Рейх. Воспоминания о немецком плене, 1942–1945 - Георгий Николаевич Сатиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часто у нас с Алешей разгораются споры. Несмотря на свою молодость (ему 21 год, он студент), Ниценко очень сдержан в полемике, никогда не горячится. Я издеваюсь над его украинофильством, над его хохлацким национализмом.
В последнее время он чаще стал соглашаться со мною. Теперь Алеша даже поддакивает мне, когда я говорю, что украинские националисты — агентура Гитлера. Думается мне, что националистические идейки в конечном счете слезут с него, как налипшая во время непогоды грязь.
В лагерь привели на одну ночевку военнопленных поляков: их перегоняют куда-то на запад.
В тот же вечер наши русачки подрались с поляками. Потом до самого отбоя не прекращались споры. Большинство пленяг одобряет налет на «шпеков» и «геройство» наших драчунов.
— Поляки, — говорит Зотов, — подлый, наглый и продажный народ.
Не знаю, есть ли основания для такой оценки, но при всех обстоятельствах национальная рознь на руку только фашистам.
Кстати, прежний антагонизм между украинцами и русскими канул в вечность. Сейчас мы вновь соединились, живем дружно под общей кровлей.
Говорят, в девичий лагерь повадился ходить роашник. Кое-кто из девиц встречает его приветливо.
Мы еще не видели ни одного власовца в своем лагере. Видимо, они боятся заглянуть в наши бараки. В девичьем лагере он может ходить петухом, а у нас все перья из хвоста выщиплют.
Уверен, что в конце концов девушки отвадят его.
Аня и Мария перебросили через штахельдратцаун[545] свои стихи. Посредственно, наивно, местами не очень грамотно, но все недочеты искупаются искренностью чувства, патриотизмом, ненавистью к захватчикам.
Украинские вирши Ани лучше ее русских стихов. Особенно понравилось мне одно, автобиографическое:
Тихий летний вечер. В цветущем садике собралась за чайным столом вся дружная семья: отец-художник, мать-учительница, студентки Мария и Аня, школьница Галя. Счастьем и радостью полно все вокруг. Как вдруг… гул моторов, взрывы бомб, артиллерийская канонада. И вот уже нет счастливой семьи: родители замучены извергами, дочери угнаны в рабство. Но солнце закатилось не навсегда. Оно взойдет, как обычно, с востока и в конце концов расплавит цепи рабства.
Много детски наивного в этом стихотворении, но есть и зрелые места.
Мария и Галя Мироненко, как и их двоюродная сестричка Аня Хроленко, — сиротки. Родители расстреляны немцами.
У пылающей круглой печи, что стоит посередине цеха, о чем-то шепчутся немцы. Их трое: Педа Сакрамент, Фриц Штайнбрешер, Курт Кишлер. Я стою с другой стороны печи, невидимый для немцев.
О чем они шепчутся?
Прислушиваюсь: спорят о том, по какому пути пойдет немецкая революция. Сакрамент утверждает, что она полностью повторит все фазы, этапы и перипетии русского Октября. Фриц Штайнбрешер не согласен с Педой. «Конечно, — говорит он, — германская революция в основном пойдет по тому же пути, что и русская, но она не будет фотографией, слепком с нее. Возможны отдельные вариации, зависящие от особенностей экономической, общественной и культурной жизни немецкого народа».
Спорят горячо, размахивая руками, но не повышая тона.
Я слушаю внимательно, не выдавая, впрочем, своего присутствия.
Фриц все же заметил меня.
— Коммен зи хер, камрад Шош[546].
— Заген зи эмоль, Шош, — говорит Курт Кишлер, — вер хат решт: Педа одер Фриц?[547]
Волей-неволей приходится выступать в роли арбитра.
— Что-то не верится мне, майне либе камраден[548], что вы способны совершить революцию. Все это пустые разговоры, кукиш в кармане.
— Почему вы такого плохого мнения о нас, Шош? Ведь немецкий рабочий класс всегда отличался революционностью. Вспомните Маркса, Энгельса, Бебеля[549], Либкнехта, Тельмана.
— Все это было в прошлом. Сейчас в Германии нет силы, которая могла бы организованно выступить против нацизма.
— А мы, германский пролетариат, разве не сила? Возьмем вот да и выступим.
— Дай бог, дай бог!
— Все же скажите, Шош, свое мнение: по какому пути пойдет германская революция?
— Я думаю, что она пойдет по ленинскому пути. Для пролетарской революции иного пути нет и быть не может. Русский Октябрь — лишь принципиальная веха. Копировать его во всех деталях нет необходимости. Германская революция будет иметь свои особенности, но общие закономерности пролетарских революций останутся и здесь в силе.
— Фрайлишь. Хаст решт, Шош[550].
Лерлинг[551] Фриц известен у нас под кличкой Юнге Фриц[552]. Так зовут его не только немцы, но и все пленяги. Это рослый, крепкий, красивый блондин лет семнадцати. Он уже вполне обученный, квалифицированный рабочий по слесарно-монтажной части. Зарабатывает Фриц не более 30–40 марок в месяц, ибо не достиг еще совершеннолетия. Собственно говоря, даже эту мизерную сумму вручают не ему, а его отцу. Пройдет еще год, Фриц станет совершеннолетним, и вот только тогда он будет получать до 50 марок в неделю (с вычетами — процентов на 30 меньше). Таков порядок, установленный гитлеровским «Законом об охране юношества» (Jugendschutzgesetz).
Юнге Фриц — хайот (HJ, т. е. Hitler Jugend, Hitler Junge). Его не спрашивали, нравится ли ему эта организация, хочет ли он в ней состоять. Просто наступил такой день, когда Фрицу стукнуло двенадцать. Родители торжественно отпраздновали юбилейную дату, а на следующий день нацистские функционеры обязали мальчика надеть хайотскую форму, прицепить сбоку кинжал с выгравированным на нем девизом Blut und Boden[553][554], регулярно являться на аппели[555] и занятия.
В гитлеровской Германии все мальчики с 12 до 17 лет обязаны состоять в Хитлер Югенд (девочки — в БДМ — Бунд Дойче Медхен[556]). Затем они идут в лагеря трудовой повинности (юноши к девушки) сроком от 6 месяцев до 1 года, а в 18 лет юношей призывают в вермахт.
Отец Юнге Фрица недавно выпущен из кацета, где он сидел за сочувствие коммунистам. Дядя (брат отца) до сих пор сидит в кацете. Сам Юнге Фриц настроен далеко не ура-патриотически. Он сдержан, но у него проскальзывают порой дефетистские (пораженческие) и антифашистские высказывания.
Фриц недавно проходил военно-призывную комиссию. Ему объявили, что по достижении 18 лет он пойдет служить в Waffen-SS, ибо у него «беспримесная немецкая кровь», «чистый нордический тип». Оказывается, комиссия, в которую обязательно входят антропологи-расоведы, может принудительно включить немца в SS, если найдет у него «классический нордический тип».
Сейчас на Юнге Фрица крепко нажимают, понуждая «добровольно» вступить в Waffen-SS. Отец пригрозил ему: «Убью, если пойдешь добровольцем в SS».
Курта Кишлера, несмотря на тяжелую болезнь
