Неизвестная книга наркома внутренних дел Н. И. Ежова - Олег Борисович Мозохин

Участник антисоветской бухаринско-рыковской организации долгое время бывший личным секретарем Рыкова, Нестеров рассказал о беседе, которую с ним имел Рыков в 1932 году.

Вот что показывает Нестеров:

«В тактике правых должны быть выдвинуты новые положения, решительно заявил Рыков. Это новое положение касается двух вещей:

а) установление блока с бывшими оппозициями: троцкиста-

ми, зиновьевцами, правыми, право-левацкой группой и

б) перехода к новым, “силовым”, как он выразился, методам

борьбы, борьбы всеми средствами с нынешним руководством.

Обе эти задачи, заявил Рыков, связаны между собой, так как только при условии объединения всех сил бывших оппозиций можно рассчитывать на успех в захвате и удержании затем руководства в партии и в стране.

Ход дальнейших рассуждений Рыкова в этом разговоре со мной, который, по своей принципиальной и тактической значимости, определял собою новую веху в нашей борьбе против партии, был такой.

Блок возможен и необходим. Он, во-первых, облегчен тем, что прежние принципиальные разногласия бывших оппозиций сгладились под влиянием жизни. Троцкий и троцкисты давно уже бьют отбой по индустриализации. Зиновьевско-каменевская установка – “кулак гульнул” в современных условиях потеряла всякий смысл, что и сами зиновьевцы видят отлично».

(Показания НЕСТЕРОВА от 4 февраля 1937 г.)

Практическим шагом к созданию и закреплению блока бухаринцев-рыковцев и троцкистов-зиновьевцев явилась так называемая рютинская платформа.

Содержание так называемой «рютинской» платформы сводилось к требованию полного восстановления капитализма – уничтожения колхозов и совхозов, отмены национализации промышленности. Платформа выдвигала террор, как средство борьбы с партией и Советской властью.

Следуя своим обычным двурушническим методом, руководители правого центра Бухарин, Рыков, Томский, Угланов и др. тщательно законспирировали свою роль, как составителей программы. Только позднее выяснилось, что программа была названа «рютинской» в целях лучшего укрытия от партии контрреволюционных целей правого центра и его подрывной деятельности.

О «рютинской» платформе Рыков показывает:

«Таким образом политические связи между центром правых и Зиновьевым и Каменевым существовали все время, начиная с 1928 г. Все время программа и тактика контрреволюционного центра правых и троцкистов-зиновьевцев сближались, пока это не привело к выработке программы, которая явилась бы одинаково приемлемой для тех и других. Это и было осуществлено в т. н. “рютинской” платформе.

Она явилась итоговым документом для того пути, который прошла контрреволюционная организация правых под руководством своего центра в 1930-33 гг. Основные ее положения сводятся к допущению насильственных методов для достижения власти, допущению террора. Я участвовал в выработке этой “программы”. Согласно решению центра правых, в целях конспирации она была выпущена РЮТИНЫМ и группой членов контрреволюционной организации правых, тесным образом связанных с ним и Углановым».

(Из показаний РЫКОВА от 6 июня 1937 г.) To же самое подтверждает Бухарин:

«Декларируя основной программный документ борьбы против партии и советской власти, мы исходили из того, что платформа эта должна служить базой для объединения всех антисоветских сил в стране. Поэтому центральным лозунгом платформы являлась установка на свержение советской власти силой, т. е. установка, предусматривавшая и террор, и государственный переворот в сочетании с массовым движением.

В этом отношении т. н. рютинская платформа себя оправдала, именно на основе этой платформы в конце 1932 г. был заключен блок с троцкистско-зиновьевской организацией».

(Из показаний БУХАРИНА от 14 июня 1937 г.)

И троцкисты-зиновьевцы и бухаринцы-рыковцы отчетливо сознавали полное единство своих позиций, методов контрреволюционной антисоветской деятельности также, как и единство социальных корней.

Вот что говорит по этому поводу в своих показаниях Рыков:

«Социальная база у нас, правых, и у троцкистско-зиновьевцев оказалась одна и та же: это обломки старых капиталистических классов, это те ничтожные по количеству и нулевые по значению элементы, которые не могут выносить суровой дисциплины пролетарской диктатуры в капиталистическом окружении и, наконец, прямые наемники фашизма /шпионы, диверсанты./ Такая контрреволюционная база и определила на протяжении 1930-33 гг. нашу /правых/ контрреволюционную политику и блока нашего с другими контрреволюционными организациями».

(Из показаний РЫКОВА, 6 июля 1937 г.)

Зиновьевская часть блока также признавала необходимость союза с правыми. Пятаков так рассказывает о своей беседе с Каменевым на этот счет:

«В конце 1932 года после моей последней встречи с Седовым у меня произошел разговор с Каменевым.

Каменев сказал мне, что у центра установилась связь с правыми (Бухариным, Рыковым, Томским). “Хорошо – сказал Каменев – если бы и вы сейчас поддерживали необходимую связь с Бухариным, с которым у Вас хорошие отношения”.

Желая выяснить, насколько Каменев приемлет директивы Троцкого, я задал Каменеву вопрос: “Как центр представляет себе связь с правыми? Ведь только недавно у нас с ними были острейшие разногласия”. Каменев ответил мне: “Ю[рий] Л[еонидович], когда вы, наконец, выйдете из школьного возраста и станете политиком? Вчерашние разногласия не могут быть препятствием для соглашения сегодня, если сегодня есть общая цель, а эта общая цель:

свержение Сталина и ликвидация сталинского режима;

отказ от построения социализма в одной стране и, следовательно, соответствующие изменения экономической политики.

На этих двух пунктах мы с правыми очень легко договорились”».

(ПЯТАКОВ, протокол следствия от 1936 года).

Переговоры с Томским о заключении блока зиновьевским и троцкистским центром были возложены на Сокольникова.

Томский полностью согласился с требованиями и установками троцкистского центра и заявил, что правые принимают предложения троцкистов и соглашаются на вступление в блок. Тогда же было обусловлено, что Томский, как представитель от правых входит в состав «запасного центра».

Когда троцкисты и зиновьевцы запрашивают мнение и согласие Троцкого на блок с правыми, он им отвечает, что полностью соглашается с этим предложением. Он обуславливает этот блок только признанием со стороны правых преимущественного и ведущего положения в практической деятельности блока за троцкистами.

«От Троцкого была получена директива, одобряющая блок с правыми, являющаяся ответом на запрос троцкистско-зиновьевского центра о линии Троцкого по вопросу о блоке».

(Из показаний СОКОЛЬНИКОВА, 30 августа 1936 года).

И в последнем директивном письме Пятакову Троцкий еще раз напоминает о необходимости «установить контакт с правыми, нащупать и объединить все антисоветские элементы как внутри партии, так и вне её».

(ПЯТАКОВ, протокол следствия от [?] декабря 1936 г.)

В процессе разоблачения троцкистско-зиновьевского блока было определенно установлено, что центр правых знал о существовании троцкистско-зиновьевского блока и его контрреволюционной террористической деятельности. Так, Зиновьев в одной из своих последних показаний говорил:

«В дополнение к тому, что я показал о правых, я должен показать еще следующее: фактически мы были с ними в блоке до самого нашего ареста в 1934 г.

О создании объединенного троцкистско-зиновьевского центра и его террористических установках я говорил Томскому, а он обещал информировать “своих” формальное вхождение правых в объединенный центр, и они и мы считали преждевременным.

Мы считали,