Я дрался на Ил-2. Книга Вторая - Артем Драбкин

— У нас не было. Но такое могло быть. Говорили, что были… Как говорится, доводили до нашего сведения.

— Кроме передовой, Вы по каким еще целям работали?

— Мы по морским целям один раз только работали. Когда мы выходили на косу, бомбить территорию, а попали в корабли.

— На аэродромы ходили?

— Нет, нет, нет.

— А где Вы закончили войну?

— Земландский полуостров. Он как входит таким уступом, тут море, а сюда проходит коса длинная, ширина около двух километров.

— А ранений у стрелков в полку много было?

— Были… У меня была контузия. Однажды, когда мы начали бомбить, над нашим самолетом взорвался зенитный снаряд, антенна самолета сломалась, и мне дала по голове. И я без памяти свалился в кабину. Признали, что я контужен, и один или два дня мне дали отдохнуть.

— Вы всегда летали с одним и тем же командиром?

— Да. С одним и тем же. Но если я заболел, тогда командиру дают другого стрелка.

— А если командир заболел?

— Тогда экипаж не летает.

— А сбивать Вас не сбивали?

— Нет.

— Вынужденные посадки у Вас были?

— Нет. Ну, разве только когда носом клюнули… Мы взлетали на бомбежку Кенигсберга, тогда мы стояли в Топиалу. У нас было четыреста килограммов бомб — вся боевая нагрузка и полностью заправленный бензином самолет. И вот мы стали взлетать, уже вот-вот кончается полоса, мотор заглох. Летчик как тормознул, и машина на нос… Если бы перевернулись, не знаю, что бы было…

— Повреждения привозили?

— Вот только когда антенна оторвалась…

— У Вас восемьдесят семь боевых вылетов, Вы летали с одним и тем же командиром. Вы войну закончили на том же самом самолете, на котором начали, или сменили самолет?

— На одном и том же. И двигатель на нем не менялся. Вот такие машины делали… Правда, на некоторых других самолетах меняли. Забарахлит, и меняли.

Ну да, мы когда кончили, а эскадрилья эта не расформировалась и дивизия не расформировалась до 1950 года. Я все время был в той же самой дивизии…

— Как Вы войну закончили?

— Полетели на боевое задание, и вдруг сообщают по радио: «Экипажам вернуться обратно, война закончилась!»

Когда сказали «конец войне», мы как нажали на гашетки… Ой-ой-ой! Стрельба такая была…

Развернулись и приземлились…

— Гуляли сильно после этого?

— Мы отметили по порядку, от мелкого и выше: эскадрильей отметили, полком отметили, дивизией. Командир дивизии всех собрал, поздравил, всем по сто, и все такое. Мы успокоились — живы, здоровы. Это запомнилось на всю жизнь.

— Вроде известный факт, что сразу после войны аварийность у летчиков, которые прошли войну, резко повысилась?

— Гибли? У нас в полку, если мне память не изменяет, был только один случай. Полетели на учебное задание, а мотор отказал… А они почему-то не выпрыгнули с парашютами. Вот и все — один случай.

А вот аварийные посадки у молодых летчиков были часто.

— А Ил-10 к вам в полк когда пришел?

— Это было где-то под конец 1945 года.

— Летчики и стрелки, которые летали на Ил-2, говорили, что Ил-2 гораздо более удобная машина, чем Ил-10. Было такое?

— Я не знаю, мы с командиром об этом не говорили. Скорость у него больше, высота у него больше и дальность полета больше.

— Вам, как стрелку, какая кабина была удобнее?

— Ил-10. Там расположение удобнее было. Практически закрытая кабина. И турель крутилась кругом.

— А прицел у Вас какой был?

— Обыкновенный. Со стеклышком таким…

— На Ил-10 у стрелка были пушки Б-20 двадцатимиллиметровые или 12,7-мм УБ?

— У меня был последнего образца. Двадцать мм…

— Не срывало с кронштейнов при стрельбе?

— Нет. По наземным целям стреляли, тренировались… Мне понравился Ил-10. И командиры, и наши летчики были довольны машиной…

— Для Вашей семьи каковы были последствия войны?

— Все пережили.

— Когда Вы уволились?

