Капитал Российской империи. Практика политической экономии - В. Галин

Недостаток капитала и практического опыта, предопределял и большую зависимость российской буржуазии от государства, что, по мнению экономистов, препятствовало ее более быстрому развитию. Например, С. Витте отмечал: «Наше купечество далеко не отличается той предприимчивостью, какая необходима для современной торговли. Ему мешает в этом и недостаток знаний, и привычка ждать от правительства указаний и поддержки»{613}. С. Булгаков выражался еще резче: «Своеобразие русского капитализма заключается не только в особенной, не повторяющейся в других странах комбинации экономических условий его развития, но в присутствии совершенно специального фактора, могущественно влиявшего на его развитие и представляющее исключительное явление русской жизни, — самодержавная бюрократия. Русский капитализм, до настоящего времени может характеризоваться не как экспортирующий, не как колониальный, но как бюрократический. Он выкормлен, а вместе с тем и извращен бюрократической опекой»{614}.

Однако, с другой стороны, без государственной поддержки русского капитализма вообще бы не существовало. Его и на самом деле не было, за теми границами, куда распространялась прямая государственная поддержка, а именно в области малого промышленного предпринимательства. На это указывали почти все ведущие экономисты того времени. Так, по словам М. Туган-Барановского, в западном понимании «у нас не было буржуазии вообще». «Крупный торговый капитал у нас имелся налицо — но не было ничего похожего на мелкокапиталистическую промышленную культуру Запада», мелкая буржуазия у нас просто отсутствовала{615}. Причина этого, по мнению М. Покровского, заключалась в том, что крупная буржуазия, растущая за счет чужих сбережений, вытесняла мелкую и среднюю буржуазию, не успевшую «даже образоваться как следует»{616}. Об этой данности свидетельствуют и статистические данные, где об уровне концентрации капитала может говорить распределение доходов: в торгово-промышленной сфере доход свыше 50 000 рублей имели 42% лиц с доходом свыше 1 000 руб., во всех остальных сферах — не более 14–18%{617}.

Вся русская промышленность держалась на трех китах: прямой государственной опеке крупного бизнеса, привилегиях для иностранного капитала и жесткой эксплуатации деревни, по сути, превращенной во внутреннюю колонию, что в совокупности предопределяло характер и перспективы всего российского капитализма.

Бурный рост российской промышленности был прерван экономическим кризисом, начавшимся в 1898 г. Тогда правительство на поддержку бирж и промышленных предприятий затратило до 170 млн. рублей{618}. Но это лишь смягчило удар. Наглядное представление о его глубине, а также о цикличности развития российской промышленности дает динамика строительства железных дорог. 

Протяженность железнодорожных линий общая и введенная в эксплуатацию в течение трехлетних периодов, верст{619}

Реакцией промышленности на кризис стало усиление ее монополизации в виде создания различного рода трестов и синдикатов, контролировавшихся в основном иностранным капиталом. Примерами могут являться такие синдикаты, как «Продпаровоз» (1901); «Гвоздь» (1903); «Продвагон» (1904) — 90% всех заказов на железнодорожные вагоны; «Продуголь» (1904) — до 60% добычи угля в Донбассе, контролировался франко-бельгийским капиталом, правление находилось в Париже; «Продамет» (1902) — председателем синдиката был представитель французских банков; «Дрожжи»; «Океан»; «Табачный трест» (1913); «Ропит» и т.д. В 1908–1913 гг. происходит быстрая монополизация банковского рынка в руках 7–8 крупнейших петербургских банков, «остальные провинциальные банки сошли почти на нет»{620}.

Монополизация промышленности привела к углублению кризиса, поскольку повышение нормы прибыли на монополистическом рынке достигается в основном за счет сокращения объемов производства. Так, «Продуголь» ограничил добычу угля, стараясь создать дефицит топлива, и цены на уголь выросли на 60%. В 1911 г. заводы Юга, входившие в «Продамет», сократили производство рельсов на 20%, подняв при этом цены на 40%. Деятельность международных нефтяных трестов привела к тому, что доля России в мировой добыче нефти упала с 51% в 1901 г. до 16% в 1913 г. и Россия утратила свое лидерство в добыче нефти. Цены на нефтепродукты на внутреннем рынке выросли в 3–4 раза. До начала нефтяного голода в России началось производство двигателей внутреннего сгорания, но из-за дороговизны нефтепродуктов оно стало сворачиваться. Под давлением общественности правительство в 1910 г. было вынуждено создать комиссию по выработке закона по ограничению монополий, подобного «антитрестовскому закону» Шермана в США. Но оказалось, что эта комиссия в основном состояла из представителей тех же монополий и никаких существенных мер по ограничению монополий она не предложила.

