Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

Кастанеда

- В дом отдыха я не поеду, -сказал я дружку своему,-а буду читать Кастанеду,ведь чтенье полезно уму.- Зануда он, твой Кастанеда, -сказал мне дружбан, хохоча. –Послушай-ка лучше советаи друга, и просто врача.Все эти бумажные слизни,что пыжатся мудрыми слыть,не стоят тех радостей жизни,что ждут нас уже, может быть.Там теток красивых – как грязи,закаты, прогулки, вино,природа трепещет в экстазе,и нам трепетать суждено.- Постыли мне все развлеченья, -сказал я, смиряя свой пыл, -и танцы, и пьяные бденья,и оргии возле могил.Ты в женщине ищешь загадку,трепещешь, срываешь трусы –и видишь всю ту же мохнатку,все те же над щелью усы. –Мой друг возразил: - Извините!С усами не прав ты как раз!Бывают усами – как Гитлер,бывают – ну точно Карл Маркс.Но в плане покрова и стрижкимне нравится ленинский стиль.Короче, ты брось эти книжки,все это старье и утиль.- Учение дона Хуана, -я рявкнул в ответ, - не умрет!Обрыдло мне быть обезьяной,хочу я все знать про пейот!Мне умные люди сказали:есть в жизни особенный путь,они уже сами узнали,как можно реальность нагнуть.И мир магии, в тайны шаманов,в изнаночный пласт бытия,нажравшись грибов и дурмана,нырну наконец-то и я.Но только теорией надосначала затарить мозги.Ты доктор, ступай к своим бабам,а другу мешать не моги. –Я гордо к окну отвернулся,ушел, матерясь, мой дружбан.Я жадно над книгой согнулся –окрой мне свой путь, дон Хуан.Читал я хваленую книгу,читал, и читал, и читал,и видел не то чтобы фигу,но как-то остыл и устал.Сидел я в кустах чаппараля,над прерией сойкой летал,и в куче орлиных фекалийприхода от кактуса ждал,и где-то за дальним каньономувидел гигантский пейот,он глазом мигал мне зелеными хищно ощеривал рот.Потом этот кактус гигантскийисчез, растворился во мгле,и схлынул пейзаж мексиканский,и вновь я на русской земле.И понял я вдруг с облегченьем,что кактус меня не сожрал,в штаны с этим мутным мученьемне я – Кастанеда насрал.В реальности, точно б, не смог япять лет на ученье убитьзатем, чтобы кактусобогаувидя, в штаны наложить.Я после недельных запоевтаких навидался чертей,что все Кастанеды завоютот магии русской моей.Какие там, в жопу, брухильо,какой там, в пизду, чаппараль!На водочных пламенных крыльяхстремимся мы в божию даль!И встретит нас там Богоматерь,Христос нас введет в свой чертог,и ангелы примут в обьятьяи слижут всю грязь с наших ног.Но если уж ебнемся с неба –то это доподлинно ад!Мозгляк ты и лжец, Кастанеда,возьми свою книгу назад!Не знал ты парения духа,не знал люциферовых мук.В дом-отдыхе пьет мой братухав объятьях веселых подруг.Прав пушкинский Моцарт, хоть лопни,ученье его не старо:бутылку шампанского хлопнии перечитай «Фигаро»,послушай нехитрый музончик,девчонку плясать пригласии, сжав ее круглый батончик,скажи ей сурово: «Мерси».Она благодарно заплачет,украдкой погладит твой кран…Друг, знаешь ли, что это значит?Не знаешь?Баран ты, баран.

Карибское рондо

Изабель, Изабель, Изабель!Бьет серебряный колокол лунный,и всю ночь я хожу как безумный,и твержу без конца ритурнель:Изабель!

Изабель, Изабель, Изабель!В этот вечер декабрьский, морозный,в город северный, туберкулёзныйвдруг тропический вторгся апрель.Изабель!

Изабель, Изабель, Изабель!Подо мною морские глубины,в небе звёзды как крупные льдины,воздух чёрен и густ, как кисель.Изабель!

Изабель, Изабель, Изабель!В этих дышащих зноем Карибах,в этих рифах, проходах, изгибахпосадил я свой клипер на мель.Изабель!

Изабель, Изабель, Изабель!У акул здесь огромные зубы,не доплыть мне без лодки до Кубылодку съели моллюски и прель.Изабель!

Изабель, Изабель, Изабель!Почему берега твои скрылись,почему с неба льды повалились,почему разыгралась метель?Изабель!

Изабель, Изабель, Изабель!Вёз я к синему острову Кубане закованных в цепи йоруба,не солдат, не французский бордель.Изабель!

