И будет день - Ранджит Дхармакирти

Ясомэникэ ушла к себе в комнату, а Описара Хаминэ только и смогла пробормотать ей вслед:

— Хоть бы сказала, в чем дело. А то просто так: не хочу, и все тут. Господи! Скажи кому, так не поверят.

После этого в доме Описара Хаминэ никогда больше не говорили ни о сватах, ни о женихах. Только Санат, сопоставив поведение Ясомэникэ в день неудачного сватовства Вильсона с тем, что ему время от времени приходилось слышать в школе, как-то сказал Описара Хаминэ:

— А тетя Ясо рассердилась, когда ты уговаривала ее выйти замуж за Вильсона, потому что ей хотелось бы выйти за Котахэнэ Хамудуруво…

— Грех такое говорить, — замахала руками бабушка. — И чтобы больше я этого от тебя не слышала!

Санат потупился и замолчал, но по тому, как смутилась Описара Хаминэ, почувствовал, что его предположение не лишено оснований.

12

Описара Хаминэ беспокоила не только судьба Ясомэникэ. У Вималядасы тоже не все складывалось так, как ей бы хотелось. Он стал замкнутым и неприветливым, ушел в себя. Но если Описара Хаминэ жалела его, то Ясомэникэ постоянно осыпала младшего брата попреками. Если к ним приходили гости, то после их ухода Вималядасе неизменно приходилось выслушивать: «Ну что ты сидишь букой да смотришь исподлобья. Ни улыбнешься, ни приветливого слова не скажешь. А в чем дома ходишь? Драный саронг да пропахшая потом рубашка. В школу-то словно денди наряжаешься!»

Но особой горечью были полны ее упреки, когда речь заходила об учебе. Закончив деревенскую школу, Вималядаса дважды пытался сдать экзамен на аттестат зрелости, но оба раза неудачно. Он вознамерился было отказаться от идеи закончить свое образование, но по настоянию матери поступил в колледж «Лорэнс» в Гампаха и, проучившись год, снова попытал счастья на экзаменах. Однако и на этот раз безуспешно.

— Настоящий осел! — обрушилась на Вималядасу Ясомэникэ, когда узнала, что он снова провалился на экзаменах. — Никто ничего тебя делать не заставляет — сиди с утра до вечера над книжками. И все без толку. Сколько я с тобой английским занималась! Все равно что в дырявом кувшине воду носила. Если бы я с Сопией столько занималась, то даже она бы сдала экзамен по английскому. Надо мной уж люди смеются. Только и годишься на то, чтобы коровьи лепешки собирать!

— Что толку пилить парня, — попыталась успокоить ее Описара Хаминэ. — Не везет ему. Ну что тут поделаешь?

— Всё твои поблажки! Бандусена не живет, а горе мыкает. И этот туда же катится.

Но Вималядаса настолько привык к упрекам Ясомэникэ, что почти совсем не замечал их, как кузнец, всю жизнь проработавший в кузнице, не замечает жара горна. Однако порой обстановка дома сильно угнетала его, и ему хотелось сбежать — все равно куда. Однажды он сказал об этом Котахэнэ Хамудуруво, и тот в шутку предложил постричься в монахи. Вималядаса всерьез воспринял его слова и даже сказал об этом своим домашним, но они воспротивились его намерению.

Когда в доме готовились к приходу Вильсона, Вималядаса заявил матери, что намерен на два-три дня съездить к дяде, который жил в Калавэва. Описара Хаминэ отпустила его. Вместе с Санатом она пошла проводить сына. И Санат был свидетелем того, как бабушка, глядя вслед отходящему автобусу, смахнула слезу и со вздохом прошептала: «Вот и у этого не все ладно складывается».

Вималядаса приехал в Калавэва, когда наступила пора сбора урожая. Дядя хозяйствовал удачно. Он не только обеспечивал семью рисом до следующего урожая, но и много риса продавал. Часть вырученных денег уходила на оплату долгов, неизбежных для каждого крестьянского двора, а оставшиеся деньги он тратил, всегда устраивая праздник с обильным угощением, чтобы отметить завершение сбора урожая.

В первый же день двоюродный брат Вималядасы, Тилака, потащил его смотреть кинофильм. У Тилаки было свое рисовое поле. Одет он был очень нарядно — нейлоновая рубашка с длинными рукавами, саронг из батика, туфли фирмы «Батя». Левое запястье охватывал браслет часов. Тилака усадил Вималядасу на раму велосипеда, и они покатили по деревенской улице. По дороге Тилака остановился около деревенской лавки, вытащил из нагрудного кармана бумажку в десять рупий и купил пачку сигарет «Три розы» и коробок спичек. Вытащил сигарету, постучал ею о пачку и закурил.

— А ты куришь, Вималядаса?

— Нет.

— И не хочешь попробовать?

— Нет, — ответил Вималядаса и смутился. Ему стало стыдно за свое безденежье. Ясомэникэ каждый день выдавала ему ровно столько денег, сколько нужно было на автобус, чтобы доехать до школы и вернуться домой. Всего два-три раза он заходил в лавку в своей деревне — чтобы скопить денег на чашку чая и бисквит, ему нужно было топать домой пешком. А Тилака, расплачиваясь за сигареты и спички, небрежно протянул бумажку в целых десять рупий! И к рулю его велосипеда привязан радиоприемник, из которого тихонько льются звуки песни.

— Я уже вчера был в кино, — говорил Тилака, вертя педалями. — Но мне так понравилось, что я еще раз хочу посмотреть. Это индийский фильм. Любовь, приключения — все, что надо…

А Вималядаса за всю свою жизнь был в кино три раза. Однажды фильм показывали в буддийском монастыре в их деревне. Еще два раза он ходил в кино в Гампаха. И пока они ждали начала сеанса, Вималядаса думал о том, как отличалась жизнь Тилаки от его собственной. Тилака самостоятельный человек, и им никто не помыкает. И стоит ли во что бы то ни стало стремиться получить аттестат, чтобы потом в лучшем случае быть мелким чиновником?

Возвращались они по дороге, которая проходила вдоль озера, и перед ними открылось чудесное зрелище: лучи заходящего солнца окрашивали водную гладь в багровый цвет; по узкому каналу, выходящему из озера, бурно стремился водный поток, и над ним вилась водяная пыль и взлетали белые хлопья пены.

На следующий день с первыми лучами солнца Вималядаса вместе с тетей и сестрами пошел на участок хэна. Кунжут уродился на славу — стебли сгибались под тяжестью туго налитых золотистых колосьев. Они уже начали сохнуть, и над полем висел густой, щекочущий ноздри запах. Богавати сорвала несколько сухих колосьев и протянула Вималядасе:

— Вылущи зерна и пожуй.

— Как вкусно! — воскликнул Вималядаса, раздавив на зубах несколько зерен. — А я-то думал, что зерна кунжута горьковатые на вкус.

— Это поле обрабатываю я и Богавати, — сказала тетя.

— Вималядаса, посмотри, какие у нас арбузы! — позвала Сириявати. Она стояла на другом конце участка, и вокруг нее на земле зеленели огромные глянцевитые плоды. — Выбирай любой. — Сириявати протянула