Серая невеста Лиллехейма - Николай Ободников

ела только Сигни. Она отвечала на все вопросы и изредка позволяла себе блуждающую улыбку. Они досидели до полуночи, поддерживая фальшивую беседу. На каждое предложение пойти спать Сигни вздрагивала.

А потом она впала в ступор.

Ее ярко-голубые глаза уставились в пустоту и, казалось, навсегда замерли в бездне, куда по вечерам заглядывают лишь смертельно больные.

И теперь Эджил и Арне сидели в гостиной-столовой и беспомощно таращились на единственную женщину их семьи, которая так и не встала из-за стола.

– Может, вызвать врачей, пап?

– Телефоны не работают, – отозвался Эджил. – Придется самим отвезти ее в больницу. Собирайся.

Он захватил куртку, потому что на улице похолодало до пятнадцати градусов, и замер.

Тор, всё это время сидевший под стулом Сигни, со страхом и злобой выглядывал из своего укрытия.

– Ты чего, малыш? – Эджил пришел в замешательство. Он любил Тора и считал его полноценным членом семьи, и пес всегда отвечал ему взаимностью.

Элкхунд зарычал и хрипло гавкнул, будто перед ним находился злейший враг, тогда как друзьями были и оставались безразличная ко всему Сигни и юный хозяин.

– Плохой пес! – крикнул Арне, и тот с непониманием заскулил. Мальчик был изумлен не меньше отца. – Пап, а если у него бешенство, что тогда? Он умрет? Я слышал, что животные умирают от такого. Пап?

– Господи, это еще что?..

В голосе Эджила звенела самая редкая из его эмоций – страх. Арне встрепенулся. Он не припоминал такого, чтобы отец, грозный весельчак с «Кунны», хоть раз в жизни был испуган. Мальчик вытянул голову, выискивая за окном то, что могло заставить дрожать голос самого крепкого рыбака Лиллехейма.

Фонари Трольфарет лихорадочно мигали, то погружая улицу во тьму, то являя слабость света. Но этого хватало, чтобы обличить ужасающее создание, напоминавшее неестественно огромную волчицу.

Она каменным изваянием замерла посреди проезжей части. В серой гриве витали слабые искорки, будто растолченная лунная вуаль. Нечеловеческие глаза, столь же непохожие на звериные, тлели, как тлела бы кровь, заключенная в рубине.

Предчувствие неминуемой беды захлестнуло Арне. По телу прокатилась волна холода. Мальчик почему-то был уверен, что тварь интересуется лишь его отцом, хоть она и таращилась в никуда. Ее потасканные груди лишь подчеркивали нереальность происходящего.

Эджил вскрикнул, хватаясь за голову: в виски будто вгоняли иглы. В груди поднимался жар, растекавшийся по телу. Кисти опухали. Крик перешел в надсадный кашель. Тор с рычанием рванул из-под стула и вцепился в ногу Эджила.

– Тор! – заорал Арне, позабыв про волчицу. Он схватил элкхунда за ошейник и оторвал от порванной штанины отца. – Прекрати сходить с ума! Пожалуйста!

Но с ума в этот момент, похоже, сходили все.

Сигни, абсолютно равнодушная к происходящему, вытянула правую руку и с наслаждением прошлась по ней ногтями левой, пуская себе кровь. Тор не сводил внимательных, злых глаз с Эджила. А сам Эджил претерпевал отвратительные метаморфозы.

Он с ревом грохнулся на пол, ощущая, как выворачивает суставы и распирает кости. Перед мысленным взором капитана «Кунны» сверкали глаза волчицы, заслоняя, будто огни дьявольских маяков, внешний мир. Одежда, не выдерживая трансформации, лопалась и расходилась по швам.

Арне с отвисшей челюстью наблюдал за этим и не мог поверить в то, что видел. Его отец, извиваясь и корчась, становился обезображенной пародией на волка, которой не нашлось бы места и в музее таксидермиста. Пятки растянулись, плечи пошли на убыль. А лицо, столько раз менявшееся от грозового до раззевавшегося в смехе, вытягивалось в безумном, голодном оскале.

