Серая невеста Лиллехейма - Николай Ободников

к Козьей Норе. Затем вернулась в полицейский участок. Арне и Сигни уже спали. Они сдвинули несколько стульев и расположились на них. Мальчик тихо плакал во сне.

Берит, стараясь не шуметь, приготовила себе кофе. Ночь будет долгой, и начнется она с отмывания собачьей крови с багажного коврика «хавейла».

39. Просто игрушка

Тело прекрасно реагировало на сигналы измененного разума. Некогда толстые человеческие руки и ноги передали свою массу в туловище, что и без того было достаточно крупным и мощным. Лапы представляли собой мутировавшие кости с жилами, обтянутые кожей со светло-белой шерстью. Где-то под левой лопаткой жег металл, оставленный женщиной с расцарапанными руками. Саднили покусы. Внутри черепа болтался тающий желток человеческого разума.

Человек хотел остановить легкий бег по улицам.

Но человек ничего не мог поделать со своей природой.

Продолжая нестись по спящим улицам Лиллехейма, волк щурился свету луны и поскуливал. Изредка встречались группки людей с фонарями, искавшие пропавшую девочку. В основном это была молодежь, распивавшая пиво. Как правило, почти все спали на ходу. Еще днем была осмотрена бо́льшая часть Лиллехейма и его окрестностей. Поискам катастрофически недоставало ищеек и обзора с воздуха.

Оборотня вёл удивительный запах женщины – той, что вырвала его из скорлупы чужой плоти. Она была где-то рядом, будто рождалась и умирала в тенях переулков и крыш. Ее аромат являлся и клеткой, и уздой.

Он вырвался из огней Лиллехейма и помчался по темному каменистому склону. Одинокая и хищная тень. Соленые запахи моря и кислость человеческого пота остались позади. Разило скальной пылью, углем и… подчинением.

А еще он буквально слышал ее имя, скользившее в холодных потоках муссона.

Сифграй.

Близ шахты волк увидел ее – огромную тень с полыхавшими глазами. В сверкавшем пламени отражались нечеловеческая тоска и безразличие. В шести метрах от Сифграй развалился какой-то вонючий ублюдок. Он что-то напевал и изредка тихо выл, будто всеми силами пытался походить на равного.

Глядя на женщину в облике зверя, готовую рожать и вскармливать воющих пожирателей внутренностей, волк ощутил возбуждение. Но Сифграй, которой даже он проигрывал по габаритам, не смотрела на него. Ее равнодушный, тлеющий взгляд что-то высматривал, и это находилось далеко отсюда, словно в другом времени.

Волк с рычанием повернулся к жалкой вонючке, боясь поверить, что именно этот человек был выбран женщиной-зверем.

– Крошка, он меня сейчас слопает! – завопил ублюдок и захихикал.

Сифграй чуть пошевелилась, но оборотень и без этого понял, что человека трогать нельзя. Волчица взобралась на плоский камень и улеглась. Ее чуть опущенная голова и взгляд в никуда стали зловещим приказом.

Желток рассудка Эджила взревел, когда волк отыскал взглядом человеческие останки, влажно поблескивающие в лунном свете. Порванная зеленая майка на бретелях лежала никому не нужной окровавленной тряпкой, от шортиков вообще ничего не осталось.

Оборотень подобрал то, с чем ему было разрешено поиграть, и помчался вниз по склону.

На рассвете первые рыбаки Лиллехейма нашли ногу ребенка.

Поиски Сары Мартинсен, продлившиеся чуть меньше суток, прекратились.

Часть 3

Заблуждения и похороны

40. Находка

Олсен Дале выглядел откровенно озадаченным. Он глупо хлопал глазами, как будто не понимал, что перед ним находится. Его рот то и дело слюнявил воротник жилетки медика.

– Ну? – с нетерпением поторопила его Берит. Она посмотрела на наручные часы: почти шесть утра. – Это похоже на укусы животного?

Через плечо замершего Олсена заглянул его напарник, Курт Ха́льворсен, довольно худой мужчина средних лет, не знавший толка в хорошей еде, зато отлично разбиравшийся в куреве.

