Погода нелётная - Юля Тихая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макс потёр ладонью поясницу, встал и вдруг понял, что устал. Смертельно, до отнимающихся ног и ржавого гвоздя в основании черепа, устал. Так, как устают после шестидневного боевого вылета, в который отправлялось вас пятнадцать, а вернулось только девять, и ты всё ещё не понял, в какой из частей этой статистики ты сам.
Он гадливо поморщился, тряхнул головой и протянул:
— Ты б хоть ружьё взяла, что ли…
Маргарета потушила фонарь и запрокинула голову, вглядываясь в ночное небо.
— У меня нет ружья.
— А от медведей?
— Каких медведей? Ты что, с дракона упал?
— С виверны…
— Придурок. Что с ней?
Макс пожал плечами, не сообразив, что Маргарета не сможет увидеть этого жеста.
— Она вернётся.
— Виверна? Сама?
— Она вернётся, — повторил Макс, стараясь изобразить уверенность, которой не испытывал. — Пойдём спать? Ночь на дворе.
— Макс, что случилось? Что это за… это не шутки, а если она покалечится? А если…
— Всё равно темно, ни беса не видно. Утром разберёмся.
— Ты что, сможешь дрыхнуть, когда…
— Я-то? Я смогу.
Маргарета почему-то осеклась. Макс с усилием промял пальцами виски и снова глянул в небо.
Дождь крапал и крапал, тихий и унылый. В темноте было не разглядеть даже тени виверны.
Глава 10. Способы умереть
Утром Рябина не вернулась.
Какое-то время Макс отбрыкивался вяло: это потому, что ещё не утро. Никто не просыпается в шесть часов ночи, если у него есть хотя бы отголосок свободного выбора. Восемь? Переходное время, почти рассвет, это ещё не считается. И вообще, посмотри на небо, оно же совсем серое! А вон та туча такая чёрная, что похожа на ночное небо. Что значит — за ней уже встало солнце, ты сама видела?..
Дождь стих и превратился во влажную плотную взвесь, мокрый лес укрывал тяжёлый серый туман. Как бы Макс ни пытался утверждать иное, утро наступило, мрачное и неприветливое.
Утро наступило, а Рябина не вернулась. Под навесом станционный виверн ленился в одиночестве; он чавкал залитыми подкормкой листьями с такой довольной мордой, будто лично выгнал из дому самозванку. Маргарета сомневалась, что он мог бы выгнать хоть кого-то: других зверей старичок закономерно опасался. Но Рябины не было, и это не могло означать ничего хорошего, даже если Макс отказывался признавать проблему.
Тени Маргарет торчали к верху задницами на скудных станционных грядках. Ещё одна тень, оторвавшись от коллектива, взобралась на крышу и нахохлилась там мокрой вороной. Голова кружилась от гулкой пустоты и застревающей в лёгких влажности.
— Я знаю, что ты там, — вздохнула настоящая Маргарета и вновь забарабанила в дощатую дверь. — И вряд ли утонул в выгребной яме. Макс, давай я сообщу в центр. Положено, чтобы…
Макс громко высморкался и всё-таки вышел из сортира, а потом заплескался над бочкой, разбрасывая брызги, как весёлый пёс. Маргарета стояла рядом, скрестив руки на груди. В ней упрямство мешалось с рассеянной, вялой усталостью. Водяная взвесь плёнкой оседала на лице.
Макс рушил одним своим присутствием весь распорядок, в котором она жила столько месяцев. Он ходил по станции, громкий и сияющий, и от него вспугнутыми птицами разлетались тени Маргарет. В них ещё можно было спрятаться, когда что-то прибивало к земле, но ими нельзя было больше быть постоянно.
Это раздражало. Но больше, чем раздражение, Маргарета чувствовала растерянность. Как живут люди, у которых нет таких теней? Что они делают? Как решают, кем быть и чем заняться? Мир вокруг оказался вдруг велик, и каждый шаг в нём давался с трудом.
— Есть инструкция, — устало сказала Маргарета. — Мы должны…
— Я найду её сам.
Сил спорить с ним не было. Когда-то очень давно, раньше, юная и бойкая Маргарета любила популярно объяснить Максу, в чём он не прав. Теперь могла только подумать лениво: странно.
На вспышку уходит столько сил. Откуда взять так много?
Макс сосредоточенно тёр лицо ладонями, и Маргарета сдалась: отошла, уселась на порожек, откинулась головой на дверь.
Небо было серое-серое, совсем как тени Маргареты. Чёрная спираль воздуховорота иссякла, выцвела и уползла к югу, тучи не бурлили больше обещанием грозы, и числа сводки почти вписывались в рамки того, что устав полагал допустимым.
Может быть, если коридор заложат высокий, сегодня удастся увидеть драконов. Маргарета любила смотреть, как они скользят по небу, медленные и величавые. С земли они кажутся совсем небольшими, тонкие изящные фигурки, обласканные ветром и солнцем…
Порожек прогнулся: это Макс сел рядом, глубоко вздохнул, стукнулся затылком в дверь.
— Не переживай, — покровительственно сказал он. — Я её найду, всё будет хорошо.
— Я и не переживаю…
— Да? А я думаю, переживаешь.
— С чего бы мне переживать, это же не моя виверна.
— Мне кажется, — Макс усмехнулся, — я тебе нравлюсь.
Маргарета фыркнула, скосила на него взгляд и сказала вяло:
— Если кажется, молиться надо. И вообще, когда же ты свалишь наконец?
Он улыбнулся, склонил голову, тряхнул мокрыми волосами. Они сидели на порожке под неглубоким козырьком, и мелкий дождь по большей части шёл мимо, но влажность всё равно собиралась на коже каплями. Макс смахнул пальцами несколько, что бежали по щеке Маргареты и ощущались так болезненно похожими на слёзы.
Провёл от уха к подбородку. Руки у него были мокрые и всё ещё хранили в себе промозглый холод бочки с дождевой водой, но Маргарета всё равно прикрыла глаза и едва заметно потянулась за нехитрой лаской.
Потом он поцеловал её, осторожно и как-то обидно вежливо. Поверх шума плачущего леса — оглушительно-близкое чужое дыхание. Она раскрылась, лизнула коротко максовы губы, развернулась поудобнее… он, похоже, тоже куда-то поворачивался, потому что его нос больно клюнул Маргарету в уголок глаза.
Она отшатнулась, сбросила с талии шальные мужские пальцы. Картинно вытерла рот ладонью и сказала склочно:
— С каких это пор считается, что пожелание свалить — это флирт?
— О, — Макс заливисто рассмеялся, — это константа наших отношений, дорогая!
— Нет у нас никаких отношений.
— Ну, нет так нет.
Она оскорблённо ткнула его локтём в бок. Макс рассмеялся, а потом поцеловал снова, уже всерьёз, весомо, властно. Вжал в дверь, закрыл собой от серого неба, пил до одурения и нехватки кислорода. Тяжёлые руки, горячий язык…
Сперва Маргарета отвечала вяло, затем всхлипнула,
