Здесь слезам не верят - Евгений Щепетнов

Хотя тут есть свои плюсы – никаких тебе гонений, ты под защитой государства, если что – оно тебя всегда прикроет, главное – быть лояльным власти. А вот у Других совсем иная жизнь, их травят, как волков, при первой же возможности безжалостно уничтожая. Да это и понятно – какой это властитель потерпит в своем государстве людей, которые не подчиняются его законам, да еще и опасны так, как никто другой в этом мире! Это только телевизионные экстрасенсы – клоуны и жулики, настоящие же маги могут совершать такое, что напиши об этом статью в газете – никто никогда не поверит! А если поверят, потребуют уничтожить существ, так отличающихся от основной массы населения Земли – просто из страха перед «мутантами», ведь они могут быть опасны!

Нет, большинство из тех, кто только что вышел из комнаты, не хотели возврата времен, когда за колдунами охотились, как за зверями. Пусть и не очень большая зарплата, зато все официально. Социальный статус, однако, а не участь беглеца, трясущегося от страха, а вдруг про него кто-то узнает? Хотя и времена уже другие… на кострах не сжигают, чего бояться? Экстрасенсы всякие в ранге положенности… может, и правда, послать к чертовой матери Контору, заняться своим бизнесом? Так не дадут ведь… Контора и не даст, затравят, мерзавцы!

Хозяин кабинета с легкой усмешкой смотрел на подчиненных – все эти мысли были просто-таки написаны у них на лицах. Он долго жил, очень, очень долго, и знал своих людей. Всех знал, как облупленных!

Он действительно допустил ошибку – парень был слишком ценным кадром, чтобы делать из него приманку. Но кто из власть имущих может легко признавать ошибки? Признаешь раз, признаешь два… а потом подчиненные решат, что ты такой же, как они, что ты не с Марса или Венеры, а такой же болван, как этот козел, тупо упустивший объект наблюдения, и что место свое занял не по праву. И хорошо бы его сместить, поставить на это место другого, более достойного человека.

Глупцы, но… опасные глупцы. Маги, одним словом.

Анька, по прозвищу «Каланча», стояла возле дверей «Полосатого» и уныло смотрела в ладони, освещенные тусклой вывеской, на которой была изображена некая фантазийная рыба, плод прихотливого разума мастера советских времен, и корова, долженствующая указывать на факт наличия в магазине мяса и рыбы. Уже никто не помнил, что когда-то «Полосатый», прежде чем стать «Полосатым», был магазином «Мясо-рыба», за что его справедливо прозвали «Ни-рыба-ни-мясо». До того как Москва окончательно поглотила свои предместья, этот район был полудеревней, жители которой считали себя москвичами. Однако обеспечение товарами и продуктами имели совсем не московское, за колбасой и мясом приходилось регулярно ездить в центр столицы. Не зря когда-то родилась загадка: «Длинная, зеленая, пахнет колбасой – что это?» Ответ: «Подмосковная электричка».

С деньгами у Аньки было совсем плохо. Как и с зубами, с печенью, с кожей и волосами, давно не мытыми, свисающими нечесаными прядями на покрытые обносками молодые плечи. Именно молодые, потому что было Аньке от роду тридцать пять лет, хотя выглядела она на все шесть-десят.

Когда-то у нее был муж, квартира, неплохая работа, Анна работала в парфюмерном отделе большого магазина и была довольно красива – высокая, стройная, длинноногая. Что с ней случилось, что щелкнуло в голове – это только богу известно. Сама не заметила, как пристрастилась к выпивке (наследственность, что сказать… папаша умер от пьянки. С матерью пили. Та выдержала еще меньше). Измены мужу, ночевки неизвестно где, когда просыпаешься без юбки, по пояс голой, и все дырки болят, будто туда били ногами (может, и били. Синяки, кровь!).

С работы выгнали, а потом пришел черед квартиры – за копейки, за символическую цену – по ее душу приходили бандиты не раз и не два. Били, насиловали, но… к чести Аньки, квартиру она так и не отдала. Хотя однажды избили так, что месяц харкала и мочилась кровью. Может, и повезло – девяностые закончились, кого-то посадили, кого-то «закрыли», некому стало «работать» с потенциальной жертвой. Времена изменились.

Квартира была последней ниточкой, которая удерживала ее в этой жизни. Анька верила, что когда-то черная полоса закончится, она найдет себе мужа – хорошего человека, который позаботится о ней, вылечит, и они будут путешествовать по миру, так, как видела по телевизору. Телевизор у нее был – небольшой и, само собой ворованный, притащил кто-то из постояльцев, расплачивался за крышу над головой и секс, который Анька легко предоставляла за бутылку, за еду и просто по настроению или невозможности спихнуть с себя пыхтящую, пахнущую гнилыми зубами тушу.

