Читая труды Елены Уайт Как их понимать и использовать - Джордж Найт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Письмо К. С. Лонгакра к У. А. Колкорду, 1929, 10 декабря).
Глава восемнадцатая
Применение советов с учетом их первоначальной цели
В предыдущей главе мы отметили, что, по свидетельству Елены Уайт, ни ее произведения, ни Библия не были даны посредством вербального вдохновения. Она также не называла их безошибочными или непогрешимыми в том смысле, что они свободны от ошибок, относящихся к фактам. Несмотря на усилия г–жи Уайт и ее сына уберечь людей от слишком жесткого взгляда на Божественное вдохновение, многие продолжали держаться его.
Данная глава является продолжением предыдущей. На протяжении всей истории Церкви отдельные адвентисты стремились использовать произведения Елены Уайт и Библию для целей, которые Бог никогда не предназначал для них. Таким же образом к пророческим писаниям предъявлялись требования, выходившие за рамки цели, для них назначенной. Так, Б. Л. Хауз одобрительно цитировал другого автора с целью показать, что «авторам Библии было дано безошибочное руководство с тем, чтобы сохранить их от ошибок при констатации исторических и других фактов» (Аналитическое изучение библейских доктрин, с. 66). Совсем недавно мой знакомый написал, что «все заявления Библии по любому вопросу: теологии, истории, науке, хронологии, числам и так далее — абсолютно надежны и заслуживают доверия» (Вопросы по откровению и вдохновению, с. 63).
Многие исследователи утверждают то же самое относительно произведений Елены Уайт. В результате некоторые люди обращаются к ее произведениям для подтверждения исторических фактов и дат. Так, С. Н. Хаскелл писал Елене Уайт, что он и его друзья «больше ценят одно выражение из ее Свидетельств, чем все исторические повествования, вместе взятые отсюда до Калькутты» (Письмо С. Н. Хаскелла к Е. Г. Уайт, 1910, 30 мая).
Однако Елена Уайт никогда не притязала на то, что Господь открыл ей в ее работе все исторические детали. Напротив, она говорит нам, что, как правило, за получением исторической информации, которую она использовала для описания вековой борьбы между добром и злом, она обращалась к тем же источникам, что доступны и нам. Это противостояние прекрасно изложено в книге «Великая борьба». Относительно составления данного труда она написала во введении к нему:
«Когда же историк кратко описывал те или иные события или же удачно обобщал исторические факты, я прямо цитирую его слова. В некоторых случаях источник не указан, поскольку цитаты даны не с целью ссылки на авторитетного историка, а потому, что его слова позволяют ярко раскрыть суть того или иного вопроса».
Цель таких книг, как «Великая борьба» заключалась
«не столько в том, чтобы познакомить читателя с неизвестными страницами борьбы прошедших времен, сколько выделить ряд тенденций и составить некий сценарий, по которому события будут развиваться в будущем»
(Великая борьба, с. xii).
Это определение цели имеет важное значение для понимания того, как Е. Уайт пользовалась историей. Ее намерением было проследить развитие противостояния между добром и злом на протяжении веков. Такова суть ее вести. Исторические факты просто обогатили канву ее повествования. Она не стремилась донести неоспоримые исторические данные. Как она замечала, «исторические факты» были признаны всем «протестантским миром» (там же, с. xi).
Когда кто–либо выражал сомнения относительно фактов, использованных Е. Уайт, она без колебания изменяла их в новых изданиях ее книг. Примером может послужить упоминание о колоколе, звук которого стал сигналом к началу уничтожения десятков тысяч протестантов в день Святого Варфоломея в 1572 году. В издании «Великой борьбы» 1888 г. (с. 272) она по ходу упоминает, что резня началась со звона колокола во дворце Карла Великого. Но позднее историки предположили, что, фактически, звонил колокол церкви Сент–Жермен, расположенной через дорогу от дворца, а другие историки полагали, что это был колокол Дворца правосудия.
В переработанном в 1911 году издании «Великой борьбы» эту выдержку автор переписал так: «Колокольный полночный звон стал сигналом к началу резни» (Великая борьба, с. 272). Не имело значения, о каком именно колоколе шла речь — важными были события той ночи. То же самое можно сказать о других изменениях, имевших место в издании 1911 года.
Елена Уайт использовала исторические факты не только для описания церковной истории послебиблейского периода, но также и библейского периода. Она просила своих сыновей обратиться к Мэри (жене Уилли), чтобы та «нашла несколько библейских историй, могущих представить порядок событий». «Я ничего не могу найти здесь в библиотеке» (Письмо Е. Г. Уайт к У. К. Уайт и Дж. Е. Уайт, 1885, 22 декабря).
«Что касается произведений матери, — сказал У. К. Уайт Хаскеллу, — она никогда не желала; чтобы наши братья относились к ним, как к авторитетному историческому источнику. Когда шла работа над первым вариантом «Великой борьбы», она часто давала частичные описания некоторых представленных ей сцен, и когда сестра Дэвис [ее помощница в издательском деле] спрашивала мать относительно их времени и места, она отправляла ее к уже изложенному в книгах пастора Смита и к светской истории. Когда «Борьба» была написана, мать вовсе не желала, чтобы читатели воспринимали ее как авторитетный источник исторических дат и использовали для разрешения споров. И сейчас она чувствует, что этого не должно быть. Мать с великим уважением относится к тем историкам, которые посвятили свою жизнь изучению того, как осуществлялся великий Божий замысел во всемирной истории, и которые нашли в этом изучении связь… истории и пророчества»
(Письмо У. К. Уайта к С. Н. Хаскеллу, 1912, 31 октября; курсив мой. — Дж. Н.; ср. Избранные вести, т. 3, с. 446, 447).
Именно в этом письме Уилли предостерегал Хаскелла, что
«есть опасность навредить делу матери, приписывая ему больше, чем приписывает она сама».
И как мы уже видели в главе 17, после того как г–жа Уайт прочитала процитированное письмо, она добавила примечание:
«Я одобряю сказанное в этом письме»,
поставив свою подпись
(там же; курсив мой. — Дж. Н.).
Двадцать лет спустя У. К. Уайт написал:
«В нашей беседе с матерью относительно надежности и точности цитат, она выразила доверие к историкам, у которых заимствовала материал. Но она никогда не соглашалась с теми, кто относился к ее произведениям как к эталону и использовал их, чтобы доказать правильность утверждений одного ученого и неправильность другого. В результате я пришел к выводу, что главное назначение цитаты заключается не в