– Либо собаки, либо волки, – заключил Курт и отправился к машине «скорой помощи» за нитриловыми перчатками.

Красные и синие огни, сменявшие друг друга, заливали проезжую часть Венслекрокен. Из-за восточных склонов Подковы Хьёрикен всплывало раскаленное солнце, поджигая подернутые дымкой скалы. Прекрасное время, чтобы совершить велосипедную прогулку по бору, выйти в море или таращиться на обглоданную ногу, принадлежавшую, судя по всему, пропавшей Саре Мартинсен.

Ногу обнаружили братья Рёд, направлявшиеся на своем битом «опеле» к причалам, чтобы если не выйти в неспокойное море, то хотя бы распить на пирсе по бутылочке пива. Руливший Сте́фен едва не сшиб фонарный столб, когда разглядел на асфальте часть тела, которую, казалось, потерял какой-то бегун во время адского марафона.

И сейчас братья Рёд, Берит и медики Олсен и Курт с вытянутыми лицами таращились на ногу.

Маленький мизинчик, единственный из оставшихся пальцев, красовался перламутровым лаком на миниатюрном ноготке. Все испытывали странное желание вычеркнуть этот цвет из жизни, потому что он уже никогда не будет ассоциироваться с чем-то, кроме страшной смерти от зубов.

– Мы не криминалисты! – неожиданно взорвался Олсен. – Так что захлопни свою медицинскую пасть, Курт!

– Ну хорошо, – отозвался тот. Он с щелчком натянул вторую перчатку, затем выудил из форменной куртки сигареты и закурил. На перчатке сейчас же появилась дыра от неосторожного прикуривания. – И что же, по-твоему, оставило эти следы?

– Я не знаю…

– Может, эти двое сбили бедную Сару так, что от нее осталась только нога?

– Что? – Ту́рбен, второй из братьев Рёд, коренастый обладатель скошенного носа и хриплого голоса, возмутился. – Да мы промысел отправлялись проверять! Так что действительно захлопни-ка…

– Тише, тише! – Берит с мрачным видом зевнула. Она почти не спала и только ближе к пяти утра сомкнула веки: когда наконец-то отдраила багажник «хавейла», привела свою форму в порядок и изнутри закрыла полицейский участок на ключ. – Олсен, держи.

– Что это? – Медик с непониманием уставился на огромный пластиковый пакет с надписью «ДЛЯ УЛИК». – Чёрт. Курт, иди.

– Почему я?

– Потому что ты, чёрт возьми, уже в перчатках!

Курт пожал плечами, забрал пакет, выдохнул в него струю дыма, чтобы убедиться, что он не дырявый, и запихнул в него ногу. Затем встал и протянул ее Берит.

– Издеваешься? – прошипела та. Отсутствие сна и неопределенный, размытый страх сделали ее раздражительной. Даже хвостик волос, продетый в полицейскую бейсболку, утратил здоровый блеск.

– Это же улика. Тут и на пакете написано.

– Я же не буду хранить ее у себя в холодильнике! Это бесчеловечно.

Турбен открыл было рот, чтобы поделиться соображениями по поводу лучшего хранения части тела, и тут же захлопнул его. У тротуара остановился красный «вольво», и наружу выбралась растрепанная женщина. Ее лицо кривилось, а глаза буквально вылезали из орбит. Новости распространялись быстро, и доброхоты – или недоброжелатели – уже сообщили Лисбет Мартинсен о страшной находке на Венслекрокен.

– Где она?! – заорала Лисбет сквозь слёзы.

– Успокоительное, – бросила Берит Олсену. – Живее!

Тот кинулся к «скорой» и зарылся в синем медицинском чемоданчике. Послышался треск ампулы. На улице собирались люди. Кто-то таращился из окон, прячась за жалюзи.

Катализатором истерики стал чей-то необдуманный выкрик:

– Эту ногу таскал огромный волк! Я сам видел!

Берит с дрожью заметила, как в глазах женщины осветилась бездна, в которую летело колючее пламя ужаса, словно факел – в колодец. Лисбет рванула к Курту, с растерянностью державшему ненавистный пакет с кошмарной уликой.