Том 2. Поэзоантракт - Игорь Северянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17 февраля 1916
Петроград
Поэза странностей жизни
Авг. Дм. Барановой
Встречаются, чтобы разлучаться…Влюбляются, чтобы разлюбить…Мне хочется расхохотатьсяИ разрыдаться — и не жить!
Клянутся, чтоб нарушить клятвы…Мечтают, чтоб клянуть мечты…О, скорбь тому, кому понятныВсе наслаждения Тщеты!..
В деревне хочется столицы…В столице хочется глуши…И всюду человечьи лицаБез человеческой души…
Как часто красота уродна,И есть в уродстве красота…Как часто низость благородна,И злы невинные уста.
Так как же не расхохотаться,Не разрыдаться, как же жить,Когда возможно расставаться,Когда возможно разлюбить?!.
1916. Февраль
Москва
Бывают такие мгновения…
Бывают такие мгновения,Когда тишины и забвения, —Да, лишь тишины и забвения, —И просит, и молит душа…
Когда все людские тревоги,Когда все земные дорогиИ Бог, и волненья о БогеДуше безразлично-чужды…
Не знаю, быть может, усталость,Быть может, к прошедшему жалость, —Не знаю — но, зяблое, сжалосьПечальное сердце мое…
И то, что вчера волновало,Томило, влекло, чаровало,Сегодня так жалко, так малоВ пустыне цветущей души…
Но только упьешься мгновеннойУсладой, такою забвенной,Откуда-то веет вервэной,Излученной и моревой…
И снова свежо и солено,И снова в деревьях зелено,И снова легко и влюбленноВ познавшей забвенье душе!..
19 апреля 1916
Гатчина
Поэза сиреневой мордочки
Твоя сиреневая мордочкаЗаулыбалась мне остро.Как по тебе тоскует жердочка,Куренок, рябчатый пестро!..
Как васильковы и люнелевыТвои лошадии глаза!Как щеки девственно-апрелевы!Тебя Ифрит мне указал!..
И вся ты, вся, такая зыбкая,Такая хрупкая, — о, вся! —Мне говоришь своей улыбкою,Что есть сирень, а в ней — оса…
4 мая 1916
Харьков
Поэза северного озера
В двенадцати верстах от Луги,В лесу сосновом, на песке,В любимом обществе подругиЖиву в чарующей тоске.
Среди озер, берез и елокИ сосен мачтовых средиБежит извилистый проселок,Шум оставляя позади.
Я не люблю дорог шоссейных:На них — харчевни и обоз.Я жить привык в сквозных, в кисейныхЛесах, у колыбели грез.
В просторном доме, в десять комнат,Простой, мещанистый уют,Среди которого укромноДни северлетние текут.
Дом на горе, а в котловине,Как грандиозное яйцо,Блистает озеро сталь-сине,И в нем — любимое лицо!
С ольховой удочкой, в дырявойИ утлой лодке, на корме,Ты — нежный отдых мой от славы,Который я найти сумел…
То в аметистовом, то в белом,То в бронзовом, то в голубом,Ты бродишь в парке запустеломИ песней оживляешь дом.
На дне озерном бродят ракиИ плоскотелые лещи.Но берегись: в зеленом мракеМедведи, змеи и клещи.
А вечерами крыломышиЛавируют среди берез,И барабанит дождь по крыше,Как громоносный Берлиоз.
Да, много в жизни деревенскойНесносных и противных «но»,Но то, о чем твердит Каменский,Решительно исключено…
Здесь некому плести интриги,И некому копать здесь ям…Ни до Вердена, ни до РигиНет дела никакого нам…
Здесь царство в некотором роде,И от того, что я — поэт,Я кровью чужд людской породеИ свято чту нейтралитет.
Конец июля 1916
Им. Бельск
Опечаленная поэза
Не вечно мне гореть. Не вечно мне пылать.И я могу стареть. И я могу устать.Чем больше пламени в моем давно бывалом,Тем меньше впереди огня во мне усталом.
Но все-таки, пока во мне играет кровь,Хоть изредка, могу надеяться я вновьЗажечься, засиять и устремиться к маю…Я все еще живу. Я все еще пылаю…
8 декабря 1916
Гатчина
Музей моей весны
О милый тихий городок,Мой старый, верный друг,Я изменить тебе не могИ, убежав от всех тревог,В тебя въезжаю вдруг!
Ах, не в тебе ль цвела сирень,Сирень весны моей?Не твой ли — ах! — весенний деньВзбурлил во мне «Весенний день»,Чей стих — весны ясней?
И не окрестности твои ль,Что спят в березняке,И солнцесвет, и лунопыльМоих стихов сковали стиль,Гремящих вдалеке?
И не в тебе ли в первый разМоя вспылала кровь?Не предназначенных мне глаз, —Ах, не в тебе ль, — я пил экстазИ думал: «Вот любовь!»
О первый мой самообман,Мне причинивший боль,Ты испарился, как туман,Но ты недаром мне был дан:В тебе была эоль!
И только много лет спустя,Ошибок ряд познав,Я встретил женщину-дитяС таким неотразимым «я»,Что полюбить был прав.
Да, не заехать я не могТеперь, когда ясныМои улыбки, в твой шатрок,Мой милый, тихий городок,Музей моей весны!..
19 апреля 1916
Гатчина
Поэза Дмитрию Дорину
Я перечитываю сноваТвои стихи, — и в ореолДавно угасшего БылогоВзлетел «Тоскующий Орел»!
Ах, чувствам нет определенья…Чего до слез, до муки жаль?Какое странное волненье!Какая странная печаль!
Твои стихи! — они мне милы!На редкость дороги они!Моя известность не затмилаТого, что помним мы одни!
И если не совсем умелыТвои смущенные стихи,Что мне до этого за дело,Раз сердцу моему близки?!..
Ведь в них и Фофанов, и Пудость,Твоей застенчивости «аль»,И внешних лет святая скудость,Которую-то мне и жаль…
Пусть мой порыв нелеп и вздорен, —Я не стыжусь его; я рад,Что где-то жив мой грустный Дорин,Меня волнующий собрат.
9 ноября 1916
Гатчина
Гастрономические древности
Лукулл, Октавий, Поллион,Апиций, Клавдий — гастрономы!Ваш гурманический закон:Устроить пир, вспенить ритонИ уедаться до истомы.
Прославленный архимагир,Одетый чуть не в латиклаву,Причудами еды весь мирДивил, и рокотанье лирОтметило его по праву.
Не раз в шелках имплувиат,Закутав головы кукулем,К Лукуллу толпы шли мэнадПить выгрозденный виноград,Соперничающий с июлем.
Из терм Агриппы сам Нерон,Искавший упоенья в литре,Шел к гастрономам спить свой сон,И не Нероном ли пронзенПрощающий его Димитрий?
И не на этих ли пирахТот, кто рожден с душой орлиной, —Пизон, Петроний, — пал во прах,Сраженный той, чье имя — страх:Статилиею — Мессалиной?
15 октября 1916
Гатчина
Рифмодиссо
Вдали, в долине, играют Грига.В игранье Грига такая нега.Вуалит негой фиордов сага.Мир хочет мира, мир ищет бога.О, сталь поляра! о, рыхлость юга!Пук белых молний взметнула вьюга,Со снежным полем слилась дорога.Я слышу поступь мороза-мага;Он весь из вьюги, он весь из снега.В мотивах Грига — бессмертье мига.
1916. Ноябрь