Ставка больше, чем мир - Чернов Александр Борисович

Генрих Альберт Вильгельм, принц Прусский, родился 14 августа 1862 года в Потсдаме. Он был младшим и единственным из трех братьев Вильгельма II, дожившим до совершеннолетия. Сделал блестящую карьеру на военно-морском поприще. Убежденный сторонник германо-британского сближения вплоть до военного союза. Англофил. Был женат на старшей сестре российской императрицы Александры Федоровны, гессенской принцессе Ирене. Был дружен как с мужем царицы – Николаем II, так и с супругом другой ее сестры – Виктории – британским адмиралом, руководителем военно-морской разведки Англии перед Великой войной, Людвигом Баттенбергским.

Как военный моряк Генрих Прусский в нашей истории не стяжал лавров флотоводца. С учетом его личного отношения к войне с Англией, кайзер поставил его командовать флотом на Балтике. Там, в борьбе с нашим Балтийским флотом, немецкие моряки не добились серьезных успехов, так и не сумев открыть своей армии путь к русской столице. Принц был убежденным сторонником развития подводного флота и морской авиации, по его инициативе велись разработки первого германского авианосца. Технические новации были в центре его интересов. Он получил одну из первых лицензий пилота в Германии, долгие годы покровительствовал яхт-клубу в Киле, сам был заядлым яхтсменом. Также принц был увлеченным автомобилистом: есть версия, что именно он изобрёл стеклоочиститель. В 1908 году им учрежден «Принц-Генрих-Фарт» – соревнование немецких автогонщиков, в будущем – Гран-при Германии.

Принципиальное неучастие Генриха Прусского в политической жизни способствовало тому, что у него всегда сохранялись ровные отношения со старшим братом-кайзером.

Принц Генрих успел глубокомысленно нахмурить августейший лоб и даже набрать в легкие побольше воздуха, как вдруг с другой стороны стола раздался прерывающийся, вымученный голос:

– Ваше величество… позвольте…

– Ага! Все-таки наш дорогой Бернгард хочет выступить первым.

– Пожалуйста, позвольте покинуть вас на несколько минут…

– Тьфу ты! Конечно. Ступай, ступай скорее! – Вильгельм проводил сострадательным взглядом Бюлова, с низкого старта рванувшего к дверям. – Ну-с, мои господа адмиралы, поскольку главный дипломат предпочел тактично отправиться блевать, может быть, пока – по чашечке кофе? Правильно ли будет принимать серьезное решение, обсудив все только в нашем узком, флотском кругу?

– Мой император, прошу прощения, но, возможно, вам также стоит выслушать и мнения представителей армии? И деловых кругов? Тем более что такая возможность у нас имеется, – подал голос рассудительный Гольман, чья карьера на действительной службе была уже завершена, и в критические моменты, когда экселенц «на взводе», можно было не взвешивать каждое слово или помалкивать в тряпочку.

– Всему свое время. Кстати, насчет бизнесменов вы попали в самое яблочко, мой дорогой Фридрих. Я семафором запросил у Баллина, знают ли они о русских новостях и стоит ли нам продолжать поход? На оба вопроса был дан утвердительный ответ. После чего я и собрал вас. А мои любезные генералы… пусть генералы пока подождут, – заявил удивительным образом совершенно успокоившийся Вильгельм, выдержав в своем ответе парочку театральных пауз.

«А несколько минут назад здесь было столько лукавого крика, стенаний и громов-молний. Для канцлера все это представление им разыгрывается? А не прозвучавшее пока слово принца – домашняя заготовка в либретто этого спектакля? Сдается мне, что наш экселенц желает, чтобы ”его уговорили”, а ответственность за принятое решение хочет изящно переложить на Бюлова, дабы генералитет и Гольштейн слишком шибко не верещали от обиды, – усмехнулся своей внезапной догадке Тирпиц. – Красиво! Его величество опять в своем драматическом амплуа…»

– Но, может быть, все вовсе не столь уж и печально? Ведь мы не раз отмечали, ваше величество, что нынешний уровень компетенции у российского чиновничества уже не соответствует потребностям современного промышленного развития государства? И то, что царь Николай, похоже, задумал привлечь к местному управлению светлые головы, до этого только раскачивавшие державный корабль, по-моему, совсем не плохо, – осторожно обозначил свою позицию Зендан-Бибран. – В конце концов, царю приходится работать с тем человеческим материалом, который имеется у него в наличии.

