Проводки оборвались, ну и что - Андрей Викторович Левкин

промежуток, в который попадешь снова, если однажды – сейчас – это получилось. В нем ты сам, будто Sprenkstrasse, а кто ж еще?

Перед тем как стать кем-то следующим, оказываешься в промежутке, оттуда можно успеть заметить, как здесь вокруг. Не так, чтоб отлипая от здешнего, не избавляясь от него, там не гигиеническая процедура, но есть мгновенный зазор и видна здешняя конструкция. Не чтобы ее рассматривать и понять, непонятно зачем. Эта история не для этого, но к ней прилагается и такая опция. Достоверность конструкции нечетка, связи ее элементов случайны. Вышло так, как сложилось, ничего уже не пересмотреть, не дополнишь. Только в следующий раз, где-нибудь уже не на Авоту. А тут это сможет делать чье-нибудь другое существо, и зовут его иначе. Их на свете много.

Так что пока мир собран, и неплохо бы зафиксировать его красивой картиной, каким-нибудь тыщефигурным многодомным босхобрейгелем; не равномерным, а как если бы исполнил, допустим, Neo Rauch. Чтобы она висела на стене… нет, все же не исходной распивочной. Лучше бы в «Болдерае», слева от входа в зал, в углу возле окна. Не обязательно, чтобы фигуративная, лишь бы соотносилась с изложенным. Или объект. И это Авоту по всей длине во всю ее ширину, где одновременно происходит всякое, что здесь описано, а также то, что происходило чуть сбоку. Еще лучше разместить ее в доме № 27b, заколоченном – чтобы одновременно присутствовала и не присутствовала здесь. Считаем, она там висит.

Но если появилась эта картина, то окрестности снова другие и закончить текст нельзя: изменилось место действия Sprenkstrasse, теперь тут и Главная картина, как без нее? Но Sprenkstrasse здесь уже нет. Это ничего, перестать существовать он не умеет. Потом соберет очередной мир где-нибудь еще, иначе. Наверное, может действовать, даже когда вокруг нет ничего знакомого и непонятно, с чего начинать. Не видно причины, по которой бы не смог. Сможет, даже когда вокруг не будет ничего. Это же интересно, как бывает, когда нет ничего, кроме Sprenkstrasse.

Дискотека, чёуж

Утро, спросонья открыл ноутбук: заиграла вчерашняя музыка. Porcupine Tree вроде бы. К ночи слушал все подряд, после того как наконец разобрался с заморочкой: не мог вспомнить одну навязчивую песенку. Кто это, что? Пару месяцев иногда пытался вспомнить. Повторяющееся пабадабам, слова лузер-виннер-синнер; простодушная. Низачем не нужна, но вот не помню, при всей ее отчетливости. Теперь подумал, что, может быть, Аэросмит, прослушал два такта их произвольного трека – не тот звук. Начал машинально тыкать в правую ютубовскую колонку, там алгоритм выставляет музыку, по какой-то ее – для него – схожести с тем, что играет. Не рассчитывал, что искомое само как-то выскочит. Оно и не выскакивало, потом само пришло в голову, «Завтрак в Америке» Супертрампа. Supertramp, «Breakfast in America»: I’m a winner, I’m a sinner / Do you want my autograph? / I’m a loser, what a joker / I’m playing my jokes upon you. Ну и Ba da da dum / Ba da da dum / Ba da da da dum.

Она и навязчивая, и короткая, меньше трех минут. После припева выключил, не в ней было дело, в памяти. И еще в чем-то, не бытовом. Память, похоже, не стирается, а затягивается, как бельмом. Но его можно убрать. Однажды зачем-то вспоминал фамилию человека, сидевшего у окна в академическом НИИ, в 77-м. Он выглядел отчетливо, имя тоже было, но фамилия извлеклась лишь через неделю. Конечно, не все время о нем думал. Запускаешь, что ли, программу, та отработает, как-то это происходит. Сделал заказ, через какое-то время доставят.

После Супертрампа стал тыкать в правую колонку уже просто так. Что-то там помнил, что-то вспоминал. Затем в ней стали появляться те, которых и не знал. Лень было решать, что хотелось бы послушать, тыкал произвольно. Похоже на удовольствие от серфинга по сайтам во времена раннего интернета. Непривычного тогда было еще немного, оказывался невесть где, и хорошо уже оттого, что невесть что-то существует. Тут схожая механика: ссылка, один клик и неизвестное. Тыкал во что-то, не старался найти знакомое.

Но – пинкфлойдовская Амагамма. Что ли, потому, что память оживилась после Супертрампа, вспомнил: хотел же выяснить, был ли на Амагамме Сид Барретт. Амагамму слушал в университете, но я не фан, чтобы выяснять все параметры. Потом иногда о Барретте думал. Ну, он сделал группу и ее звук, написал весь материал первого альбома, фронтмен. Импровизационный рок, исходник психоделики, всякое такое. Отнесся к делу и физиологически, углубившись в вещества (Сид, что вы любите больше (журналист) – drugs или музыку? Yes, – ответил Барретт). Drugs его не так чтобы тут же аннулировали, что-то он писал, но выступать косячил, и на втором альбоме его заменили Гилмором. Это все приблизительно. Играют и ok, зачем мне детали.

А Ummagumma (1969) четвертый альбом, двойной. Я его слушал в 74-м, принесли в общежитие, у нас много чего было. ГЗ МГУ, Б-1439, правая комната (это чтобы у времени было место). Альбом мне подошел, первый диск. Среди всякого ритмического вот и такой вариант. Рок же строго вдоль, а тут сразу во все стороны. Не нарратив, будто существо. Иногда его переслушивал, а теперь захотелось выяснить уже, не Барретта ли первый трек. Тогда – даже если бы меня это интересовало – на коробках с лентами и треки указывались редко, куда уж авторы. А когда начал думать – не Барретт ли, – так и не посмотрел. Не очень было важно. То есть на этом альбоме его быть вроде не могло, но эти побулькивания, зудение, попискивания, шелест не соотносились с последующим мычанием Флойдов. Ровным подушечно-пуховым. Душным. Чмяканье и вентилятор.

Теперь стал выяснять. У фаната моих лет такого вопроса не было бы, у него все в быстрой памяти, до месяца релиза, отношений в группе и вокруг нее. А мне ж просто так, через 45 лет после факта, хотя время и ни при чем. Наглядно, физически ни при чем. После Амагаммы их почти и не слушал. Слышал, их же полно было вокруг. Или ехал в начале 90-х из Гэтвика в центр, а там по пути электростанция с обложки Animals, – соотнесешься.

Присутствовали в бытовом изводе, без ощущения отдаленной близости, не как с Амагаммой. За вычетом концерта в Берлине, где исполняли The Wall. 21 июля 1990-го, 200 тыщ человек на Потсдамской плац, тогда это пустырь между Берлинами. По ходу концерта на сцене строили стену