Столпник и летучие мыши (СИ) - Скво Алина

«Идиоты. Тут на кону жизнь, а у этих дуралеев страха ни в одном глазу. Ведут себя так, точно пришли в детский парк покататься на каруселях. Чайники, видать, совсем прохудились, — Мими сморщилась, как от зубной боли. — Со Столпником одна морока. В прошлый раз всех нас чуть под монастырь не подвёл. Хорошо, что всё хорошо кончилось, а то б я ему… Интересно, что он отчебучит в этот раз?»

Мими зло сплюнула, потом театрально повертелась, оглядела себя со всех сторон и с естественной для слабого пола грацией прошлась перед компанией, воображая себя на подиуме.

— Как я вам в модели летнего сезона? Не дурно, правда?

Сёстры утратили очаровательную наготу под невесомыми афгани и пёстрыми туниками выше колен. Что-то в них напоминало буддийских монахов. На тоненькие фигурки лёг обманчивый отпечаток воздержания и духовных трудов. Обуты все четверо были, вопреки стилю, по-военному — в берцы.

Вдруг Лили уловила сигнал от наставника, засуетилась, растормошила перстень, замерла и вытянулась.

— Группа исполнителей на связи… Да, в полном составе… Физическое состояние нормальное, моральный дух на высоте… Находимся в безлюдном месте, в лесу… Контакт с местным населением не состоялся по не зависящим от нас обстоятельствам… Озеро? Да… Слушаюсь, господин куратор!.. Прошу прощенья, господин куратор, на северо-запад — куда?.. Когда? Есть!

Все напряжённо застыли, пытаясь угадать смысл по обрывкам фразам.

Лили щёлкнула по-ефрейторски каблуками и лихо откозыряла, чего раньше никогда не делала. На глазах у всех её настроение перепрыгнуло через самую высокую планку и улетело в небо. Начальница, как ни старалась, не смогла свести улыбающийся рот в трубочку и, как ни хмурилась, не вызвала к жизни ни одну морщинку.

— Ну, что вы смотрите на меня, голуби мои? Завтра состоится встреча с местным населением. Всё завтра — и царство, и царь, и меч с конём, и свершение желаний. Наконец-то у меня будет собственная независимая лаборатория! Ур-р-ра-а-а! — завопила, потеряв весь свой учительский лоск, Лили.

Она запрыгала, как дитя, задрав руки вверх, потом принялась всех страстно тискать и чмокать в щёки и носы. Поднялась суматоха, смех и визг.

— Ну, наконец-то! Мои ушаны заждались меня. Пора лыжи вострить. Даже немного жаль, что всё закончилось, ведь это было моё самое-пресамое увлекательное путешествие, — сообщила Мими с довольным, как у сытого кота, видом. Потом добавила: — Слышь, Новгородцев, а ты — ничего мужик. Не сдрейфил там, на пожаре. За это тебе респект и уважуха.

Семён не услышал лестных реплик. Влюблённые закружились, взявшись за руки. Потом пустились играть в догонялки и, когда молодец девицу поймал, парочка покатилась по траве кубарем, обнявшись и хохоча.

— Какое восхитительное разложение военной дисциплины! — с неожиданной снисходительностью ухмыльнулась Мими. — Впрочем, на прощание не грех и помиловаться. Ах, женщины! Почему же они так падки на грубую мужичью силу?..

Фру спрятала в уголках губ грустинку. Отдуваясь и вытаскивая из-за пазухи травинки, она сказала:

— Я надеюсь, что мы будем встречаться за чашечкой чая. А может, шампанского? Приезжайте ко мне в Камбоджу, я покажу вам Ангкор Ват. Вы увидите сказочные места.

— Конечно, приедем! Семён Филиппович к тому времени сделает все свои дела, я тоже смогу оторваться от работы на недельку-другую. Мими, а ты?

— А я в окружении пажей только и буду делать, что сибаритничать. Ведь, как оказалось, человеческий век очень короток. Нужно торопиться жить. Камбоджа — это, наверное, самое подходящее место для таких бездельников, как я. Нет, Фру, я серьёзно. Прилечу к тебе на крыльях самолёта, не на мышиных. Познакомишь меня со своими родичами. Вот начнётся потеха, когда докажешь, что приходишься им сестрой.

— Это будет сделать не сложно. Я расскажу им о наших детских секретах.

— Смотри, чтоб у старичков крыша не поехала… Семён, а у тебя есть семья?