– Но не до власти же своих недавних непримиримых противников допускать?!

– Так об этом, как мне представляется, речи не идет вовсе. Никакого ответственного министерства. Парламент предполагается создать только как законосовещательный орган.

– Да? А рассмотрение и утверждение госбюджета?

– Простите, ваше величество, но разве это можно рассматривать как отрицательный момент? Тем более при склонности власть предержащих в России к бесконтрольному или нецелевому использованию ведомственных финансов? Полагаю, император Николай учел факт неготовности своего флота к войне на востоке, при том, что денег было потрачено намного больше, чем у японцев, – добавил свои «пять копеек» явно солидарный с мнением начальника кабинета Бюксель.

– Никогда не слышал, что для того, чтобы закрутить гайки, следует сперва отпускать вожжи! – многозначительно прищурился Вильгельм.

– Если ослабшая гайка и резьба изрядно заржавели, то сначала, перед новым затягом, ее действительно нужно слегка отпустить. Ведь очевидно, мой император, что русское столоначальство уже не вполне отвечает требованиям нового века, – нашелся начальник Генмора, ловко отпарировав августейший выпад.

– Нам, возможно, и очевидно. Но как на это посмотрит русский народ, привыкший к сложившейся системе? Желает ли он столь кардинальных перемен?

«Ну, что же, наш выход. Пора экселенцу подыг-рать», – усмехнулся про себя Тирпиц и вслух сухо, с твердой убежденностью в голосе, заявил:

– Декабрьские события об этом свидетельствуют со всей очевидностью. На мой взгляд, лишь известная ловкость царя и столь своевременные, громкие военные победы отвратили Россию от бунта.

– Даже так, мой любезный Альфред?! Вы и в самом деле полагаете, что все было столь серьезно для Николая, – Вильгельм слегка нахмурился, пристально глядя Тирпицу прямо в глаза. – И гвардия бы это допустила?

– Полагаю, что гвардия, вернее великие князья и их офицеры не только допустили бы смуту и кровопролитие в столице, они их, несомненно, желали, экселенц. Если даже не более того. И дело тут не только в том, что реформы бьют по дворянству в целом. Если мы с вами знаем кое-что относительно здоровья одного из членов понятного семейства, что можно подумать об осведомленности князя Владимира? Мы знаем, как начал царь последнее время прижимать родственников. Знаем о подрывной деятельности обиженного на него господина Витте и его друзей из профранцузской партии…

– Значит, вы думаете, что Ники затеял контригру против своих зарвавшихся старших дядюшек? Из элементарного опасения потерять трон?

– Осмелюсь предположить, что не только это, ваше величество. Тут, на мой взгляд, просматривается некая более сложная, преследующая несколько целей многоходовка. Но, конечно, декларировал равенство всех перед законом он неспроста.

– Так… получается, вы не усматриваете явных угроз от всего этого шапито нашим планам относительно стратегического сближения с Россией?

– Наоборот. Считаю, что в этих условиях решение вашего величества о немедленном посещении Петербурга для демонстрации царю Николаю вашей решительной поддержки – чрезвычайно своевременный, воистину мудрый и важнейший для будущего Германской империи политический шаг.

– Готовы ли вы поспорить с этим мнением, господа адмиралы?.. Нет? Ну, если так, то нам остается только подождать беднягу Бюлова. И после того как он признает безупречность логики статс-секретаря, может ползти в койку. Ни Рихтгофену, ни Гольштейну надобности телеграфировать нет. Через несколько часов мы будем у Даго. Если обещанный Дубасовым «Ермак» встретит вовремя, войдем во льды Финского залива, и качать перестанет. Там наш страдалец-канцлер и получит свое заслуженное избавление. Конечно, мы с вами понимаем, господа, что у наших генералов непременно будет особое мнение. Если не по существу, то хотя бы из-за их духа противоречия морякам. Но решать-то нужно было быстро, не так ли? И с этим ничего не поделаешь… Идем в Санкт-Петербург! – Вильгельм многозначительно подмигнул Тирпицу. – Это очень хорошо, когда тебя правильно понимают.