Столпник и летучие мыши (СИ) - Скво Алина

При этих словах халдей изобразил клейстерную улыбку — обязательный атрибут служебного человека. Остановившись на безопасном расстоянии от подозрительных лиц, одетых по-байкерски во всё кожаное, он с бесстрастным видом замер.

Сёстры в розовых париках и ночном макияже выступили из-за спины Столпника на полшага в разные стороны. Они сосредоточились, улавливая малейший шорох.

Служебное лицо красноречивым жестом свело руки в замок, что означало примерно следующее: «Что бы вы там ни затеяли, я буду стоять до конца. Никто не пройдёт в святая святых моего хозяина. А если вам, дебилоидам, это с первого раза не доходит, то придётся применить методы физического внушения».

— Наши сотрудники проводят вас-с-с, — добавил он на словах таким голосом, точно вместо глотки у него стоял протез.

В конце коридора, там, где в казённых домах расположена лестница, появилось с десяток точных копий должностного лица, как будто его размножили на принтере. Секьюрити приближались двумя стройными рядами, заложив руки за борта пиджаков. Кожаные подошвы щёлкали с лёгким танцорским шиком.

Лили шепнула Столпнику на ухо:

— Не спеши. Пусть подойдут поближе.

Семён знал, что ему делать. Баул заранее был переброшен на левое плечо, а указательный палец правой руки продет в петельку шнурка. Все ждали команды. Фру стояла за спинами товарищей, вне видимости для охранников. Когда они преодолели половину зала, Лили скомандовала громким шёпотом:

— Давай!

Семён дёрнул тесёмку вещь-мешка. Секьюрити ринулись вперёд, на бегу выхватывая пистолеты. Фру махнула рукой — и свет погас. Помещение без единого окна постигла абсолютная, как в упаковочной коробке, тьма. Бег запнулся. В шероховатой тишине слышалось сдерживаемое дыхание.

— Ложись! — крикнула Лили.

Столпник шлёпнулся животом на мрамор. Одиночный выстрел грянул выражением протеста. И в ту же секунду фойе наполнилось истошным, разрывающим печёнку диким гоготом. Это вступили в бой ушаны.

Светодиодные колбы, моргнув, зажглись, и глазам исполнителей предстала следующая картина. Корчась, как ужи на сковороде, служебные человечки умирали от щекотки. Они катались по полу, дрыгали ногами, сдирали с себя одежду и беспрерывно хохотали. Некоторые пытались бежать, но не могли прекратить бешеную свистопляску. Охранники вскакивали, падали, бились в конвульсиях, пускали пузыри, ни на секунду не переставая реготать. Две минуты спустя с нападающими было покончено.

Ушаны хорошо знали своё дело. Залезая за шиворот и в штаны, эти существа мгновенно отнимали у любого способность сопротивляться. Боевые летучие мыши, известные со времён фараонов, ещё ни разу не подвели.

Разбросав по полу очки, пистолеты, пластроны, охранники судорожно отмахивались от рукокрылых. Кто-то успел раздеться догола, ища в этом спасение. Но летуны не оставляли противников и продолжали мучить убийственной лаской молодые крепкие тела. Неотступный смех скрутил их похлеще колючей проволоки.

Семён помчался вдоль фойе, перепрыгивая через поверженных. Замелькали номера кабинетов. И, пока сёстры собирали оружие, чтобы превратить его в пыль, Столпник вышиб двери под номером двести двадцать два…

За тридцать секунд в кабинете мафиози всё было перевёрнуто вверх дном. Вытряхнутые шкафы, тумбы, выдвижные ящики, поддоны диванов и разорённый бар не дали результатов. Спасители в растерянности топтались по полу, заваленному макулатурой и битым хрусталём.

— А это что за сундучок? — спросил Столпник, махнув головой в сторону сейфа.

Об этом никто и не подумал. Ведь в сейфах хранят кэш, брюлики и гроссбухи. При чём здесь ученическая тетрадка? Но она оказалась именно там.

— Ну, наконец-то! Свершилось! — возликовала Мими, прижимая к животу добычу. Заветный код в виде написанной вкривь и вкось строчки был найден. Каждая буква соответствовала порядковому номеру в русском алфавите. Лицо девушки сияло, как у засватанной невесты. Щёки пылали, глаза возбуждённо блестели. — Наш добрый патрон придумал интересную шутку, чем доставил мне огромное удовольствие. Сегодня у нас настоящая веселуха! Жаль, что забава истощилась так быстро.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Игра не закончена, — резюмировала Лили.

