Мир Савойя. Зов тьмы - Лара Ингвар

Юноше не требовался ее ответ. Молчания было достаточно, чтобы воодушевиться. С того самого дня, как Теодор попробовал ее кровь, его не отпускали мысли о девушке. Она снилась ему каждую ночь, он был не в состоянии отвести от нее взгляд. И хотя Теодор и был наполовину ночным монстром, мать в нем воспитала достаточно порядочности, чтобы сейчас он предлагал руку и сердце понравившейся девушке.

— Послушай. Не смотри, что я служу Ришару. У меня есть земля к востоку отсюда, хороший дом, моя мать построила ткацкую мастерскую на те деньги, что я ей отправляю. Дело приносит все больше прибыли, поэтому скоро я и вовсе смогу уйти, обосноваться там. Серебро в стенах не дает Савойя звать меня, а когда Ришар закончит с сывороткой, которая позволит мне навсегда перестать слышать их зов, я буду полностью свободен. Ты наполовину эльфийка, Луна, а значит твоя жизнь будет куда дольше, чем у любого смертного, двести, триста лет. Но и я буду стареть медленней, такие как я живут столетиями, так говорил колдун. Я умелый воин, смогу защитить тебя, обижать не буду никогда. Клянусь! Еще у меня три младшие сестры, все люди. Тебе даже по дому много делать не придется, тебя ждет любовь и уважение.

Теодор продолжал живописать представляющеюся ему идеальной жизнь девушки, он начал описывать их совместный быт, рассказывать о том, что в доме его уже есть два этажа, а в камень заковывались серебряные пластины, чтобы сделать его неприступным для Савойя. Он убеждал девушку, что не имеет никакого отношения к своим кровососущим родственникам и вообще его рождение было большим потрясением для его матери. Она была с савойя всего одну ночь, те платили за первую кровь столько, что хватало на хорошее приданное. Дочери бедняка больше нечего было придумать, чтобы выбраться из нищеты. Она и выбралась благодаря тем деньгам. К бледным щекам парня приливала кровь, карие глаза лихорадочно блестели, а губы не скрывали выпирающие клыки.

— Подожди пожалуйста, — сказала девушка наконец, потому что ей показалось, что Теодор никогда не замолкнет. Весь день у нее крутило живот, скоро должно было настать то неудобное время, когда ей придется запастись тканевыми полосками и сидеть в комнате в просторной юбке. Когда она жила в клетке, то хозяйка цирка заставляла ее надевать юбку, она же приносила ткань. Ее она потом забирала, радостно приговаривая, что глупые деревенские бабы уверены, что маска из эльфийской крови продлевает молодость и привораживает любого мужика.

Расположение духа у девушки менялось как погода осенью, и хорошее настроение тут же сменилось язвительным. Ей захотелось накричать на Теодора, растолковать ему, что она не деревенская девица с острыми ушами, что она настоящая эльфийка, пусть ее кровь и разбавлена человеческой. И что эльфийка никогда не станет делить с савойя ложу. Однако что-то было в каждом движении юноши, в несвязанных словах искреннее и доброе. Он предлагал ей все, что имел, предлагал подарить свою жизнь. И ранить его так она не хотела, а потому ранила другими словами.

— Я влюблена в другого, — сказала она, наконец. Девушка вспомнила, как Франциск подтрунивал над ней. Вспомнила, что старый храмовник говорил, что нет более высокой добродетели в человеке, чем верность, — И я … верна этому чувству. Прости, Теодор.

— Тебе просто нужно привыкнуть ко мне. Ты обязательно меня полюбишь.

Теодора кажется вовсе не смутил ее отказ, он набрал воздуха в грудь и снова был готов разить ее словами будто оружием. После долгой тирады о том, что любовь к другому в Луне временна, что она непременно со временем поймет, какой он, Теодор, сокровище и повторения рассказа про ткацкую мастерскую и дом, у Луны начала болеть голова. Она постаралась опереться на логику, о которой ей то и дело толковал Анатоль:

— Ты же ничего обо мне не знаешь. Я никогда не жила в доме. Хозяйкой я быть не смогу. Детей у нас с тобой скорее всего не будет. Все же нет такого случая, чтобы эльфы с Савойя детей заводили. И я начну тебе изменять. Мы, эльфы, не живем в человеческом браке, а живем с теми, к кому сердце ведет. Да и не тянет меня к тебе, прости Теодор. Не знаю, смотришь ты на меня, как на женщину, или как на закуску.

Теодора не пронимали ее доводы. Он достал кольцо, судорожным движением протянул вперед. А затем полез к Луне как ей показалось с намерением обнять ее. Не сложно было понять, что было у юноши на уме, поэтому девушка поборов наступившую панику, выскочила за дверь комнаты. По дороге она опрокинула столик с ужином. Выбежав из комнаты Теодора на свежий воздух, Луна тяжело дышала. Не правильное это было признание, не правильный поступок. Запах воска, прицепившийся к одежде, казался Луне более материальным, чем поведение юноши. Луна подняла голову, посмотрела на наливающийся светом полумесяц, который бросал причудливые отблески на стены замка.

Когда запыхавшийся Теодор выскочил вслед за ней, она уже спешила по внешней лестнице вверх, с намерением вбежать в замок и закрыться в своей комнате, отмыть холодной водой запах свечей и неловкого чужого признания. Парень побежал за Луной, он хотел объясниться, уверить ее, что она глубоко заблуждается и не понимает собственной природы, что он готов дать ей время изменить насчет него свое мнение. Но в какой то момент ветер донес до него запах ее кожи и легкий аромат крови, чуткие уши услышали участившееся сердцебиение, и природа Савойя подавила человеческую.

***

Тонкий женский крик раздался в восточном крыле. Он отскакивал от стен, разносился эхом, взбудоражив обитателей Серебряного замка. Ришар как раз писал новую заметку о мантикоре. Тот дорос ему почти до бедра, и Ришару казалось, если дело будет идти так дальше, то он станет самой крупной особью из всех, что Ришару доводилось видеть. Зверь так и обитал рядом с Луной, отлучаясь только для того, чтобы поесть. Опытным путем Ришар выяснил, что больше всего Кот любит рыбную похлебку с кашей, а также жалует говядину. Ришар представлял себе, что кормить взрослого Мантикора окажется сложной задачей, и был приятно удивлен его любовью к рыбе из Аршарского озера.

Как только мужчина уловил отголоски крика, то не помня себя, бросился из-за стола на поиск источника звука. В Серебряном замке постоянно жила только одна