Встречный бой штрафников - Сергей Михеенков

– Карл! – вдруг раздался голос Пауля. Тот, обернувшись в глубину сарая, окликал одного из стрелков. – Скажи, положа руку на сердце, твоя Берта так сможет?

– Вряд ли, – ответил Пауль. – Разве что встать на четвереньки, когда я об этом попрошу или когда ей самой так захочется.

Раздался смех. Здесь, в сарае, ни раненых, ни убитых еще не было. Двоих убитых они оставили там, в домах, где хозяйничали уже русские, двоих или троих в ДОТе. О мертвых можно уже не думать. Оставить их мертвым. Взвод ушел в сторону сторожки, чтобы занять оборону там, и оттуда поддержать их отход. Но что-то, видать, у них не заладилось, позиции в окрестностях лесной сторожки молчали. Значит, русские опередили их. Или оттеснили в глубину леса. Аккордеон унесли ушедшие к сторожке. Папаша Гейнце приказал не бросать «старика Луи».

– А мне больше нравится, когда женщина сверху, – мечтательно сказал Буллерт. – Когда она тушит свечу…

– Это как?

– Это очень просто, сынок. Особенно для нее. И если ты такое еще ни разу не пробовал с женщиной, то будешь в восторге! Если, конечно, выберешься отсюда и тебе иваны не отстрелят яйца.

– Я уже в восторге. – И спрашивавший глубоко втянул ноздрями воздух, будто пытаясь почувствовать среди иных запахов запах женщины.

– И не пытайся это представить, сынок. Особенно здесь и сейчас, в двух шагах от иванов. Ты только все испортишь.

– Он обнюхивает ее, – сказал один из стрелков и кивнул карабином в сторону своего товарища, который переспрашивал по поводу тушения свечи.

Снова послышался смех. От окон сквозняками стало растягивать по всему пространству сарая табачный дым. Многие, пользуясь внезапной паузой, закурили. Это успокаивало нервы.

Свиньи, подумал Бальк, так говорить о своих женах. Но он знал и другое: иначе выжить в этом аду невозможно. Не партийные же лозунги им произносить здесь и сейчас, в этом выстуженном сарае под прицелом у иванов.

– Ты и вправду ее чувствуешь, сынок? – окликнул стрелка Буллерт.

– Если бы вы не курили… – с той же серьезностью ответил тот.

– Перестань. Она не для тебя. Ты для нее слишком коротышка. Даже если она согласится, ты не сможешь достать до нее, и кому-то из нас придется приподнимать тебя и держать на нужной высоте. Возможно, даже двоим. А это позор не только для вермахта, но и для всего рейха.

Снова раздался дружный смех.

– Я ее взял бы иначе, – сказал стрелок, не отрываясь от окна.

– Ты ее уже берешь. Я знаю, сынок, ты такую красотку не упустишь. Скажи, ты ее уже раздел?

– Почти.

– Я знаю, ты справишься. Но скажи, если она сейчас согласилась только так, как любит Берта, кого бы из нас ты взял в помощники? Любой из нас с удовольствием согласится поддержать тебя в трудную минуту на нужной высоте. Нельзя допустить, чтобы эта славянка почувствовала, что у тебя, настоящего арийца, чего-то не хватает.

– Хорошо, я подумаю.

– Назови, сынок, лучших из нас. Будь справедливым. Не бери пример с папаши Гейнце.

Болтовня Буллерта, похоже, подействовала на солдат ободряюще. Когда помощник адвоката был в ударе, взвод его слушал с тем же восторгом, что и голос Лейл Андерсен. Сегодня, похоже, он пребывал именно в таком приподнятом настроении. Балька иногда коробил грубый солдатский юмор третьего номера. Но лучше было слушать сальности Буллерта, чем стрельбу русских пулеметов.

– Ну вот, – проворчал второй номер и протянул Бальку бинокль, – я так и чувствовал, что наша коллективная мастурбация окажется недолгой. Они подводят пушки. Сейчас начнется…

Нелюбин передвигался вперед в общей цепи и видел всю картину происходящего боя. Вначале оба его взвода, задачей которых было охватить Дебрики с востока и юго-востока, попали под плотный минометный огонь. Кондратий Герасимович сразу погнал взводы вперед, и они оказались на опушке леса, когда минометчики не успели еще как следует пристреляться. Поэтому-то и досталось второму взводу, который двигался во втором эшелоне.

– Эх, Гудилин-мудилин, – морщился старшина Пересвятов, оглядываясь в поле, где густели взрывы мин, – куда же он прет?! Не мог переждать, когда они выдохнутся.