Игроков охватил зуд любопытства. Ради чего пущены в расход невосполнимые нервы и полсотни ушанов? Оказывается, ради листика в клетку со смешным детским рисунком, точнее подписи под ним «мама папа я". Мама была очень хороша — с жёлтыми волосами и в зелёном платье. На лице у неё красовались двумя голубыми кляксами глаза и одной красной — рот. Розовый лягушонок в синих трусах и с кустиком на голове, — по всей вероятности, автор рисунка, — крепко держал родительницу за руку и улыбался на пол-лица. Разглядывая акварель, миссионеры растрогались. Фру даже чуть было не прослезилась. Столпник, заметив это, обнял её за щуплые плечики.

Мими ткнула пальцем в изображение папы и сморщилась, как от лимонной дольки. Глава семейства никому не понравился. Был он кругл, чёрен, с паучьими конечностями.

— Папаша-то ихний, по всему видать, чёрт, — констатировал Столпник.

— Рогов только и не хватает, — подытожила Фру.

— А чёрт-то сентиментален, как старая дева, — ухмыльнулась Мими. — Хранит рисунки сына в сейфе, как самые настоящие драгоценности. Интересно, сколько отпрыску лет? Небось, уж помогает папеньке в его кровавом бизнесе, — она взглянула на младшую сестру с сочувствием. — Не стоит печалиться. Того маленького мальчика, что изображён на рисунке, давно нет. Да и маменьки тоже, — она покосилась на фото молодой блондинки в чёрной рамке, что валялась на захламлённом полу и улыбалась спасителям через разбитое стекло.

Все на несколько секунд притихли, вдруг осознав, что вместе с шифром раскрыли трагедию семьи.

Вдруг Лили захлопала в ладоши, как птичница на несушек.

— Бегом-бегом-бегом! Некогда расслабляться! С минуты на минуту прибудут костоломы.

***

По приказу господина куратора группа двинулась по проспекту Ленина — самой широкой улице в городе, соответственно её названию. Свирепый ветер на этом участке пути дул, точно в трубу, и, не встречая никакого сопротивления, ещё больше стервенел. Теперь он толкал в спину с бычьей силой, и было не просто устоять на ногах. Кое-где друзья проскальзывали на каблуках по тротуарной плитке, как по льду. Иногда неслись галопом, пытаясь тормозить.

Провода захлёстывало, свет в домах мигал, в уличных фонарях взрывались лампочки, разнося плафоны вдребезги. Деревья размахивали горгоньими головами, деревянные хребты рабски поклонялись. Молодняк раскалывался надвое и валился замертво на асфальт: обломки тащились по дороге.

За углом, на улице Толстого, ураган притих. Направляя основную мощь на верхние этажи, внизу он рассеивался. С подветренной стороны идти стало легче. Но только лишь спасители завернули на Пушкинскую, они были сбиты с ног, точно ударила струя из брандспойта. Парики унесло, косухи вздулись парусами и норовили отправить всю группу в воздушное путешествие. Пока друзья неоднократно падали, барахтались и поднимались, что-то случилось.

В ближайшем квартале, с левой стороны вспыхнула зарница. Внезапно в окне третьего этажа хрущовки выставил наружу рваные лозы огненный куст. За ним другой, третий, десятый. На ветру они быстро разрастались, захватывая новые окна и площади. Вскоре весь этаж пылал. Ветер трепал пламя, как пеньку, разбрасывая повсюду полыхающие клочья. Загорелся, затрещал шифер. Пластиковые лоджии зачадили, как коптильни. Деревья запылали фаерами. Пожар переметнулся на соседние строения. По левой стороне Пушкинской на исполнителей полз неудержимый, всё пожирающий монстр.

Люди высыпали на дорогу, приплясывая и горланя интернационал. Те, чей вес не превышал жокейского минимума, падали, ехали юзом вдоль дороги с безумным хохотом и обильным матом. Другие пытались удержаться, хватаясь за фонарные столбы. Непонятная, дикая радость захлестнула улицу. На противоположной стороне, ещё не тронутой пожаром, танцевали ликующие тени. Казалось, это сам многорукий Шива празднует приближающуюся кончину безумного дня, безумного мира и сто тридцать второго штамма бараносвинтусной инфекции. Через минуту уже вся улица заполыхала, и Шива исчез, — улетел в ночное небо наблюдать за трагедией с безопасной высоты.