Мир Савойя. Зов тьмы - Лара Ингвар

удивляются, от чего те перестают петь. Я не дам больше никогда посадить себя в клетку.

Ришар отвернулся, он помнил, как его снедали подобные мысли. Запереть ее, оставить возле себя навсегда. Он ведь знал, что Луна просто пережидает зиму, ждет того времени, когда сможет уйти к брату на юг, Ришар просто надеялся, что к тому моменту она поймет важность их дела, обретет друзей среди других полукровок, захочет остаться, чтобы … чтобы что? Помочь ему? Быть с ним? Она не станет сидеть в клетке, не будет вышивать разноцветных птиц и воскрешать заброшенный сад во внутреннем дворе замка. Луна здесь не для этого. Она хочет научиться бороться с савойя, защищать своих сородичей от их клыков и когтей. И Ришар обязан дать ей все, чтобы она смогла быть самостоятельной.

Глава Седьмая.

Двенадцать шевалье савойя сидели за круглым столом в кромешной темноте в Изначальной башне, которую они возвели на руинах Замка Ледяного короля. Рядом возвышался Хрустальный дворец, отбрасывая на снег радужные блики. Некоторые из присутствующих здесь считали его своим родным домом.

Одиннадцать шевалье были высоки, тонкокостны, похожи друг на друга словно родные братья, и только один отличался невысоким ростом, улыбчивым лицом, а также темным волосом, вьющимся мелким бесом. Столетия в тени не смогли превратить его кожу в мелованную бумагу, а движения по сей день сохраняли суетность и подвижность.

За окном простирались бесконечные непроходимые леса, над которыми никогда не вставало солнце. Зеркала озер отражали свет звезд.

— Минута молчания в память о Шевалье Де Рвиле, — Объявил восседавший во главе стола. Он прикрыл красноватые глаза, словно силился воссоздать в памяти образ покойного. Также сделали одиннадцать его родичей. Один Кирис с трудом силился сохранить на лице бесстрастное выражение. Потому что он то был премного счастлив от того, что Шевалье Де Рвиля нет в живых. Собрания в Изначальной башне проводились два раза в год. Один раз, когда День уступал Ночи в своих правах, и Савойя чувствовали прилив сил и другой — день Весеннего равноденствия, знаменующий, что Савойя, что жили вне благословенных земель, придется скрываться в дворцах и замках. До сих пор солнце было их главным врагом, оно ежегодно уносило жизни сотен Детей Ночи.

— Итак, начнем. Каждый даст отчет о своем округе. Сколько новообращенных, есть ли полукровки-савойя, удалось ли продвинуться на юг.

Кирис подавил зевок. Он немного завидовал истинно бессмертным, а не обращенным, каким был он сам. Те не зевали, не чесались, легко поддерживали связь с каждым, кого обратили за столетия. Кирис всегда был слишком живым, да и с темной магией у него было не все в порядке. Он так и не научился обращаться туманом и тенями, не умел мгновенно изменять в пространстве свое местоположение. Да и его успехи в обращении новых солдат-савойя были средними. Яд на его клыках был слабым, с годами все больше людей оставалось в живых и отделывалось легким головокружением после его укусов. Первым слово держал Шевалье Рой, за последние пол года он создал двести новых савойя, все они вместе с его правой рукой подбирались к бывшему Эльфийскому тракту. Группа благоразумно остановилась за пределами владений Ришара де Крафта, тот был скор на расправу со всеми савойя, что ступали на его территорию. От упоминания имени колдуна большинство присутствующих зашипели. Ведомый ненавистью и жаждой мести де Крафт подрезал ветви рода Савойя, путал их планы, снабжал крестьян окрестных земель серебром и лекарством от укусов, из-за чего вот уже несколько лет приходилось откладывать наступление на Юг.

— Кирис, — обратился к нему Мортал с тягучей интонацией, словно говорить ему было лень, лицо у него было чуть более округлое, чем у остальных, а потому он носил бороду, призванную зрительно удлинить подбородок, — Расскажи, как идут дела в твоем округе. Нам требуются солдаты для наступления на юг.

Кирис подобрался, поерзал на неудобном стуле. Это был идеальный момент озвучить свои мысли совету:

— Мы уже третий раз за последнее столетие наступаем на юг. Эльфов Разрозненных земель перебили почти всех, алтарь залит кровью полукровок так густо, что никто уже и не помнит, какого он был цвета изначально. Братья мои! — от такого обращения остальные высокородные савойя поморщились, — Братья мои, — назло повторил Кирис, — быть может нам пора отказаться от мысли воскресить мертвое. Пора признать, что наш Великий предок никогда не поднимется из могилы, не придет из мира безвременья и не возвеличит нашу расу…

Кирис заготовил долгую речь о том, что пора бы сменить старые традиции на новые, но был прерван летящим в него кинжалом. Тот пронзил плечо насквозь, влетел в деревянный стул, и только годы привычки к подобному обращению, заставили Кириса сдержать стон. Сидящий напротив него Лекар поманил пальцем кинжал, тот выскочил из плеча мужчины, снова причинив боль, и улегся в его ладонь. Лекар поднялся с места, отбросил светлые волосы за спину. Он сидел по правую руку от главы совета, потому что приходился его родным сыном. Он был последним рожденным савойя, к сожалению, его мать не перенесла родов. Четыреста лет, а Лекар де Рвиль продолжал выглядеть молодым юношей, вот только глаза у этого юнца были безразличными глазами старика, видевшего все на своем жизненном пути. И этот путь не сделал его мудрее и не прибавил терпимости.

— Ты забываешься, дорогой брат, — насмешливо произнес он. — Но в наступлении на Юг действительно нет нужды. Наш король говорил со мной, он показал мне образ девушки, способной пробудить его ото сна. У нее глаза цвета сирени, а волосы как лунный свет. Ледяной Король обретает силу с каждой пророненной ей каплей крови. Скоро, он сможет прийти и в ваши сны.

Головы присутствующий в синхронном движении повернулись к нему.

— Где она? — вопросил сидящий рядом с Кирисом Шевалье, взяв на себя роль общего гласа. На лице у него не хватало глаза, который ему выколол тот же колдун, что убил Шевалье Де Рвиля. Никто из савойя не подверг слова Лекара сомнению. Каждый из них умел чувствовать ложь, и каждый знал, что Лекар легче всех выходит на связь с Королем. Лекар же выпрямил спину и высокомерно задрал узкий подбородок. Он считал себя не иначе как пророком, умеющим общаться с Богом, избранным, который способен возвеличить их род. Кирис плотнее сжал губы, он никогда