Труп в пруду - Роберт Казанский

не до первой юшки. Кровь лилась из носа акуловца, руки Торбова тоже были окровавлены.

Ловким движением наш друг повалил несчастного Шурика на землю, сел ему на спину и мертвым хватом заблокировал руки.

– Отвечай, сука. Это ты убил Боброва? Гнида ты двуличная! – Марк ревел не по-человечески. Мне стало не по себе. Якуб же курил, спокойно глядя на эту сцену, и внимательно вслушивался в их диалог. Его хладнокровие меня поначалу даже пугало, но вскоре стало сильно раздражать.

– Че? – Шурик истерично стучал ладонями по земле. – Ты че, кукухой тронулся? Не трогал я вашего Боброва. Тем более, какое вам, москвичам, до этого бедолаги дело?

– Другом он мне был, крыса ты помойная!

– Вот как, другом был, значит. Пусти, сука. Пусти, сказал! – Шурик начал дергаться с целью высвободиться, но, разумеется, тщетно.

– Говори, что вы делали с Ямпольским, когда остались вдвоем в клубе? Говори! Вы последними оттуда ушли, – его рев пробирал меня до мурашек.

– Ты про это? Отпусти меня, все скажу.

Марк слез с поваленного и дал ему встать. Только очутившись на ногах, Шурик бросился бежать. Секунды хватило Марку, хоть и заядлому курильщику, любящему выпить, быстро настигнуть беглеца и ловким движением ноги вновь повалить несчастного паренька на землю.

– Убежать удумал, морда ты колхозная?! Хрен ты убежишь от меня, недомерок!

– Хорошо-хорошо, – Шурик отплевался и попытался восстановить дыхание. – Мы с Борисом Аркадьевичем остались вдвоем, когда все уже ушли, прибрались слегка и все. Я ушел домой, пожелав ему доброй ночи. А он вышел за мной и сразу же сел в тачку и уехал. Вот. Все, больше ничего не знаю!

– Врешь, сука. Во сколько это было?

– Где-то в час.

– Че ты как ребенок? Я все знаю, и в час ночи ты не мог уйти оттуда. Я еще раз спрашиваю – во сколько это было?

– Я ушел без пятнадцати час, Ямпольский вслед за мной. Пусти меня домой, я уже неделю там не был!

– Хватит с него, Марк, – докурив, Хикматов наконец-то вмешался. – Отпусти его, пока я бычок об него не затушил. Стой! А почему это тебя не было дома неделю? Где ты ночевал в ночь убийства?

– Твое какое дело, сволочь?

– Гнить тебе в решетке, псина! – рыкнул Якуб, Шурик испугался и прижал руки к голове. – Отпусти его, Торбов.

Марк послушно освободил Шурика и звучным «Убирайся!» заставил Шурика покинуть место схватки.

– Доволен, Яш? – переведя дух, спросил наш вышибала.

– Еще как, друг мой! Врет, как дышит, это очевидно.

– Конечно… – Марк, тяжело дыша, зарядил очередной стик.

– В час ночи никакая тачка не заводилась. Значит, Шурик не знает, что сказать, и пытается спасти либо себя, либо этого еврея. Кстати, Тихорецкий не говорил, Ямпольский приезжал на машине или нет?

– Я не знаю. А вообще, по-моему, ты у него и не спрашивал, Якуб, – ответил я.

– Ладно, во всяком случае, я получил, что хотел. Теперь можно вернуться на ферму, товарищи. Идемте. Марк, оттряхни свое правое плечо и отдышись.

– Спасибо, мне уже лучше.

Мы возвращались на стройку. Курили. Никто не обронил ни слова до самого финиша. Добравшись, Торбов нырнул в багажник пятнашки, а мы с Якубом стояли вдвоем неподалеку.

– Если что, применение силы, конечно же, далеко не лучший способ получения информации, но другого выхода у нас не было: Шурик просто послал бы нас куда подальше, – спокойным голосом сказал мне Хикматов, как бы объясняя, что иного пути не было.

– Понимаю, Якуб. Понимаю. И все равно это неправильно – таково мое мнение, если оно тебе интересно.

– Вечером Марк отвезет тебя к Инессе Павловне сделать очередной укол. Спросишь у нее насчет машины Ямпольского. Сейчас мне кажется это очень важным. Понял?

– Так точно, шеф!

Вплоть до самого вечера мы хлопотали на стройке и помогали рабочим, чем могли. Потом Торбов свистнул мне, и мы поехали к учительнице на пенсии. Якуб остался с рабочими, а нас попросил поторопиться.

Инесса Павловна заботливо обработала рану, поставила укол и сказала, что больше не видит смысла в дальнейших махинациях над раной: она начала заживать. Я обрадовался этому и так, между делом, спросил у нее насчет машины Ямпольского, на что она ответила, мол, тачки, как ни странно, не было.

– Инесса Павловна…

– Можно просто Инесса, Денис!

– Хорошо, а где жил Бобров?

– В Автомобилисте, неподалеку от нас. В самом первом доме, как только въезжаешь в поселок.

– Понял. Жена его сейчас там?

– Да, она в Автомобилисте жила круглый год, а Миша периодически уезжал на вахту в Москву. Насколько я помню, где-то в Ясенево. Уезжал, как правило, на месяц.

– Хорошо, спасибо большое, Инесса! Надеюсь, за медицинской помощью мне больше не придется обращаться, – я подмигнул ей и вышел из ее небольшого домика.

Когда мы с Марком вернулись в наш новый дом, Хикматов встретил нас с сияющим лицом. Он предлагал войти в здание, где только что закончились все работы, а рабочие уже даже успели прибраться.

Мы вошли в нашу резиденцию и сразу же оказались в большом просторном холле. По левую и правую руку были дверные проемы. Хикматов повел нас в левое крыло. Войдя туда, мы вновь очутились в большом зале (это приемная), еще с тремя дверными проемами – по кабинету на человека. Я выбрал самый левый кабинет, там открывался чудесный вид на речку, Якуб выбрал средний – самый большой, ну а Торбов сразу же побежал в самый дальний кабинет в правом углу.

– Каждый будет обустраивать кабинет на свой вкус и на личные деньги. Единственное, что мы закупим централизованно – это компьютеры, столы и шкафы. Остальное – все по вашему желанию.

Потом Хикматов повел нас в правое крыло. Такой же большой зал (будущая гостиная) и два дверных проема. Один вел в просторную кухню-столовую (там же был вход в ванную комнату), а другой – в наши комнаты, где, к слову, уже стояли кровати с матрацами и комоды.

Мне ужасно все понравилось, и не терпелось уже поскорее начать обустраивать и обживать этот дом. Якуб сказал, что постепенно мебель будет довозиться: диваны, столы, кресла и все такое прочее.

– Марк, можешь разгружать багажник своей тачки и выбрать себе комнату. Кстати, метраж трех комнат абсолютно одинаковый, так что, в отличие от кабинетов, разницы в них нет никакой.

– Хорошо, Яш, – ответил Марк, а его голос эхом раздался по всему дому. – Эхо – верный признак того, что еще много работы, да? Скоро мы ее проделаем.

Пока Торбов переносил вещи, я рассказал Хикматову все, что узнал у Инессы.