— В 1950 году. Срок службы окончился. Предложили остаться на сверхсрочную. Но у меня дома семья, мать. И я вернулся сюда, в Гатчину…

— Ваши первые впечатления, когда Вы вернулись в Гатчину?

— Разрушений много было, а значит, и работы было много. Быстро восстанавливали.

Я в последнее время в армии был помощником командира части по быту. Строил дома. Хотя по профессии был мастер слесарей-инструментальщиков. Потом старшим производственным мастером цеха. Командир Самарин Николай Андреевич меня вызвал: «Володя, — говорит, — зайди-ка. Будешь моим помощником».

Куда деваться?

Так по строительной линии и на гражданке пошел.

Я вручал людям ордера, расселял дома. Работал я до семидесяти двух лет, пока мог…

Булин Евгений Павлович

(интервью Артема Драбкина)

Я родился в 1920 году в деревне Кивиц Псковской области. В 1924 году отец приехал в Ленинград и поступил работать на Кировский завод в мартеновский цех сталеваром, в 27-м он взял к себе семью. В Ленинграде я закончил 7 классов в 86-й фабрично-заводской школе при Кировском заводе. В 8-й класс пошел в 10-й школе Кировского района. У меня было два товарища, у которых отцы были моряками. Мы решили, что пойдем в военно-морской флот. Но в 38-м году осенью, продолжая учиться в школе, я поступил в 2-й Ленинградский аэроклуб. Стал звать их с собой, но ни один из них не согласился. Зима и весна 1939 года ушли на теоретическую учебу. Сюда входило изучение полета, его теория, изучение материальной части самолета У-2 и мотора М-11. Кроме того, изучали самолетовождение в Красной Армии. Зимой произвели по одному ознакомительному полету на планере. Как только подсохло летное поле, летали мы с Корпусного аэродрома, расположенного между Варшавской и Балтийской железными дорогами. Сейчас на месте бывшего аэродрома проходит Ново-Измайловский проспект, застроенный многоэтажными домами.

В июне сдал выпускные экзамены в школе, а в конце августа месяца 1939 года я окончил курс летной подготовки на самолете У-2. Принимать экзамены приехала комиссия из Ейского военно-морского летного училища имени Сталина. Я летную практику и теорию сдал на «отлично». Пришел на мандатную комиссию: «Не комсомолец?» — «Нет». — «Если в комсомол не вступишь, то мы тебя принять не сможем. Даем тебе неделю». Еще когда проходил летную практику, мне мой инструктор, который был парторгом, говорил: «Вступай в комсомол, вступай в комсомол». А я всегда отвечал: «Когда буду достоин, тогда вступлю». Я к отцу: «Помоги устроиться на работу!» — «Сам поступай». Но все-таки он способствовал тому, чтобы меня взяли на Кировский завод в мартеновский цех электромонтером. А там в комсомол не берут — меня же не знают… В общем, в Ейское военно-морское училище я не попал. Продолжаю работать. Вдруг отец на работу мне приносит повестку: «Явиться в первый аэроклуб». Прибываю туда, захожу в комнату к начальнику. Там сидят люди в форме ГВФ. Оказалось, из Тамбовского летного училища. Они не посмотрели, что я не комсомолец, и взяли меня. В декабре 1939 года приехал в город Тамбов, в Тамбовское летное училище ГВФ. Училище было трехгодичное. Теоретический курс был обширный: и сопромат изучали, и морзянку (ее мне никак не удавалось освоить). Очень большой был курс самолетовождения, который преподавал Судомоин. Штурманское дело я любил, в будущем оно мне пригодилось. Начали летать опять на У-2. Надо сказать, что училище было гражданским. Тем не менее по его окончании присваивалось звание «младший лейтенант запаса». Всего было три училища ГВФ: Батайское, Балашовское и Тамбовское. Весной 40-го года Батайское училище закрыли. В нем была эскадрилья девушек, которую перевели к нам. А в декабре 1940 года наше училище было преобразовано в Тамбовскую военную школу пилотов. Девчонок отчислили, а наша перспектива — окончить школу сержантами. Продолжаем учиться. Программу сократили — в летных училищах программа была обширная, а летные школы учились по сокращенной программе. Война назревала, и поэтому кадры готовили интенсивно. Отменили занятие по радиотелеграфу, чему я очень обрадовался — никак не мог освоить все эти точки, тире. К июню я уже летал с инструктором на самолете СБ.