У царя Мидаса ослиные уши - Бьянка Питцорно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Танкер стоял на якоре у самого входа в порт, и шланги приходилось доставлять на берег шлюпками. На причале толпились матросы и любопытные. Даже на церковной площади было слишком оживлённо для столь жаркого часа.
– А ну-ка, не стойте, как зачарованные! – прикрикнула синьора Пау на трёх девочек. – Вы что, водоразбора не видели?
– Я уж точно вижу такое впервые, – возразила Тильда. – В Плайямаре есть акведук, если ты не знаешь.
– Тогда можешь остаться и поглазеть. Остальным пора обедать. Должно быть, Лугия уже накрыла на стол, а твой дядя терпеть не может холодную пасту.
Тильда вызывающе вскинула голову, бросила последний взгляд на танкер и решила всё-таки присоединиться к остальным.
Когда они проходили мимо бара, Лалага прислонила шезлонг к стене, обняла Ирен и крепко-крепко поцеловала её, как после долгой разлуки.
– Увидимся в три, – пообещала она (часы показывали без четверти два). – Я только поем и зайду за тобой.
За столом она и словом не перемолвилась с Тильдой. Но кузина продолжала вести себя с ней мягко, почти снисходительно, как взрослые при виде глупых детских капризов.
Обе одновременно встали из-за стола, наскоро проглотив десерт, пока старшие Пау ещё ждали свой кофе, и одновременно вышли на пыльную, прожаренную солнцем дорогу.
Взрослые считали, что они, как всегда, проведут остаток дня вместе, а не разойдутся в разные стороны, едва скрывшись за углом, где обычно не было ни души и никто не мог их увидеть.
– Не хочешь узнать, где сегодня свидание? – поинтересовалась Тильда.
– Не важно. Мы всё равно до вечера остаёмся в баре у Ирен, – сухо ответила Лалага.
– А близнецы? Что, если няни решат с ними погулять?
– Не волнуйся, пока стоит танкер, никто из них не уйдёт из порта.
– В любом случае свидание будет в старом немецком форте.
– Ну, приятно развлечься.
Это она сказала со зла: интересно, знает ли Тильда, что островитяне частенько использовали форт в качестве туалета, поэтому внутри невыносимо воняло. Вот уж действительно романтическое местечко для свидания с возлюбленным!
Глава вторая
Шланги уже протянули во все дома, оставалось дождаться, пока заполнятся баки. Вода текла медленно, так что операция продолжится и ночью. Стало совсем жарко, матросы вернулись на борт, и после утренней суматохи деревня теперь казалась ещё более пустынной.
Терраса бара пустовала, если не считать Лалаги и Ирен, которые сидели за столиком и читали в каком-то дамском журнале статью о новых достижениях хирургии. Там говорилось, что скоро будут с лёгкостью пересаживать от одного человека другому самые разные органы тела, а не только роговицу, как героический священник дон Ньокки, посвятивший жизнь помощи детям, которые потеряли ногу или руку под бомбёжками во время войны.
Возможность трансплантации очаровала Лалагу, но у неё сразу же возникло множество вопросов. Прежде всего: почему дон Ньокки пожертвовал роговицу, а не руку или ногу, хотя именно их не хватало его подопечным? Затем: что же такое человеческое тело – всего лишь машина, части которой легко заменить, когда они испортятся, или всё-таки каждая часть содержит в себе личность владельца, его чувства и эмоции?
Ей было трудно думать о своём «я», не имея в виду себя целиком. Если ей по очереди пересадят, например, все конечности и органы Ливии Лопес, останется ли она самой собой или станет Ливией? И есть ли части тела, которые управляют всеми остальными и определяют, что ты – это ты, а значит, их нельзя заменить, не став кем-то другим? Может, голова или даже просто один мозг? Правда, многим глупым людям не помешал бы новый мозг – например, Ливии Лопес.
– А если бы можно было пересаживать себе лицо, – спросила Ирен, – на кого бы ты хотела быть похожей? Я – на Одри Хепберн. Хочу такие глаза и волосы, как у неё в «Сабрине».
Сам фильм она, понятно, не видела (откуда же в Портосальво кинотеатр?), только фотографии в «Эпохе». Забавно, что Ирен собиралась стать актрисой, хотя за всю жизнь сходила в кино всего три-четыре раза, а телевизор и вовсе никогда не смотрела.
– Дурочка ты, – отвечала подруга. – Достаточно просто подстричься под неё в парикмахерской. Вот я хотела бы глаза, как у Марчеллы Мариани.
– А я тогда – как у Сорайи[6].
– Но они у неё такие грустные!
– Это сама она все время грустит, бедняжка, потому что не может подарить шаху наследника. А глаза у неё чудесные.
Поняв, что увязли в споре, они перевернули страницу, попали на колонку советов по нанесению