Для России мировой кризис отягощался разорением основного покупателя промышленной продукции — крестьянства, а завоеванию внешних рынков препятствовал сильный рубль, который завышал стоимость российских промышленных товаров. Мало того: иностранные рынки, так же как и русский, были ограждены высокими протекционистскими барьерами. И это была проблема не только России, но и всех развитых стран того времени. Колониальный рынок был уже поделен, и попытка захватить их силой неизбежно вела к войнам. Мир вступал в эпоху империализма.

Новый рост русской промышленности после русско-японской войны и революции 1905 г. обеспечит, прежде всего, резкое увеличение товарности сельскохозяйственного производства, последовавшее за отменой выкупных платежей, достигавших 80 млн. руб. ежегодно, и снижения таможенных барьеров после подписания в 1904 г. русско-германского торгового договора, что понизило цены на промышленные товары. Одновременно с этого времени государство, по словам С. Рыбаса, начнет поворачиваться лицом к деревне[49]: «перед государством стояла задача подтянуть развитие деревни к городу <…>, а это требовало, прежде всего, средств и времени. По сути это должен был быть возврат долга, который на протяжении последних десятилетий город выкачивал из деревни, обеспечивая свой быстрый прогресс. Именно к этому сводились реформы Столыпина… Перераспределение ресурсов из промышленности в деревню встретило резкое сопротивление либеральной буржуазии и ее попутчиков из интеллигенции»{621}.

Ситуация резко осложнялась тем, что основное товарное сельхозпроизводство концентрировалось, на территории Европейской России, в южных регионах страны, а промышленность в центре и на северо-западе (почти 50% всего индустриального производства, а без Украины и Прибалтики — более 80%). Интересы этих двух частей империи, разделенных более чем на 600 км, в области твердого рубля, протекционизма, и даже политического устройства были полностью противоположны, напоминая противостояние промышленного Севера и аграрного Юга накануне гражданской войны в США. И чем дальше Россия продвигалась по пути капитализма, тем более обострялись эти противоречия[50].

Но пока ничего не предвещало грозы: благодаря хорошим урожаям экспорт основных хлебов из России в 1909–1911 гг. увеличился в 2–2,5 раза по сравнению с кризисными 1907–1908 гг., это был вообще максимальный вывоз за всю российскую историю до Первой Мировой войны. Рост экспорта стимулировался почти 20% ростом европейских цен на зерно. Сохранение этой динамики остановил только голод 1911 г. и начавшееся снижение цен на европейском хлебном рынке — уже на следующий год, несмотря на рекордные за всю предшествующую историю урожаи, объемы экспорта упали до среднегодовых значений 1893–1905 гг. Государственный контроль бесстрастно отмечал: «скачкообразный — в 3,3 раза рост положительного сальдо торгового баланса с 1908 по 1909 гг., и потом постепенное снижение к 1913 г. до прежнего уровня»{622}.

В свою очередь реформы П. Столыпина оказали революционизирующее влияние не только на деревню, но и на город, они привели к разрушению остатков крепостных, общинных скреп и вытеснению крестьян в города. Говоря словами современников событий, они разрушили «крестьянское гетто, препятствующее свободному и естественному движению населения между областями, между городом и деревней»{623}. Следствием стало взрывное увеличение темпов роста городского населения: всего за 7 лет после начала реформ доля городского населения выросла примерно на 20%. Для сравнения: за 15 лет до Первой русской революции — всего на 0,1%{624}. 

Доля городского населения, в % от общей численности населения{625}

Создание рабочих мест в городах требовало значительных средств.

Одним из их источников стали начавшиеся после 1907 г. громадные правительственные ассигновки «на флот, на военные потребности, на портостроительство, на шлюзование некоторых рек, постройку элеваторов и на усиление железнодорожного строительства»{626}.