Наконец изменения завершились, и с пола поднялся лохматый светлый волк, перетянутый, будто сетью, остатками одежды. Всё это не заняло и тридцати секунд. Полминуты чистейшей жути.

– Папа? – Арне дрожал, но у него всё же хватило мужества, чтобы задать не самый умный вопрос.

Синие глаза оборотня отыскали мальчика. Губы печеночного цвета, точно в приветствии, обнажили два ряда плотно подогнанных друг к другу клыков. Эджил был крупным мужчиной и в перерождении сохранил свои великанские габариты. От обычного волка его отличали только невероятные размеры и осязаемая аура зла.

Откуда-то выскочил Тор и с сиплым лаем, словно тот забирал весь воздух, укусил волка за морду. В рычании и визге, заполонившем весь дом, два животных принялись обмениваться укусами. И пока вёл более юркий Тор.

– Мама! Мама! – заорал Арне, хватая Сигни за руки, чтобы увести ее. На его ладонях осталась липкая, сворачивающаяся кровь матери.

Сигни посмотрела на сына полоумным взглядом:

– Мы скоро ляжем спать, Арне?

– Мама?..

Арне с горечью понял, что остался единственным здравомыслящим существом в собственном…

Обрывок мысли утонул во вспышке боли.

Волк сшиб подростка с ног и с рычанием потянулся к его шее. Из глотки зверя дохнуло остатками баранины в тушеной капусте. Арне закричал, защищаясь руками. К ним полз выдохшийся Тор, оставляя на ламинате кровавый след.

За мгновение до непоправимого со скамьи безумцев поднялся еще один участник трагедии. Сигни схватила нож с тонким и длинным клинком и без каких-либо эмоций воткнула его в спину оборотня.

Погрузившись на семь сантиметров, клинок, предназначенный для нарезки мясного и рыбного филе, сломался.

Волк взвизгнул и, тяжело дыша, загарцевал от боли. Отпихнул женщину. Бросился в окно гостиной, но загудевший от удара пластик отшвырнул его на стол. Ножка стола сломалась, и остатки посуды со звоном скатились на пол.

Арне в два счета оказался на ногах. Обнял Сигни, закрывая ее собой.

– Ма, где папино ружье?

– Мы спать?

– Где чертово ружье Эджила, женщина?! Куда он его дел?! – Это прозвучало грубо, но Арне было не до почитания родительницы.

– Оно на «Кунне».

После этих слов в голове Арне наступил полный штиль. Исчезли все мысли, уступив место картинке, на которой бесновался дикий кровожадный хищник, искавший выход из людского жилища.

Промелькнула серая молния, и на загривке волка повис Тор. Лайка достала зубами сквозь шерсть до участка, куда вошел нож, и закусила плоть зверя вместе с обломком клинка. Оборотень взревел. На этот раз ему повезло, и очередной рывок к свободе привел к приоткрытой входной двери.

Очутившись снаружи, волк проскакал до проезжей части и скинул с себя Тора. Затем, прижав элкхунда лапой к асфальту, укусил его в область головы. Пес вздрогнул.

– Нет! – заорал Арне. Слёзы затопили глаза. Внутренняя часть мальчика, отвечавшая за любовь к собаке, зашлась от горя. – Пожалуйста, нет!

Поскуливая и пытаясь достать до горба, в котором засело обломанное лезвие, волк бросился вниз по улице. Доисторическая волчица, с которой всё началось, пропала. Мигающее освещение Трольфарет сотворило из бегства оборотня набор кадров, навсегда врезающихся в память. Так и кошмар тает после пробуждения – чтобы на следующую ночь прийти с новой волной безумия и злобы.

Арне выбежал на улицу. Слёзы позволили ему сделать всего четыре шага, потому что даже с такого расстояния было видно, что Тор уже никогда не встанет.

– Теперь мы можем лечь спать? – раздался позади голос