теперь я чувствую себя слабой и уставшей, будто только что пробежала несколько километров или выступила перед огромной публикой, выкачавшей из меня все соки. Неуклюже поправляю юбку, затем переминаюсь с ноги на ногу и говорю:

- Спасибо.

- Спасибо? – парень хмурит брови. Склоняет голову на бок и изучает меня, будто я редкий экспонат в музее.

От того говорить становится совсем невыносимо. Откашливаюсь и тут же вспоминаю, что должна бежать. Точно. Как можно дальше. И, на этот раз, на зеленый свет.

- Да, спасибо, - бездумно отрезаю я, прекрасно понимая, что теперь и вовсе сбиваю его с толку. Однако мне плевать. Мысли живут отдельно от тела, тело живет отдельно от мыслей, и мне определенно не нравится, что я не в состоянии контролировать себя, когда рядом этот человек.

Парень больше не произносит ни слова. Он накидывает на голову капюшон, все смотрит на меня, но я уже срываюсь с места. Перебегаю через дорогу и стискиваю в кулаки руки, чтобы не дай бог не обернуться. Надо успокоиться. Вспомнить о том, что этот человек опасен. Он ужасный. Он ведь убивает, черт подери! Он жуткий, мерзкий, нехороший и…

Оборачиваюсь. Вижу, как он бежит в сторону небольшого парка, воздвигнутого, будто оазис посреди пустыни, и нервно прикусываю губу. Так и хочется взвыть от странного горячего чувства в груди, между ребрами, но я сдерживаюсь. Глубоко втягиваю в легкие воздух и так же медленно и протяжно его выдыхаю. Ничего не было.

Знакомство с этим человеком – ошибка.

Мой странный к нему интерес – самообман.

А его синий, суровый взгляд, полный смешанных, ледяных чувств, граничащих с алым, безумным гневом – катастрофа, которую природа невольно позволила себе создать, но о которой она сейчас определенно, жутко жалеет.

Я прихожу в больницу запыханная и взвинченная. Женщина, сидящая за круглым регистрационным столом, вновь встречает меня широкой улыбкой, однако теперь мне абсолютно плевать на ее классное настроение. Я уверенно следую к лифту, нажимаю на кнопку седьмого этажа и нервно прикусываю кончик пальца: как бы хотелось сейчас просто забыть обо всем, что так жестоко разрывает голову на части. Дверцы распахиваются, я вырываюсь на свободу и быстрым шагом несусь к палате. Так и не терпится увидеть Сашу, чтобы вытрясти из него всю правду. Однако рьяно ворвавшись в комнату, я замираю уже на пороге.

- Простите, - срывается с моего языка. – Я не думала, что тут кто-то есть.

- Ничего страшного, - Елена кивает и медленно поднимается с разложенной кушетки. Она выглядит иначе. Не накрашенная, в простой, удобной одежде. С измученным лицом и не менее измученным голосом, - ты что-то хотела?

- Да. Хотела поговорить с Сашей.

- Он отдыхает. Крепко спит уже больше трех часов. Сегодня утром врачи вкололи ему дополнительную дозу обезболивающего.

- Зачем? – я обеспокоенно подхожу к краю кровати и осматриваю безмятежное лицо брата. Его грудная клетка медленно поднимается и опускается, в такт пикающим приборам, а я почему-то вся съеживаюсь от неприятной армии мурашек, пробегающей по спине. – Ему стало плохо?

- Переволновался. Показатели зашкаливали. Доктора говорят о каком-то приступе паники. Бред. Какой может быть приступ паники у здорового восемнадцатилетнего парня, да еще и изолированного этими толстыми, больничными стенами от любого из неприятелей?

Я киваю, а затем едва слышно хмыкаю. Как же мало эта женщина знает о своем сыне.

- О чем ты с ним хотела поговорить? – спрашивает Елена и ее черные глаза загораются от любопытства. – Разве сейчас у тебя нет занятий?

- Есть. – Честно говоря, я устала оправдываться, устала бояться, и поэтому вместо очередного оправдания, я вздыхаю и признаюсь, - я должна была увидеть его прямо сейчас.

- Что за срочность?

- Подростковые проблемы.

- Это как-то связано с теми ребятами из северо-западного района?

Я еле-еле сдерживаюсь от язвительного ответа. Так и хочется заорать во все горло о том, что их и в помине не существует! Однако я прикусываю язык и отрезаю: