Наследница Роксоланы - Эмине Хелваджи

Эдже-ханум отстранилась слегка, поглядела удивленно, и Айше уже хотела было повторить свою отчаянную мольбу, но в галерее гулко затопали сапоги стражников, и женщина, ухватив Айше за руку, быстро произнесла:

– Идем. Быстрее!

Оставалось лишь подчиниться.

Направляясь с девчонкой в свои покои, Михримах не могла отделаться от тревожно-радостного предчувствия. Вот она, весточка из прошлого!

Жива. Главное – ее сестра жива. Та самая, родная, родней которой у Михримах так никого и не было всю ее жизнь – уже достаточно долгую и, скажем прямо, не слишком печальную. Муж, Рустем-паша, оказался человеком неплохим: жену ценил, детей любил, делами занимался усердно. Чего еще хотеть? Аллах слишком многим и такого не посылает. Ну а если так и не зажглась в сердце страсть, та самая, которую вызвал паренек с уже старательно забытым именем, то что с того? Замуж, как известно, выходят не ради любви, но во имя совсем других вещей. Ради власти, ради влияния – причем хорошо еще, если удастся себе тоже крупицу от этого влияния урвать, а не быть послушной куклой в руках мужа… и собственной матери.

С Хюррем-хасеки они никогда не были особенно близки, да так близкими и не стали. Особенно после той ночи, когда планы великой Хюррем-султан едва не были сорваны двумя взбалмошными девчонками. Да, Михримах не рискнула тогда блестящим будущим ради оборванца-невольника… но мать ни на миг не поверила, что о планах Орыси вторая дочь ничего не знала. Не поверила и не простила до конца.

Иногда Михримах казалось, что хасеки Хюррем не умеет прощать. И любить тоже толком не умеет.

А иногда Михримах-султан думала, что сама она куда больше похожа на свою мать, чем ей хочется. Вот Орыся была другой… но Орыся еще и была обузой. На самом деле, избавившись от дочки с родинкой на виске, Хюррем-султан наверняка вздохнула свободно. Но простить Михримах так и не смогла.

Михримах хорошо понимала мать, со временем начала понимать все лучше и лучше, а вот образ мыслей Орыси начинал казаться неправильным. Это пугало ее саму, но… что было, то было, и Аллах посылает правоверным испытания по их силе.

Была дочь, Айше Хюмашах, и трое сыновей. С дочерью Михримах срослась душой и сердцем куда ближе, чем с остальными детьми… хотя это и грех: ей, правильной жене и матери, подобает больше любить мальчиков, наследников Рустема-паши. Но…

Женщины – они живут дольше, чем мужчины с их мужскими занятиями; к ним можно привязываться без страха, без мыслей о внезапном расставании. Да, женщины, взрослея, выходят замуж, но это совсем не то же самое, что имеют в виду, говоря об «отрезанном ломте». С замужними дочерьми можно видеться, можно ходить друг к другу в гости, обсуждать наряды и сплетничать о мужьях, обдумывать в тиши садовых беседок то, что впоследствии воплотят в жизнь мужчины… те самые мужчины, которые убивают друг друга и умирают в расцвете лет.

Дочери остаются в живых, а сыновья умирают. Жестокая правда жизни, с которой со временем смиряешься, особенно если ты – дочь великого султана. Из братьев в живых останется лишь один, и сейчас даже не угадаешь, какой именно. Уже ведь началось…

Шахзаде Мустафу Михримах, честно говоря, не жалела – во-первых, сложно дочери Хюррем жалеть сына Махидевран, а во-вторых, она и не помнила толком старшего брата. Говорили, что он благочестив, но Михримах слышала то же самое обо всех своих братьях: и о распутном пьянице Селиме, и об интригане с черной душой Баязиде. Смерть Джихангира вызвала немало слез, но… такова судьба всех шахзаде, кроме того, который станет султаном.

А Джихангир султаном не мог стать никогда.

У сыновей Рустема-паши, по крайней мере, есть шанс прожить долгую жизнь. Маленький, но есть. А у дочери Рустема-паши шансы и того больше.

Вот дочь Михримах и любила сильнее, чем всех остальных детей.

Но дочь все равно никогда не станет равной тебе, даже когда вырастет и начнет плести интриги, на которые Айше Хюмашах и в детстве была той еще мастерицей. Дочь никогда не предложит тебе поучаствовать в безумном приключении, никогда не обовьет жарко руками твою шею и не шепнет в ухо что-нибудь такое, отчего дыхание собьется, а глаза азартно загорятся в предвкушении опасности и веселья. О дочери надо заботиться, сестра позаботится о тебе сама.

Смерть Орыси Михримах переживала тяжело. Конечно, был шанс, что сестра жива, тела ведь не нашли, но разве мало тел жадный Босфор забрал безвозвратно? И даже если мертвая Орыся всплыла где-нибудь дальше по течению, кто свяжет утопленницу с домом Сулеймана Кануни?

И вот появляется неизвестная девушка, заклинающая неведомую Эдже-ханум во имя ее детей… Девушка, которая – евнухи уже успели донести – глядела на портрет Михримах в юности (или это Орыся позировала? А, да обе они по очереди стояли перед художником и очень веселились, понимая, что тот их не различает), словно на призрак, тревожащий правоверных по ночам.

Эдже. Ну да, конечно, Эдже. Они с сестрой действительно «эдже», обе – «из царствующего рода». Даже не сказать, что из рода султана, – это слово давнее, древнéе Первого Османа, в ту пору султанов еще не было вовсе. А сейчас, вообще-то, любую девочку так назвать могут, но…

Да. Что из рода султана – не сказать.

Михримах не могла отпустить эту девушку просто так.

Сердце женщины трепыхалось, будто птица, пойманная в ловчие сети, но лицо оставалось спокойным.

– Как зовут тебя, дитя? – спросила она, словно бы между прочим.

Девушка замешкалась на миг.

– Айше, госпожа, – наконец услышала Михримах ответ.

– Хорошее имя – Айше. Мою дочь зовут точно так же.

Девушка вздрогнула.

«Она не из простых», – подумала Михримах, внимательно, хотя и исподтишка наблюдая за незваной гостьей. Манеры, жесты – все выдавало в незнакомке воспитание, приличествующее девушке из благородной семьи. Что она делает здесь, одна, в платье простой служанки?

Шпионит? Встречается с красивым стражником? Замышляет что-нибудь нечестивое?

– Заходи. Это мои личные покои. Евнухи тебя здесь не тронут. Кофе будешь?

Простые слова, простые предложения. Айше – если, конечно, ее зовут именно так – слишком напряжена. В таком состоянии люди часто делают непоправимые глупости.

Как Орыся когда-то…

На миг сердце кольнула нелепая зависть – если сестра жива, то, возможно, тот ясноглазый шляхтич сейчас рядом с ней… Кольнуло и отпустило. Даже если шляхтич рядом с Орысей, страшно подумать, через какие испытания они прошли. Сбереглась ли в этих испытаниях любовь? Или, может, Орыся не раз и не два пожалела, что не согласилась на предложение матери стать женой провинциального бея?