Изабель, Изабель, Изабель!Вёз я сердце, разбитое сердце.Что же силы небесные сердятсяи мозги мои, кровь и стихи моипревращают в бездарный коктейль?Изабель!

Изабель, Изабель, Изабель!

Кансона II

Там, где в рощах самшита поют соловьи,где сквозь ветви сквозит бирюза,я над берегом моря увидел твоиабсолютно пустые глаза.

Лучик солнца лизнул загорелую грудьи коленки слегка облизал.Захотелось мне в вас навсегда утонуть,абсолютно пустые глаза.

Опрокинулся вдруг небосвод голубой,не успел я включить тормозаи увидел - нос к носу - уже под собойабсолютно пустые глаза.

И набухший от похоти розовый ротпоцелуем мне губы связал,и зажгли мое сердце над безднами водабсолютно пустые глаза.

Исполняя магический древний обряд,извивалась ты, словно гюрза,Мой приап разозлённый послал свой зарядв абсолютно пустые глаза.

Ослеплённая, дёрнулась в сторону тыи подпрыгнула, словно коза,и со свистом обрушились вниз с высотыабсолютно пустые глаза.

Год за годом хожу я на страшный обрыв,взор туманит скупая слеза.В моем сердце оставили вечный нарывабсолютно пустые глаза.

Как хорошо, что ты меня не любишь

Как хорошо, что ты меня не любишь,как хорошо, что ты меня не ждёшь,что пылкие мои желанья студишьотказом, и надежды не даёшь.

Как хорошо, что без твоих объятийя провожу все дни и вечера,как хорошо, что кучер твой Игнатийменя всё время гонит со двора,

бранится он по-русски и на идиш,из голенища вынимает нож.Как хорошо, что ты меня не видишь,как хорошо, что ты меня не ждёшь.

Как хорошо, что кровью сердца плачетдуша в усталом тулове моём,в то время, как Игнатий резво скачетна теле ослепительном твоём.

Настанет час, настанет миг прозренья,помрёт твой муж, богатенький карась,и превратишься ты в одно мгновеньеиз светской львицы в уличную грязь,

и красоту и молодость погубишьсреди пропитых и отвратных рож.Как хорошо, что ты меня не любишь,как хорошо, что ты меня не ждёшь.

Камень

С гитарой и каменным членом,что я на раскопках нашел,по крымским прибрежным просторамя с песней веселою шел.

Увидев знакомое место,спустился я в каменный грот:там с телкой красивой пилилсякакой-то лохматый урод.

Потер я руками тихонькосвой каменный древний бум-бум –и тут же убрался лохматыйс поклоном и криком «Аум».

на телочку я взгромоздился,но собственный мой Бумбарашскукожился и опустился –и тетку всю скрючило аж.

Но древнему длинному камнюжелание я нашептал,и бумбо мой, вялый и мягкий,могучим и каменным стал.

До ночи молилась лингамуподружка случайная та,а я ее бумкал и бумкалдо красных соплей изо рта.

Наутро она рассказалана пляже про дивный лингам,и куча бабцов набежалав мой грот на бум-бум и бам-бам.

Когда появлялись толстухи,шептал я лингаму «гони»,и, пукая, те убегали,и в море тонули они.

Когда ж появлялись нимфеткине старше тринадцати лет,лингам я давал им помацать,но сам отвечал только «нет».

И очень любил древний каменьнимфеток потыкать слегка,как будто его направлялапрозрачная чья-то рука.

А взрослых хорошеньких самокуже я раскладывал сам,и силу давал мне могучийзагадочный древний лингам.

Когда же мне телки приелись,гитару я вспомнил опять –и вдруг я запел, словно Элвис,и вдруг научился играть.

Как Хендрикс, как Эл ди Меолаиграть на гитаре я стал,хоть раньше звездой рокенроласебя никогда не считал.

Я знал Окуджаву и «Мурку» --теперь сочиняю я сам.Спасибо, спасибо, спасибо,мой дивный, мой чудный лингам!

И телки ну просто сдурели,когда я вернулся в Москву.С гитарой и каменным бумбов столице я круто живу,

пою я на крупных площадках,в ночных дорогих кабаках.Живите не с аистом в небе,а с каменным членом в руках! –

таков мой завет молодежи,и вот что добавлю к тому:да, мне улыбнулась удача,а ты сообрази, почему?

Я книжек читал дофигища,историю мира узнал,и каменный этот хуищесредь прочих камней распознал.

А был бы я неучем серым,подумал бы: «Камень, да ну», --и пнул бы его со всей дуриподальше в морскую волну.

К строительству ашрама на Ходынке