Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного) - Евгений Сухов

В это время девки вставали особенно рано, когда еще и зорька не занялась, но зато трава была сполна напоена утренней водою. Уйдут далеко в поле и умоются ранней росой, приговаривая заговорщицкие слова, и просили девы у Боженьки щедрой красы и заботливого суженого.

Девки и парни с нетерпением ожидали прихода грешного Ивана Купалы[34], когда можно будет жечь костры и водить хороводы. Сам огонь в Иванову ночь был чудодейственным, он пах ароматом сожженных цветов и липой.

В лесу отроки уже складывали огромные поленницы для предстоящего праздника, а старухи, припоминая грешную молодость, предостерегали внучек от коварного соблазна.

В воздухе стойко держался зной, который обещал вскорости иссушить многотравье, превратить жнивье в серый перегной. Старики твердили, что давно не видывали такого лета, и с высоты завалинок посматривали на ребятишек, которые весело, словно стая гусей, полоскались в мутной Неглинке.

Купаться на день Аграфены нужно было с песнями, и всюду вдоль крутого берега слышалось веселье. Девки уходили подальше от парней, сбивались в белые стаи и, попрятавшись за густыми ивами, снимали с себя сарафаны и платья, оставаясь только в длинных, до пят, сорочках. Порой иной грешник тайком проследует за девками, затаится в густых зарослях и татем будет наблюдать за хороводом русалок. И если устроит он нечаянно переполох, то девкам оттого грешно и весело.

Вечером девицы сговорились идти в лес за кореньями, чтобы отобрать у них целебную силу, а еще нужно было увидеть папоротник, который на Ивана Купалу раскрывается только на мгновение, а если повезло разглядеть его цвет, то тогда откроются невиданные тайны, сделаешься богатым и способен будешь разглядеть будущее.

Если чего-то не хватало в знойный липовец, так это дождя, да такого, чтобы остудил землю, иначе изойдет она жаром, а то и вовсе заполыхает алым огнем.

День Ивана Купалы явился вместе с дождем, да таким обильным, что тотчас напоил иссохшую землю, залатав ее многие трещинки, сумел разгладить шероховатую поверхность. Земля похорошела, сполна испила живой воды, но выпавшего дождя хватило еще на то, чтобы обмыть запылившийся лик и предстать на праздник не древней старухой, а девицей-красавицей. Каждый листок в лесу задышал прохладой, каждая былинка в поле окрепла, испив влаги, потянулась к солнцу.

Ливень застал девок в лесу, когда они с охапками сорванного папоротника возвращались в посады. Только одной из них удалось разглядеть папоротниковый цвет, распускавшийся раз в год на мгновение для того, чтобы приоткрыть девице свою тайну. Гром, прозвучавший предостережением, когда тонкая девичья рука потянулась к белому цвету, заставил многих застыть в суеверном страхе перед весельчаком Купалой. Так и стояли бы они посреди большой поляны, скованные страхом и неведомым предчувствием, если бы не разверзнулось небо и не обрушило на смельчаков потоки стылой воды. Вызовом самому Купале казалась девичья ладонь, дерзко сжимавшая белый цвет.

Следующий день был не по-утреннему душен, в если бы не капли, которые затаились во впадинках листьев, могло показаться, что дождя не было совсем.

К празднику Купалы готовились даже старики. Самым почтенным предстоит высечь огонь из дерева. Это будет живое пламя. Иван Купала другого не признает. И смотреть на быстрые руки старца нужно в благоговейном почтении, чтобы даже громким словом не нарушить священнодействия.

А дед быстро и умело натирает тоненькую палочку, извлекая из расщепленной колоды огонь. Сначала дерево зайдется тоненькой робкой струйкой дыма, а потом, подкормленное легким пухом, вспыхнет разом, окрасив колоду в темный угольный цвет.

День Ивана Купалы начинается именно с первым огоньком, тогда вокруг сразу все придет в движение, в лесу станет тесно от веселого смеха и радостных песен. Не бывает праздника Купалы без огня, как не может быть ночи без звезд.

Девки в вышитых сорочках, опоясанные чернобыльником и венчальными венками из ромашек, не уступая парням в лихости, прыгают, взявшись за руки парами, через костер, который бушует и сердито потрескивает и, простирая алые горячие пальцы к небу, готов сорвать платьице с каждой девицы.

Грешен Иван Купала!

И когда совсем стемнеет, берег реки вспыхнет тотчас множеством костров, которые покажутся плывущими суденышками на убегающих водах Неглинки.