— Есть, — сёстры Евдокиюшка и Прасковьюшка. Давно мы с ними не виделись. Вот как возвернусь, непременно их сыщу. Они уж, поди, замужем, деток, небось, полон дом.

— А вот мы сейчас посмотрим, чем они там занимаются, — весело прочирикала Мими и взмахнула ручкой.

В воздухе возникла сценка из жизни близняшек. Все подобрались поближе, чтобы в деталях рассмотреть высокий боярский терем с расписными покоями.

Посреди опочивальни стоит кровать, вся в пене кружев, точно торт во взбитых сливках. Из-под одеяла выглядывает старческая съёженная головка в чепце, с мутными глазками и волосатым дрожащим подбородком. Столетняя барыня что-то шамкает беззубым ртом, а девицы-красавицы ей поклоняются. Одна справа стоит, барские слюни шёлковым платочком утирает. Вторая слева — под светлейшую задницу судно подсовывает. Лица у девушек грустные, они склоняют головы долу*, глаза на белый свет не глядят.

— Ах, вы, милые мои Дуняша и Параша! Видать, не сладко вам при барыне-то, — горько молвил Столпник.

Он взволнованно вгляделся в облик сестёр, и сердце его сначала сжалось от печали, а потом радостно забилось от того, что, наконец, увидел их. Последние годы мучила неизвестность. Изредка из города доходили короткие известия. Их приносили старцы, когда по пути в Суздаль захаживали в Разумихинский скит. Семён знал, что сестрёнки живы-здоровы, что барыня их не обижает. Но и только.

— Уж вы, милые, простите меня, что до сей поры не смог с вами стренуться: то закон Божий учи, то огород копай, то часовню строй. За молитвами, постами да столпничеством недосуг было родной кровинкой озаботиться. Не печалуйтесь, родимые, изыму вас из плена барского, потерпите ещё чуток. Нет такого закона, чтобы человека при себе держать, что собачку на цепочке! Негоже это! Господи, прости!

Столпник размашисто перекрестился.

— Правильно! — выразила солидарность Мими. — Ишь, чего удумала бабуленция! — таких красоток в девках мариновать! Их нужно срочно спасать от произвола классового врага! И, кстати, Новгородцев, это хорошая мотивация для тебя в деле ликвидации змея.

Миссионеры завалились на скошенный луг вместе со стержнем, который на протяжение последних дней удерживал их в вертикальном положении, не позволяя упасть или дать заднюю. Разведя руки, точно мечтая объять весь мир, они смотрели на белую проталину неба в зелени грандиозных вершин и думали о будущем.

Фру положила голову Новгородцеву на грудь, погладила ручкой щетинистую щёку, заглянула в лицо любимому.

— Сёма, теперь мы с тобой всегда на связи. Знаешь ли ты, что в сердце у тебя зародился бриллиант? Наверняка, чувствуешь… Помнишь, я об этом говорила там, в графском парке? Твой кристалл — то же самое, что и мой перстень вкупе с гребнем. Нет, лучше, потому что алмаз крепче и рубина, и аметиста, — вообще несокрушим. Пока что он ещё очень мал, но уже излучает слабые волны. Именно их я уловила на пожаре. Постепенно драгоценный камень вырастет, и тогда ты сможешь всё, буквально всё, что и мы. Да что такое мы? Без своих украшений мы — ничто, просто мыши.

— Роднуша, ты — моя ладушка, лебёдушка белая. Ты — краса моя ненаглядная, берегиня. Алый цветик на лугу, прохладный ручей в пустоши, соль моей жизни — это ты…

Столпник, как всегда, помышляя о прекрасном, запнулся, хорошо знакомая войлочная пробка заткнула гортань. Покатились рясные слёзы. Но того праздника, который рождался в минуты мягкотелости, Семён не ощутил. Сомнения камнем висели на душе. Он гладил стриженый затылок любушки и поддакивал. Но сердце было не на месте.

Что ещё ему предстоит испытать? Как выпадут кости? Согласится ли царь отдать ему то главное, ради чего был проделан опасный путь? Успеет ли вернуться в Разумихино, чтобы сразиться со змеем? И, наконец, хватит ли сил зарубить врага?.. Если суждено ему голову сложить, что станется с ненаглядной Фрушенькой? Выдюжит ли она вечную разлуку с милым другом? А сёстры? Когда цвет молодости увянет в золотой клетке, их ждёт доля жалких приживалок — без семьи, без детей, в старости и нищете… А Разумихино?..