Тайные врата - Кристин Керделлян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ваша последняя книга хорошо продается? – спросила Катрин.
Гранье был автором большой книги в духе «эрудита» и «раблезианца», если верить прессе. По моим данным, книжка провалилась – в отличие от предыдущих, в которых он не столь сильно напрягал свой талант, описывая так или иначе жизнь свою или себе подобных. Он сделал вид, что не услышал вопроса.
– Итак, вы увлекаетесь версальскими садами? Заметьте, им нужен меценат, впрочем, как и замку.
Он перешел на английский, перемежая его французскими словами, халтуря. Едва ли стараясь, чтобы его понимали. Катрин подсказывала ему нужное слово, если он сам его не находил. Очевидно, она считала его неотразимым. Я был не столь высокого мнения. Сначала Гранье ударился в пустые рассуждения, а я ненавижу терять время. Так что он обращался главным образом к моей спутнице. Она сказала ему, что ищет планы для меня. Но я его не интересовал. Мы жили в разных мирах. В гостиной ни компьютера, ни плоского экрана. Может быть, Minitel в шкафу, как у продавцов газет в этой стране, которые до сих пор ими пользуются… В своих интервью Гранье постоянно повторял, что флюид творчества находится в бумаге и карандаше. Судя по его последним книгам, с подачей флюида возникли сложности.
– Итак, месье Гранье, вы ответили нам, потому что считаете, что планы, которые мы разыскиваем, могут находиться в тайной комнате, где хранятся и архивы королей Франции?
Катрин наконец подошла к сути дела, и я был благодарен ей за это.
– На самом деле, мадам Страндберг… Катрин.
– Вы считаете, что она действительно существует, эта тайная комната? Сколько лет историки ищут ее…
– Если вы так в этом уверены, прекрасная мадемуазель, почему же вы пришли ко мне?
За словом в карман не лезет. И пользуется этим, чтобы посмотреть на молодую женщину сверху вниз.
– Жан-Филипп, – сказал я, ставя на стол чашку чая, – это я просил о встрече с вами. Понимаете, у меня нет привычки пренебрегать деталями, даже самыми незначительными. Вы не знаете, что, когда создают компьютерную программу, все может изменить единственный знак, один байт. К исследованию Версаля я подошел с той же тщательностью. Простой боскет, фрагмент статуи могут скрывать невероятную истину.
Гранье до этого не поднимал на меня глаз. Но теперь он меня услышал и впервые посмотрел прямо. Насмешливое ничто. Но, очевидно, так он живет. Все или ничего.
– Вы правы, так и работают великие умы! Великие открытия часто рождаются из незначительных обстоятельств. Взять хоть Флеминга или пенициллин… История зависит от мельчайших деталей. Что стало бы с Европой, если бы Гитлера приняли в Венскую академию изящных искусств?
– У истоков великих судеб часто обнаруживаются маленькие случайности.
– Вы даже не представляете себе, насколько правы…
– Прошу прощения?
– Позвольте, я расскажу.
Он снова взял чашку чая, отпил глоток, не отводя от меня взгляд. Я начал раскачиваться вперед-назад от нетерпения. Гранье повернулся, указал на вход в кухню, – где виднелось окно с большими темно-зелеными занавесями и ножки массивного стола из вяза.
– Посмотрите туда! Это было летом тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Мой дед должен был сделать ремонт в нашей двухэтажной квартире. Нужно было построить большую перегородку, чтобы получилась гостиная, в которой мы сейчас сидим. Опущу детали. В основании перегородки рабочий нашел сундук с двумя тетрадями. Это были мемуары герцогини де Кадаран, наследники которой когда-то жили в этом самом доме. Потрясающий документ! В нем герцогиня рассказывает об агонии версальского двора, особенно о последних двадцати четырех часах Людовика Шестнадцатого и Марии-Антуанетты.
– Тетради до сих пор у вас?
На этот раз Катрин была слишком прямолинейна. Лично я хотел бы поподробнее узнать, что это за герцогиня де Кадаран, о которой говорил Гранье.
– Терпение, cara Catarina, терпение… Нет, конечно, сегодня тетради в литературном музее, здесь, в Париже. Но у меня есть очень хорошие репродукции.
– И что в них?
– Допивайте чай, потом поднимемся наверх.