Лишь одно место московиты обходили стороной. Оно находилось на реке Яузе, в темном лесу, недалеко от Спасо-Андроньевского монастыря, и даже молитвы чернецов не могли вытравить из него застоявшуюся скверну. Христиане поговаривали, что летает там баба на метле, а из грибов растут в тех дебрях только поганки и мухоморы, которых поедают кикиморы и лешие. Рыбаки плевали трижды в сторону, когда спускались по Яузе на лодчонках, а охотники не ленились делать огромный крюк из боязни столкнуться с нечистой силой.

Правда, поговаривали, что живет в этих местах один пустынник, который праведными молитвами очищает поганые места, поправ своей святостью все темные силы. Вот оттого ни одна нечисть к нему и пристать не может. Святой он, вот поэтому и растут подле его хижины белые цветы.

Если и нарушают раз в год эту заповедную глухомань, так только на праздник Ивана Купалы, когда девки в белых платьях, подобно загонщикам во время охоты, окружают дурное место огнем, а затем дымом, будто святым ладаном, вытравливают всякую нечисть. И сказывают, что покрывается та поляна светляками, и такой вой стоит над лесом, что хоть уши затыкай, а потом долго в тех местах ветер не может разогнать зловоние. А еще старики глаголили, что обитают в тех местах птицы с длинными и голыми шеями, приученные рвать человеческое мясо, и если зайдет в те места путник, то обратно уже не выберется, так и сгинет в лесу безымянным.

В Москве знали, что в прошлые времена, когда Василий блаженный был молод, то посмел нарушить заповедность проклятого края и пошел в лес один. Сутки он плутал в многовековой чаще, а когда наконец выбрался на дорогу, бродячие монахи увидели старика — он был сед. Блаженный так никогда и не вспомнил, какая неведомая сила сумела вывести его из заколдованного леса.

В то время, когда парни прыгали через костер, а девицы молчаливо шли за венками вдоль тихой Неглинки, Иван Васильевич тешился в ласках с Анастасией Романовной. Знахарки знали, что месяц благоприятный и самое время, чтобы зачать наследника, и если царица обрюхатится на Ивану Купалу, то жизнь его будет протекать долго и счастливо.

Спина у Ивана Васильевича была мокрой от пота, рубаха прилипла к груди, но дикое желание не угасало. Царь видел заостренный подбородок суженой, ее кожа при ласковом свете свечей казалась матовой. Сейчас царица была особенно красива, а тихое постанывание еще сильнее разжигало в нем желание. Наконец он, обессиленный, опрокинулся на спину и пожелал:

— Наследника мне роди, царица! Коли сумеешь… поставлю храм в угоду святой Анастасии! Если девка будет, — царь малость подумал, — тоже хорошо. Ожерелье тогда немецкое тебе подарю. Мне его посол дал, крест там золотой с рубиновыми каменьями.

— Спасибо, государь, только ты мне и без ожерелья дорог.

Иван Васильевич поднялся, неторопливо надел кафтан. Он хотел позвать боярина, чтобы тот натянул ему сапоги, но, посмотрев на царицу, раздумал:

— Пойду я, государыня, бояре меня заждались.

В сенях уже третий час томились ближние бояре, однако будить государя не смели и, набравшись терпения, ожидали, пока Иван Васильевич пробудится. Когда дверь распахнулась и появился царь, бояре радостно встрепенулись:

— Будь здоров, батюшка.

— Иван Васильевич, здравия тебе желаем, — ниже других согнулся дежурный боярин.

Государь сел на царский трон, бояре породовитее уселись на лавку, чином поменьше устроились на скамью. Иван Васильевич обратил внимание на то, что Захарьины сидели к трону ближе, потеснив Шуйских. И для всех прочих стало ясно, что теперь навсегда пролегла вражда между двумя большими боярскими родами.

Иван Васильевич со скукой на лице слушал доклады бояр. Окольничий Челобитного приказа говорил о том, что прошлой ночью в Москву на Ивану Купалу прибыли бродяги, которые запрудили многие улицы и сделались хуже воров, выпрашивая милостыню.

— Бродяг из города гнать, если будут сопротивляться, то лупить нещадно, — распорядился Иван.

— Еще у Спасских ворот нашли двоих убиенных, видать по всему, зарезали в драке.

— Что делать думаете?

— Неподалеку есть ночлежка, там живут нищие. Сегодня пошлю туда караульщиков, пусть порасспрашивают, авось кто объявится.

— Яшку Хромого изловили? — вдруг спросил Иван.

— Нет, государь, ищем. Всем караульщикам наказали, чтобы смотрели на бродячих монахов, а кто из них долговяз и хром на левую ногу, пусть волокут в Пыточную, а уж там и разбираться будем…