Нелюбин смотрел на гибель взвода младшего лейтенанта Гудилина молча. Ничего сделать уже было нельзя. Артиллеристы двигались немного правее. Их взводный оказался предусмотрительней. Как только ударили минометы, он повернул обе запряжки назад, загнал лошадей с орудийными передками и орудиями в овраг и пока не показывался оттуда. Но вскоре Нелюбин разглядел в снегу две черные точки. Одна тут же полыхнула огнем, и в деревне сразу занялась крыша одного из строений. Именно откуда-то оттуда, из-за крыши этого дома и соседних построек, били минометы. Началась дуэль артиллеристов и немецких минометчиков.

Нелюбин приказал взводам рассредоточиться, наметил для каждого из них ориентиры для атаки и махнул автоматом:

– Вперед, ребята! Пока артиллерия стреляет, они огня не перенесут!

Прошли метров сто. Пересвятов захватил крайние дома и закрепился там. Тут же расставил свои пулеметы, снайперов и повел огонь в глубину Дебриков. Минометы прекратили обстрел. Но ожил вдруг ДОТ, находившийся возле дороги. Первый взвод сразу залег. Нелюбин видел коренастую фигуру лейтенанта Мороза. Взводный перебегал от холмика к холмику, но поднять людей так и не смог. Плюхнулся в снег, то ли понял, что все усилия его бесполезны и надо ждать изменения ситуации, то ли получил пулю.

Эх, ектыть, лихорадочно соображал Нелюбин, оглядывая поле боя и ища выход, не надо было в лоб на деревню лезть. Обошли бы ее и придавили взводами второго эшелона. Приказ… Вот тебе и приказ. Третью зиму воюем, а все людей суем в лобовые атаки. Одна надежда на богов войны. И тут над белым курганом дома вздыбился черно-белый куст взрыва. Ага, значит, не одной пехоте нынче воевать. И Нелюбин уже веселей посмотрел в поле, где залег один из его взводов.

В середине Дебриков стрельба разгоралась все сильнее и сильнее. Там атаковал взвод старшины Пересвятова.

Поднялся второй взвод и, изменив направление, начал подтягиваться к лесу. Гудилин все же соображает, мысленно похвалил младшего лейтенанта Нелюбин. Теперь предстояло выручить лейтенанта Мороза.

Артиллеристы методично долбали ДОТ. Похоже, стреляли бронебойными. Курган дымился. Один пулемет замолчал. Очередная трасса прочертила свою пологую стремительную траекторию и исчезла в амбразуре. Взрыва внутри не последовало. Эх, ектыть, подумал Нелюбин, если бы осколочным!.. Но осколочным так точно не выстрелишь. Однако после прямого попадания прекратил огонь и второй пулемет. По стежке в сторону крайних дворов бежали пулеметчики. Нелюбин тут же выстрелил в сторону залегшего первого взвода из ракетницы. Красная сигнальная ракета описала пологую дугу и растаяла, оставив в небе едва различимый черный прерывистый след. И тотчас он увидел коренастую фигурку Мороза, вскочившую из снега прямо напротив дымящегося кургана.

– Жив, сукин сын! – радостно подумал вслух Нелюбин и побежал в сторону крайних дворов, уже очищенных от противника взводом старшины Пересвятова. Добежал до хлевов, заскочил за угол и сразу же оглянулся в поле. Там осталось лежать несколько неподвижных бугорков. Возле них копошились двое. Санитары, понял Нелюбин. Потери в первом взводе были большими. Он с болью стиснул зубы. Зачесались рубцы на груди и на ключице. До деревни еще не дошли, а уже третью часть роты выкосили. Он видел, как согнувшись и на четвереньках, чтобы уберечься от пуль, которые предназначались уже не им, в тыл пробирались своим ходом раненые.

Правее, где тянулась гряда старых сосен, Нелюбин разглядел реденькую цепь. Это были не его люди. И он догадался: Воронцов поднял свой левофланговый взвод, охватывает Дебрики с северо-востока. Вот молодец, Сашка! Выручил! Эх, как он меня выручил! Сейчас сообща поднажмем и зажмем немцев в деревне! Нахватаем пленных и трофеев!

Конные запряжки артиллеристов снова показались в поле.

Бой развивался сумбурно, вопреки всем законам и поставленным перед ротой задачам. Черт бы побрал эту распроклятую деревню, думал Нелюбин, выглядывая из-за угла. По проулку, соблюдая одинаковый интервал, пробежало несколько солдат. По угловатым каскам и высоким ранцам за спинами Нелюбин понял – немцы. Оглянулся, увидел Звягина, который уже снимал автомат с предохранителя, и крикнул:

– Огонь, ектыть! Огонь, ребяты!

Нелюбин стрелял, присев на колено, повел длинную очередь по мелькающим немецким пехотинцам, целясь в середину корпуса. Над ухом резким боем загрохотал ППШ Звягина. Кто-то справа помогал им редкими выстрелами из винтовки. Он заметил, как упал немец, бегущий впереди, как его тут же подхватили, как присели двое других, замыкавших колонну, и тотчас граната с длинной ручкой, кувыркаясь, как палка, перелетела через изгородь и провалилась в рыхлый снег прямо перед ними.