Герцогиня де Кадаран, объяснил нам Гранье, была дамой из свиты маркизы де Латур дю Пен, муж которой, в свою очередь, был правителем замка Версаль в 1789 году. Человек, отвечавший в замке за все, в то время, когда Людовик должен был бежать!
Несомненно, у моего метода есть недостатки. В моих файлах не было ни слова о страсти Гранье к французской истории и еще меньше о его находке: личный дневник свидетеля – очевидца последних минут пребывания короля в Версале, перед началом его долгого пути на эшафот… Открытие должно было бы наделать шума.
– Итак, пятое октября тысяча семьсот восемьдесят девятого года! – объявил Гранье, приглашая нас следовать за ним в вестибюль, забитый старыми книгами, наваленными одна на другую, DVD и видеокассетами. Мы пошли за ним.
Говоря, он пытался сымитировать знаменитого историка, ведущего телепередачи, который был когда-то популярен. Гранье шел впереди, временами оборачиваясь, чтобы убедиться, что мы следуем за ним. В прямом и переносном смысле.
– С прошлого вечера Мария-Антуанетта в Трианоне! Она часто живет в этой древней деревушке, где Людовик Шестнадцатый приказал построить Большой Трианон, а Людовик Пятнадцатый – Малый Трианон. У нее была там своя ферма, овечки, молочный заводик. Король присоединялся к застолью супруги три раза в день, затем возвращался в замок и ночевал один. Вы же знаете, что супруги уже давно не спали в одной постели. Красавец Аксель де Ферсен, шведский офицер и рыцарь ума и духа, стал любовником королевы. Их любовь длилась годы, но они не спали вместе до тех пор, пока она не убедилась, что больше у нее не будет детей. Австриячка, видите ли, была не столь безответственна, как принято сейчас считать…
Наш хозяин прекрасно пародировал козлиный голос старого ведущего. Несомненный талант рассказчика. Он говорил в настоящем времени, словно пытаясь заставить заново пережить последние часы двора, сцены, которые его, очевидно, очаровывали, даже если он еще ничего об этом не написал. Он подвел нас к винтовой лестнице и начал подниматься, переступая через четыре ступеньки и не останавливаясь. Мы с Катрин едва успели заметить развешанную по стенкам коллекцию фотографий. На них был снят Гранье с красавицами телеведущими, звездами кино, писателями, манекенщицами и даже с дамой-космонавтом. Только женщины. Наверху лестницы Гранье ткнул пальцем в фото, где он стоял в обнимку с Пенелопой Крус.
– Фото сделано в мае, сразу после Каннского фестиваля.
Будь я итальянцем, он бы указал мне на Орнеллу Мути?
– Она шикарная девочка, правда? – счел он полезным добавить. – Вы ее знаете?
Я не ответил. И даже не уверен, что он ждал ответа.
Мы последовали за ним по длинному балкону в мезонин, тянувшийся над большой комнатой, где мы пили чай. В то же время он продолжал рассказ и гримасничал. Катрин буквально впитывала его слова.
– В тот день король едет на охоту в леса Медона. Он не знает, что народ идет на Версаль, требуя хлеба. Предупредить его невозможно! Паж идет в Трианон к Марии-Антуанетте с конвертом в руке: граф де Сен-При умоляет ее вернуться в замок, где она будет в большей безопасности. Королева берет манто и шляпу и уходит, не задержавшись даже для того, чтобы в последний раз оглядеть убежище, где она провела столько счастливых дней. Начинается сильный дождь. Королева идет через парк и сады, за ней слуги, а она знает там самые маленькие боскеты, мельчайшие каскады – но больше она их не увидит.
Какое представление! Лицо Гранье действительно оживилось, когда он заговорил о Марии-Антуанетте. Он начал говорить быстрее, жестами подтверждая слова. Казалось, он забыл, что должен удерживать ироничную маску. Он подвел нас к миниатюрному бюро, заваленному книгами и бумагами, около которого стояла литография Энди Уорхолла. Когда он описывал последние моменты, которые королева провела в Версале, в глазах появилось выражение такого сочувствия, что я чуть не извинился, что ничем ей не помог. Если бы сам Гранье оказался на пути кареты, везшей австриячку на эшафот, он, наверное, бросился бы под ноги лошадям. Несмотря на то что он пялился на Катрин, мне он начал казаться трогательным.
– А вы знаете, чем все кончилось? – вопросил Гранье с восторгом в голосе. – Ужасный финал? Сумерки короля и королевы в Версале? Тень гильотины?