Искушение ночи - Лидия Джойс

Его слова были такими резкими, а его манера – такой пугающей, что она не стала больше рисковать, но молча приняла его руку и позволила ему увести себя в холодные недра дома.

Лакей, которого Виктория накануне видела из кареты, ждал в столовой, как и в первый вечер, и сначала отодвинул стул для нее, а затем, обойдя стол, и для своего господина.

– Я думала, лакеи обычно ходят парами, – произнесла она, когда служанка внесла первое блюдо. Байрон разговаривал с ней так грубо, что заслужил колкость.

– Совершенно верно. Эндрю раньше так и ходил. – Рейберн нахмурился. – Отец его умер, а брат унаследовал ферму и уволился несколько лет тому назад. Мой двоюродный дед не смог найти ему замену.

– Но у вас-то такая возможность есть, – возразила Виктория.

Рейберн положил себе на тарелку кусок тушеного кролика.

– Я это сделаю. Как только Дауджер-Хаус будет восстановлен, найму столько слуг, сколько понадобится. – Он с отвращением посмотрел на выгоревшую ливрею лакея. – А также распоряжусь относительно подобающей формы.

– Уверена, это будет великолепное зрелище, – язвительно заметила Виктория. – Подумать только! Герцог с целым штатом прислуги.

– Воистину, – согласился он вежливо, и ее язвительность повисла в воздухе.

Некоторое время они ели молча, а потом Рейберн снова заговорил:

– И что вы видели во время вашей продолжительной прогулки?

– В основном то, что осталось от парка. Великое множество местной флоры и фауны, в том числе миссис Пибоди, если ее можно отнести к растениям. Рейберн скривил губы:

– Полагаю, можно.

Виктория хотела спросить насчет Энни, но, бросив взгляд на лакея, передумала.

– Еще я видела развалины.

– А-а, – сказал Рейберн. – Это Грачиная башня. В эпоху, когда все увлекаются новшествами, у меня есть поблизости настоящие руины. Разве это не везение?

– Конечно, Кому она принадлежала? Рейберн пожал плечами:

– Разным бейлифам и кастелянам. Она так и не стала наследственным владением, поскольку находилась в непосредственной близости от Рейберн-Корта. Бывшие лорды хотели быть уверены в преданности ее владельца.

– Довольно цинично, но они не заслуживают упрека.

Рейберн, усмехнувшись, поднял бокал, словно салютуя в честь своих предков.

– Воистину. А вас это интересует? – вдруг спросил он.

– Башня? – Виктория подумала. – Да, говоря откровенно, интересует. Хотя я не из числа тех, кто увлекается достопримечательностями.

– Но вам хотелось бы быть в их числе?

– Иногда – да. Когда я чувствую себя старой и глупой.

Герцог выгнул бровь:

– Или молодой и беспечной. – Он потянулся через стол, взял ее за руку и провел по ней пальцем.

Виктория залилась румянцем. Но не от смущения, а от голодного блеска его глаз. Снова наступило молчание. Наконец Рейберн заговорил:

– Я выберу время и провожу вас туда, если позволит погода. – Он поднял глаза от куска хлеба, который намазывал маслом. – Ваш костюм для верховой езды, который я заказал, – будет готов завтра утром.

Тон у него был слишком небрежный, и Виктория поняла, что его предложение далось ему нелегко. Она почувствовала в нем своего рода умиротворение, мирное предложение взамен его молчания на вопрос, ответ на который ей так хотелось получить.

– Буду вам очень признательна.

– Прекрасно, – бодро сказал он, положил вилку на тарелку и поднялся. – А теперь я должен порыться в учетной книге семнадцатого века в надежде уладить спор о границе между землями двух моих арендаторов. Вечер у меня будет восхитительный. Прошу прощения, миледи.

Он поклонился и направился к выходу.

– Ну конечно, – пробормотала Виктория ему в спину. Дверь перед ним распахнулась. Виктория не могла подавить лёгкого разочарования, вызванного его внезапным уходом. Она вздохнула и подобрала ложкой остатки тушеного кролика.

Глава 11

Байрону было жарко, он устал, наглотался пыли и пребывал в плохом настроении. Он обшарил все ящики и полки в кабинете апартаментов Генри, старой конторе управляющего, даже те комнаты, которые служили уборной владельцам замка во времена распри Ланкастеров и Иорков. Ничего.

Теперь он находился в библиотеке, последнем разумном месте, где могут находиться записи, хотя, видит Бог, не многие из его предшественников славились своим умом. Поначалу он прибег к помощи Фейна и лакея, но поскольку поиски пока не дали никаких результатов, терпение у Рейберна было на исходе, и он решил отпустить обоих, прежде чем начнет вымещать на них свою досаду.

Рейберн с тоской смотрел на покрытые плесенью книги. Лишь на корешках некоторых из них были какие-либо пометки, но далеко не все удалось разобрать. Рейберн сидел, окруженный бесценными древними фолиантами, с единственным желанием – чтобы все они исчезли, кроме той книги, которую он ищет. Вдруг за спиной у него раздались тихие шаги, и он в сердцах сунул «Храм Флоры» на место.

– Я просил не мешать мне! – рявкнул он не оборачиваясь.

– Меня вы, во всяком случае, не просили. И потом, откуда мне было знать, что вы здесь? Вы никогда ничего мне не сообщаете.

На Рейберна этот мелодичный, насмешливый голос подействовал как ушат ледяной воды.

Он обернулся и, сидя на корточках, прислонился ноющей спиной к книжному шкафу, глядя на улыбающуюся Викторию.

– Добрый вечер, Алекто. Пришли меня мучить? Но здесь нет ни тяжелых камней, чтобы их катать, ни жадных до печени орлов. Я ищу несуществующую книгу записей.

Виктория выгнула тонко очерченную бровь, ее лицо приняло выражение фальшивой серьезности.

– Я хочу взять что-нибудь почитать, если ваша светлость позволит. Мне нечем заняться в ожидании ужина, когда наконец вы окажете мне честь и разделите со мной трапезу. – Она посмотрела на рубашку, до которой он разделся за час до того. – Я вижу, что сейчас вы не годитесь для моего общества, так что я уберусь в какой-либо другой угол этого дома. – Она помедлила. – Если, конечно, вам не нужна помощь.

Байрон усмехнулся:

– У меня были помощники, но я отослал их.

Он уперся локтями в колени и, подняв голову, посмотрел на нее. Ее язвительное настроение, судя по всему, кончилось вместе с обедом, сменившись игривостью, которая, пожалуй, тоже отличалась едкостью, но все же освежала после нескольких часов, проведенных в обществе угрюмого дворецкого. И что гораздо важнее, она бросила взгляд на окна, но ничего не сказала. Все, кроме одного, были плотно зашторены и не пропускали свет. Виктория не задала ни одного вопроса, который испортил бы ему настроение.