Пыль - Хью Хауи

смысл выхода наружу состоял в том, чтобы подтвердить подозрения. Так что означает то, что видит она нечто совершенно отличающееся?

А потом ее ударило, будто гаечным ключом по голове. Это было как огромное предательство. Предательство машины, всегда работавшей хорошо, вроде старого доброго насоса, неожиданно и безо всякой причины начавшего качать воду в обратном направлении. Ударило — подобно любимому человеку, отвернувшемуся, когда она падала. Наподобие страховочного каната, который не просто вдруг убрали, а которого никогда не существовало в действительности.

— Лук, — произнесла она, надеясь, что он слушает и рация у него включена.

Она подождала. Нельсон кашлянул.

— Я здесь, — ответил Лукас. Голос его прозвучал тонко и отдаленно. — Я все слышал.

— Аргон, — сказала Джульетта, глядя на лицо Нельсона через два прозрачных щитка. — Что мы о нем знаем?

Нельсон моргнул, стряхивая пот с ресниц.

— Что именно знаем? — уточнил Лукас. — Там где-то есть периодическая таблица элементов. Кажется, в одном из шкафов.

— Нет, — возразила Джульетта и заговорила громче, чтобы Лукас наверняка услышал: — Я имела в виду, откуда он поступает? И почему мы вообще уверены, что это аргон?

25

УКРЫТИЕ 1

В груди у Дональда что-то хрипело. То был признак ослабевших связей, внутренний сигнал тревоги о том, что его болезнь прогрессирует, что ему становится хуже. Он заставил себя кашлянуть, хотя и ненавидел это делать, потому что при этом болела диафрагма, царапало в горле и ныли мышцы. Сидя на стуле, он подался вперед и кашлял до тех пор, пока что-то внутри его не оторвалось и, скользнув по языку, не было выплюнуто на квадрат мятой ткани.

Он сложил ткань, не взглянув на нее, и откинулся на спинку стула, потный и измученный. Сделал глубокий, уже не такой хриплый вдох. И еще один. И еще вдохнул в себя несколько прохладных порций воздуха, и те не принесли ему муку. Испытывал ли кто-либо такой восторг от безболезненного дыхания?

Приходя в себя, он обвел комнату затуманенным взглядом и впитал все, что когда-то принимал как должное: остатки еды, колода карт, раскрытая книга в бумажной обложке с пожелтевшими страницами и потрескавшимся корешком — символы смен, во время которых приходилось терпеть, но не страдать. А он страдал. Страдал, дожидаясь, пока ответит Восемнадцатое укрытие. Он посмотрел на схему со всеми другими укрытиями, за которые так волновался. Мертвые миры — вот что он увидел. Все они умрут, кроме одного. В горле защекотало, и он с уверенностью понял, что умрет до того, как примет какое-либо решение, прежде чем отыщет способ помочь, выбрать или свернуть проект с его самоубийственного курса. Только он это знал, только его это заботило — и его знание и сопереживание будут похоронены вместе с ним.

О чем он вообще думал? Что сможет что-то исправить? Скорректировать мир, который помогал уничтожать? Мир давно прошел точку, когда что-то можно было исправить. В нем нельзя уже навести порядок. Один взгляд на зеленые поля и голубое небо, показанные беспилотником, — и у него поехала крыша. Но прошло так много времени после того краткого взгляда, что он уже начал сомневаться: а был ли он? Он знал, как работает очистка. И знал, что нельзя доверять картинке, переданной камерами беспилотника.

Но здесь, в комнате связи, им вновь овладела глупая надежда. Эта глупая надежда заставила его мечтать о том, как все это остановить, как найти способ, чтобы позволить укрытиям, полным людей, жить своей жизнью, свободной от всего этого вмешательства. Она была отчасти и любопытством, желанием узнать, что происходит в серверах. То была последняя большая загадка, в которой он мог разобраться только с помощью начальника АйТи, назначенного им же. Дональду просто хотелось узнать ответы. Он тосковал по правде и безболезненной смерти для себя и Шарлотты. О конце всем этим сменам и снам. Возможно, о месте последнего упокоения на том холме с видом на могилу Элен. Не такая уж неосуществимая мечта, если подумать.

