Королева Варваров - Дмитрий Суслин

Актис ждала прихода мужа с нескрываемым волнением, а когда тот переступал порог дома, то она с гулко бьющимся сердцем бросалась ему на грудь и долго не отпускала его из своих объятий.

В один из дней, когда начала проявляться первая зелень, Клодий ворвался в комнату к Актис с невиданным букетом цветов. Это было ошеломляюще. Актис завизжала от радости, поцеловала любимого, и прильнула к нему всем телом. Возбуждение девушки было столь велико, что она не в силах была радоваться неожиданному подарку мужа. Ведь это напомнило ей время, проведённое в розалии в Капуе. Клодий подарил ей подснежники, которые мелко дрожали в руках Актис, так нежны и хрупки были эти цветы.

— Милый Клодий, — прошептала Актис, — это самый дорогой подарок, который я когда-либо видела на этом свете.

Эллиан рассмеялся, а затем приподнял жену и, нежно прижав её к себе, проговорил:

— Если это так, дорогая, то я готов каждое утро присылать их тебе.

— А как они называются?

— Мы, римляне, называем их глазки Флоры. Эти цветы растут лишь там, где землю покрывает снежное покрывало, Варвары поклоняются этому цветку, — Клодий держал в руке фиолетово-голубой подснежник, — для них он — свидетельство пробуждения жизни.

— О, боги, как они пахнут! — Актис вдохнула аромат подснежников и в блаженстве зажмурилась.

Затем она сама принесла глиняный сосуд, налила туда воды и поставила букет с цветами у своей постели.

Клодий подошёл к Актис, когда та, стоя к нему спиной, любовалась подснежниками, и обнял её за плечи. Он стал целовать её волосы, вдыхал благовония, исходившие от неё, и приходил всё в большее возбуждение. Его руки в нетерпении коснулись её груди, а губы прильнули к шее. Очень скоро оба они отдались вихрям страсти.

Жар в их телах ещё долго не остывал. Они лежали, обнявшись, укрытые простынёй из тончайшего шёлка и переговаривались слово за словом. Разговор пошёл о варварских обычаях.

— Клодий, я давно хотела расспросить тебя. Может, это приснилось мне, а может быть, и нет, но я ярко вижу перед собой картину, где я сгораю в огнедышащем пожаре, но мне нисколько не больно. Наоборот, пламя ласкало меня, я даже подумала, что это ты… Но я нигде не вижу тебя рядом. Кругом меня носятся непонятные существа, облик их отвратителен, а мне же ни капельки не страшно, ибо я чувствую, что те демоны, а это были они, я в этом не сомневаюсь, никак не могли пробраться ко мне. Может быть, им и хотелось унести меня в их ужасный мир, наполненный чудовищными видениями, но ведь они боялись сгореть в пламени, в том пламени, которое меня не сжигало, а лишь пеленало, словно младенца своими огненными лапами. И оттого, от одной мысли, что эти мерзкие твари не могут коснуться не только меня, но и огня, мне на душе становилось весело и спокойно. Но что самое интересное, так это голос, доносившийся неведомо откуда. Он твердил одно и тоже: «Оживи, оживи, оживи…» — будто бы я была мертва. Слышу я ещё какие-то непонятные бормотания. Они повторялись одно за другим. И вдруг всё смолкает. Пропал и голос и я уже не чувствую ласк огненных рук. И всё больше ничего. Скажи мне, что всё означает? Я спрашиваю тебя так потому, что моё чутьё подсказывает мне, что это не сон. Это словно когда-то было наяву.

Клодий слушал свою жену и содрогался при одном воспоминании об увиденном там, у тех гигантских камней. Актис же он ответил:

— Успокойся, милая. Уверяю тебя, что это был лишь сон, довольно необычный, но всё-таки сон.

Актис коснулась обнажённой груди мужа, нежно погладила и, приподнявшись на локте, сказала:

— Но почему я не видела тебя во сне? Ведь ты всегда присутствуешь в моих сновидениях, а вместо тебя были какие-то злые демоны.

Актис помолчала, но затем неожиданно спросила:

— А, правда, Клодий, что варвары чтят более злых богов, чем добрых?

— Это так, Актис. Ими правят боги, которые любят кровь и войну. Добрых богов у варваров мало.

— Почему же так происходит?

— Не знаю. Ведь и у нас вначале были жестокие божества. Один Сатурн чего стоит?

— Да, я слышала об этом. Может быть, у варваров тоже будут хорошие боги.

— Ты права, любовь моя. У них будут добрые боги. Знаешь, ведь некоторые галлы отказываются от своих кумиров, и принимают наших олимпийских богов. А галлы и бритты придерживаются одной веры, и я уверен, что скоро и здесь будет править Юпитер. А он милостив ко всем народам.

Актис задумчиво покачала головой и тихо прошептала:

— Это не так.

— Что ты сказала? Мне показалось, что ты что-то произнесла.

— Нет ничего, Клодий. Тебе показалось.

Прошло ещё две недели. Весна пятьдесят шестого года выдалась ранняя, и снег сошёл с поверхности земли на редкость быстро. Вся земля, как одеялом, быстро стала покрываться зеленью и травами. Погода стояла удивительно тёплая. Ничего не предвещало плохого.

В один из похожих дней Клодий наконец-то вывез Актис из опостылевшего Линда. Сидя на смирной лошадке, девушка ехала рядом с Клодием, гарцевавшим на великолепном скакуне, и смотрела на то, что было вокруг. Её взору представилась чудесная долина, покрытая ярким ковром неимоверно зелёных трав. Над нею, нарушая тишину радостными трелями, парили птицы. Иногда с гудением пролетал жук, скрываясь от охотившейся на него ласточки. Вдалеке синела ясеневая роща в окружении густых кустарников. Туда Клодий и направил своего коня.

Они ехали медленно, наслаждаясь чистым и свежим воздухом, наполненным всеми ароматами ранней весны, и радовались, что они вместе, что любят друг друга так сильно, как никогда.

Странное дело, их брак был заключён на небе. Боги решили их судьбы и бросили в объятия друг другу. Никаких чувств, никакой привязанности. Никто из них до свадьбы не встречал другого. И долго между Актис и Клодием не могла возникнуть та невидимая глазу нить, которая бы связала их вместе крепче металлических цепей. Робко и стараясь скрыть появляющееся чувство, они оба начали тянуться друг к другу. Долгое путешествие сначала по морю, потом по суше, очень сблизило их, хотя ни он, ни она не понимали этого. Привычка быть вместе очень важна в отношениях между мужчиной и женщиной. Актис быстрее привязалась к Клодию, как маленькое вьющееся растение обвивает могучий дуб, раз уж ветер бросил их семена в одну землю, потому что видит в нём свою защиту. Эллиан же, наоборот, хранил в себе холод и показное равнодушие. Гордость не позволяла ему кидаться в объятия женщины, пусть и красивой, и даже по воле рока, собственной жены, но нелюбимой и доставшейся ему как бы по ошибке. Он ещё пытался убедить себя, что всё ещё любит Поппею. Но, как ни странно, Эллиан вспоминал свою возлюбленную, свою первую любовь, и при этом не испытывал никаких чувств.