Ген бесстрашия - Антон Антонов

Даже если бы генерал Забазар не был столь ценен для моторо-мотогальских войск, следовало ожидать, что родичи не оставят его в беде и возьмут под защиту хотя бы ради поддержания чести мотогальника.

Однако Забазар оставался ценнейшим кадром, даже несмотря на грубый прокол с непредсказуемыми последствиями. И он знал, что делает, когда хамил вышестоящему начальнику в маршальском звании.

Потому что начальник этот — штабная крыса без роду и племени, приставленная к вице-генералиссимусу из мотогальника За’ в качестве соглядатая, а Забазар — боевой генерал, мундир которого рвется под тяжестью наград, а волосатая лапа скребет подножие трона Всеобщего Побеждателя.

28

Млечные слезы источали аромат ванили и сочились, как сладкий сок из тропических плодов.

Ли Май Лим, которая поначалу выглядела усталой, изможденной и осунувшейся, буквально расцвела под благотворным воздействием этих волшебных капель, которыми было покрыто все ее тело. На ее медовой коже смешивалась влага из пяти источников — или даже из десяти, если быть совсем уж точным. Ведь сама Ли Май Лим тоже источала эту влагу.

Млечные слезы действовали, как ведьмин крем. Ли Май Лим молодела на глазах и казалось, она вот-вот взлетит — настолько одухотворенным было ее лицо и окрыленным казалось тело.

Зато Евгений Неустроев по прозвищу Же Ни Йя был по-настоящему изможден. Он не чувствовал усталости, поскольку все его ощущения были вытеснены одним — беспредельным наслаждением. Но когда он попытался в очередной раз переменить позу, оказалось, что мышцы больше не повинуются ему, и единственное, на что он еще способен — это лежать пластом на спине, отдав свое тело в распоряжение пятерых девушек, которые продолжали без устали покрывать его поцелуями и натирать своим божественным напитком.

Похоже, этот напиток все-таки действовал и на него, поскольку Же Ни Йя при всей своей усталости и неподвижности продолжал исправно выполнять свою главную функцию, снова и снова извергая в чрево Ли Май Лим водопады семени, которое миламаны называют «плодоносным дождем».

Такого с ним не бывало еще никогда, и он опасался, что и впредь никогда не будет, потому что эти ненасытные нимфоманки выжмут его без остатка.

— Я больше не могу! — хрипло шептал он пересохшими губами, но тотчас же у этих губ появлялся чей-то влажный сосок, и новая порция волшебного напитка растворяла сухость во рту и в горле и заставляла забыть о протестах.

А где-то далеко внизу тем временем попарно колдовали над предметом гордости Же Ни Йя другие девушки, и казалось бы, навеки поникший цветок сладострастия, как называют его миламанские поэты, снова обретал силу.

Чем все это кончилось, Же Ни Йя не знал. Он не то потерял сознание, не то просто заснул, но и во сне не было ему покоя. Его преследовали видения райского сада, и нагие гурии не миламанского, а вполне земного вида, белокожие, черноокие и длинноволосые девственницы, преследовали его среди тропических растений, и было их столько, что убежать от них и вырваться из окружения не было никакой надежды.

Когда круг сомкнулся и нагие девственницы числом не меньше миллиона навалились на него все сразу, Неустроев громко и протяжно закричал, но не проснулся, как это обычно бывает при кошмарах, а наоборот, потерял сознание еще раз.

Дальше он спал без сновидений и нисколько не удивился, узнав потом, что провалялся на ложе целые сутки и даже больше — полночи, день и еще целую ночь.

А в то утро, когда Же Ни Йя проснулся, Ли Май Лим снова вошла в его каюту и остановилась посередине, лучась счастьем и преисполненная гордости.

В руках она держала большое телесного цвета яйцо, от которого отходила тонкая длинная трубка с расширением на конце. Эта трубка тянулась к соску ее левой груди и раструб охватывал его, как присоска.

— Что это? — спросил Неустроев, не скрывая удивления.

— Это твой сын, — ответила Ли Май Лим, и улыбка на ее лице, казалось, могла осветить непроглядную космическую тьму лучше всякого солнца.

— Вы что, несете яйца? — тупо произнес он, безуспешно пытаясь собрать в кучу свои мысли.

— Конечно. А вы разве нет? — сказала она, улыбаясь еще шире, чем раньше. — Хотя да, я забыла — вы ведь живородящие.

Живородящий Евгений Оскарович не нашелся, что ответить, а тем временем улыбка вдруг сползла с лица Ли Май Лим, и она произнесла с неожиданной злостью:

— Пока мы тут несем яйца, моторо-мотогалы мечут икру!

И вышла, бережно держа в руках инфанта, присосавшегося к ее груди.

29

Гнездовая самка по имени Аймарабу метала икру в бассейне временного полевого гнездовья большого мотогальника Бу в присутствии почтенного оплодотворителя генерала Бунтабая, который впервые за много дней отвлекся по этому случаю от насущных дел.

С благоговением глядя на портрет Всеобщего Побеждателя, Аймарабу никак не могла удержаться от мысли, насколько лучше было бы метать икру дома, в дорогой сердцу Мотогаллии, на гнездовье предков в присутствии самого дедушки Бугимота — но она понимала, что эта мечта недостижима. Лишь лучшие из лучших удостаиваются чести размножаться в тылу, где чуть ли не каждый юный моторо-мотогал, сумевший пройти многотрудный путь от икринки до имаго[Имаго — взрослая особь., становится офицером высокого ранга.

А на полевых гнездовьях самки плодят солдат. Их нужно много, очень много, ибо потери моторо-мотогалов поражают воображение. С древних времен сыны Мотогаллии привыкли воевать не умением, а числом. Война всегда была для моторо-мотогалов средством освобождения от излишков населения. И завоевывать Галактику они начали с той же самой целью — чтобы облегчить бремя старых планет.

Но теперь ситуация изменилась. С тех пор, как моторо-мотогалы столкнулись с расой миламанов, в доблестных войсках Всеобщего Побеждателя постоянно ощущается нехватка живой силы. И нехватка техники тоже дает о себе знать, потому что дополнительные мобилизации обескровливают военную промышленность, а автоматика не может заменить живых рабочих. В прошлые времена не было причины заменять дешевых работяг дорогими роботами, а теперь роботов делать некому, а значит, и работяг заменить некем.

Только одно и спасает — поразительная плодовитость гнездовых самок. Пусть не всякая икринка превратится в конечном счете во взрослого моторо-мотогала, пусть в борьбе хищных личинок за место под солнцем выживают только сильнейшие и никакие ухищрения не способны этого изменить — все равно моторо-мотогалы размножаются во много раз быстрее, чем миламаны.

Жаль только, что все это преимущество без остатка съедают потери. К боевым потерям добавляются небоевые. Несчастные случаи, которые следуют один за одним, ибо нет времени учить бойцов правильно обращаться с техникой и оружием. Самоубийства, неизбежно венчающие провалы и военные катастрофы, которых становится все больше. Болезни, которые косят солдат миллионами, поскольку медицинская служба в моторо-мотогальской армии поставлена из рук вон плохо.