Анькина квартира была притоном, давно известным местным бомжам и просто алкашам, и каждый, у кого есть спиртное и закусь, мог в нем переночевать или даже жить, если пришелся по нраву хозяйке.

Увы, последние времена были тяжкими для бомжей, да и алкаши как-то притихли, московские власти крепко взялись за бродяг и алкоголиков – кого-то вылечили, кого-то посадили, а кого-то отправили подальше, за сто первый километр, чтобы не позорили облик города своими грязными мордами.

Впрочем, опять же время стало другое. Это в девяностые по улицам бродили толпы несчастных людей – разоренных, лишенных всего, и главное – надежды на светлое будущее. Теперь все знали – Россия встает с колен, богатеет, ведет здоровый образ жизни. А то, что кое-где еще есть бедные, нищие и даже бомжи – так куда ж без этого, в Америке тоже бродят толпы бездомных, а вон же какая богатая страна! Видимо, бомжи просто не хотят жить как другие, и просто бездельники. Работы – полные газеты предложений, кто мешает найти такую, которая обеспечит безбедную жизнь?

Образования нет? Умения? А кто виноват? Уж точно не власть – свои мысли в голову чужому человеку не вложишь! Учиться не заставишь!

В общем, на сегодняшний день у Аньки был кризис в гостиничном бизнесе, и готова она была на все – ради стакана дешевого пойла. Даже на то, чтобы встать на оживленной улице и начать останавливать машины, предлагая свое тело.

Увы, тело ее нормальному человеку давно уже не было нужно, нормальный человек, увидев эту грязную вонючую старуху, на всякий случай отвернулся бы в сторону, чтобы не услышать, как она просит подаяние. Таким и подавать-то стремно, ясно, что все пропьет. Подают чистеньким старушкам, которые желают тебе удачи и процветания, а не Бабе Яге с фонарем под правым глазом. («Упала, и ничего такого! Голова, может, закружилась! Я вам так сделаю – будете довольны!» – «Пошла вон отсюда!»)

Пересчитав бренчащие металлические кружки€, Анька вздохнула – даже на пиво не хватит! А в глотке пересохло, а трубы горят, желудок свело болью – сейчас его полить бы холодненьким горьковатым вкусным пивом, и можно еще пожить! А к нему бы еще колбаски – ну да, самой дешевой, но пахнущей как настоящая – и пусть говорят, что она из сои – может, из сои еще и полезней! Мясо есть вредно, видела по «ящику», от мяса всякие там болезни!

Анька вздохнула, решая, стоит ли пойти в магазин и попросить у тети Вали продуктов в кредит или же отправиться домой, лечь спать голодной и все-таки дождаться, когда ее «гостиницу» навестит кто-то из кормильцев и поильцев.

Шанс на то был, но… совершенно непредсказуемый. Могут прийти, а можно и с голоду сдохнуть, пока кто-то появится!

Голодать Аньке не привыкать, она терпелива, но главное, чтобы голод не до смерти. Сдохнешь вот так в своей отдельной трехкомнатной московской квартире, протухнешь, завоняешь… а потом квартира отойдет государству или, скорее всего, на нее задним числом оформит документы какой-нибудь участковый (Анька слышала о таком и по «ящику» видела) и будет жить-поживать и добра наживать. Анька же будет нормально кормить червей в безымянной могиле под порядковым номером.

Обидно, да. Не дождетесь! Анька еще всех переживает, сцуки, и на ваших похоронах простудится! И выпьет за ваш упокой! А потом поедет на курорт с красивым молодым олигархом!

Занятая печальными и слегка обнадеживающими мыслями, Анька не заметила, откуда появился, пришел этот человек – в светлом плаще, испачканном чем-то бурым, с лицом, обезображенным ужасным шрамом, с торчащими в стороны, едва приглаженными волосами. Парень выглядел лет на сорок – высокий, широкоплечий, одежда на нем болталась так, будто была с чужого плеча, с человека, который минимум на пять размеров крупнее, чем этот доходяга. Но только не в плечах, тут она, наоборот, трещала, натянутая, как кожа на барабане.

Странный тип. Когда подошел ближе, под вывеску – блеснули его глаза, удивительно синие, такие, будто художник мазнул по ним яркой краской. Аньке даже вдруг показалось, что эти глаза светятся в полутьме, как у кошки, но тут же наваждение прошло – бомж как бомж, и все-то в нем интересного, что движется он к магазину твердой походкой, а значит, есть чем расплатиться за товар, а если есть чем расплатиться, значит, понадобится крыша над головой, ну и матрас – чтобы выспаться, или еще для чего… поинтереснее.