Он взглянул на настенные часы. Они запаздывали с ответом. Уже на пятнадцать минут. Что-то происходит. Он посмотрел на дергающуюся секундную стрелку и осознал, что вся операция, все укрытия были наподобие огромных часов. Все работало автоматически. И завод у механизма заканчивался. Невидимые наномашины разносились с ветрами по планете, уничтожая все человеческое, возвращая мир в дикость. А похороненные под землей люди были дремлющими семенами, которым придется ждать еще двести лет до прорастания. Двести лет. Дональд ощутил, как у него снова зацарапало в горле, и подумал, есть ли у него хотя бы два дня.

В тот момент у него имелось всего пятнадцать минут, пока сюда на очередную смену не придут операторы. Его одиночные сидения в комнате связи стали регулярными. Не было ничего необычного в том, чтобы удалить всех из комнаты перед секретным разговором, но станет подозрительно, если он станет проделывать такое каждый день в одно и то же время. Он вспомнил, как они переглянулись, когда взяли кружки с кофе и пошли на выход. Наверное, подумали, что тут какая-то романтическая интрига. У Дональда часто возникало ощущение, будто он  участвует в некоем любовном действе — с древними временами и непреложной истиной.

А сейчас его подводят. Половина этого сеанса связи была потрачена зря — на выслушивание сигнала вызова, остающегося без ответа. Там что-то происходит. Что-то скверное. А может, он раздражен из-за сообщения о мертвом теле, обнаруженном в его укрытии, и о каком-то убийце, которого теперь ищут люди из отдела безопасности. Странно, что эта новость оставила его почти равнодушным. Дональда больше заботили другие укрытия, а к своему он утратил всякое сочувствие.

И тут в наушниках, где звучал сигнал вызова, послышался щелчок.

— Алло? — спросил он.

Голос прозвучал негромко и устало. Он доверил компьютеру сделать его голос более сильным.

Ответа он не услышал, только чье-то дыхание. Но ему хватило и этого, чтобы понять, кто на другом конце линии. Лукас всегда здоровался.

— Мэр, — произнес он.

— Ты же знаешь, что я не люблю, когда меня так называют.

Дыхание у нее было учащенным, — похоже, она бежала.

— Лучше бы было «Джульетта»?

Молчание. Дональд стал гадать, почему он предпочитает разговаривать с ней. К Лукасу он испытывал теплые чувства. При нем молодой человек совершил ритуал посвящения, и Дональд восхищался его любопытством и тем, как он изучал Наследие. Разговаривая с Лукасом о старом мире, он ностальгировал. Эти разговоры были своего рода терапией. И именно Лукас помог ему снять крышки с тех серверов, чтобы изучить их содержимое.

В случае же Джульетты привлекательность была иной. Он выслушивал обвинения и оскорбления, зная, что полностью их заслуживает. Было натянутое молчание и угрозы. Где-то в глубине души ему даже хотелось, чтобы она явилась сюда и убила его раньше, чем это сделает кашель. Унижение и казнь — таков был его путь к реабилитации.

— Я знаю, как вы это делаете, — сказала наконец Джульетта. В ее голосе было пламя. Или яд. — Наконец-то я поняла. Разобралась во всем.

Дональд снял наушник с одного уха и вытер струйку пота.

— Что ты поняла?

Может, Лукас обнаружил в одном из серверов нечто такое, что взбесило Джульетту?

— Про очистки, — процедила она.

Дональд посмотрел на часы. Пятнадцать минут неумолимо заканчивались. Тот, кто читал этот роман, вскоре вернется. И два техника, игравшие в карты.

— Рад буду поговорить насчет очисток...

— Я только что была снаружи.

Дональд прикрыл микрофон и кашлянул.

— Где именно снаружи?

Он подумал о туннеле, который, как она утверждала, прокладывается, и какой при этом стоял грохот, прекратившийся лишь недавно. Возможно, она имела в виду, что вышла за границы своего укрытия.

— Снаружи снаружи. На холмах. В мире, который оставили после себя древние. И взяла образцы.

Дональд подался вперед. Она собиралась угрожать ему, но Дональд услышал лишь обещание. Она намеревалась мучить