Топографический кретин - Ян Ледер

— Казбек — это гора такая.

— А на ней дядя зывёт?

— Дядя. И другие дяди. И тёти тоже живут. И дети. Все живут. Огонь жгут, шашлык жарят, песни поют.

— А куда он идёт?

Дед взял пачку в руку, посмотрел внимательно, как будто раньше не видел.

— Наверное, угощение несёт родственнику, который где-то далеко овец пасёт и на праздник прийти не может.

— А он куйит?

Дед рассмеялся.

— Не знаю, Яша, я с ним не встречался.

Яша понимающе кивнул.

— Деда, а зацем ты куйишь?

— А тоже не знаю, — ответил дед. Постучал тубой папиросины по большому поцарапанному ногтю, дунул в неё, пережал крест-накрест и сунул в рот. — Привык, наверное.

— Ты вот, Яша, когда вырастешь, курить не будешь, правда же? — баба Рива протянула руку, чтобы потрепать его по макушке, но он ловко увернулся.

— Буду! Как деда. И как папа. И как Сеня. И как дядя, котойый угосение йоцвеннику несёт, — он завороженно следил за красивыми синеватыми струйками, лениво отделяющимися от дедовой папиросы и рисующими в воздухе гжельские узоры. И вдруг, стесняясь, попросил: — А дай мне тозе?

— Ты что, Яшенька, это же кака какая! — опешила баба Рива, а дед Исаак глубоко затянулся — и забыл выдохнуть. Дым подумал-подумал — и начал вытекать из его ноздрей, и дед сразу стал похож на Змея Горыныча, только не злого, а какого-то хитрого, потому что заулыбался лукаво, с морщинками на щеках и возле глаз.

Яша понял: ещё немножко — и дым повалит из дедовых ушей, он даже поднёс ладонь к губам, чтобы ойкнуть, но Змей Горыныч вовремя приоткрыл рот, из которого на свободу радостно выскочила ещё парочка колец, и спросил совсем как дед, а не как дракон:

— Ты правда хочешь?

Яша убрал руку от лица, насупился и кивнул.

— Правда-правда?

— Пйяда!

— Ну тогда нá.

Папиросу дед протянул, как остро отточенный нож, — ручкой, то есть мундштуком, вперёд.

— Ты что, Ицык, совсем мишиганэ? — воскликнула баба Рива и опять затараторила быстро и непонятно. Дед молчал, только улыбался и кивал Яше ободряюще, показывая глазами на папиросу, тлеющую в протянутой руке.

Яша понимал, что сейчас совершит что-то очень-очень запрещённое, чего детям совершать ну никак нельзя, но ведь деда уже взрослый — и ничего, не ругается, а даже наоборот… Он ещё больше надулся, задержал зачем-то воздух в животе, потом шумно выдохнул — и приложил губы к дедовой руке.

— Я говорила тебе, шлемазл! — рокотала баба Рива, ловя падающего навзничь внука и поднося к его посиневшим губам стакан с теплой водой. — Чокнулся совсем на старости лет!

Дед, вместо того чтобы ответить, вернул папиросу на её законное место — между своих губ — и, пыхнув в воздух новым синим облачком, которое теперь не показалось Яше таким уж замечательным, обратился непосредственно к пострадавшему:

— Понравилось? Ещё дать?

Яша сделал страшные глаза и замотал головой из стороны в сторону.

— Ты знаешь, кто такая коняжка? — ни с того ни с сего спросил дед Исаак.

Наверное, не зря детям курить не разрешают, если даже деда такие вопросы начинает задавать, подумал Яша, но послушно кивнул и для пущей убедительности сказал:

— Игого.

— Правильно. А знаешь, какая коняжка большая?

— Да, — ответил Яша и поднял руки, демонстрируя размеры зверя.

— А где она живёт? — подхватила баба Рива, счастливая от того, что внук приходит в чувство.

— В йесу? — предположил Яша.

— Почти, — согласился дед и указал на догорающий огонёк папиросы. — А вот здесь живёт никотин. Он совсем маленький, ты его даже не увидишь, но он ужасно сильный. Такой сильный, что может убить даже самую большую коняжку! Понял?

Яша кивнул, хотя понял не всё. Например, зачем этот страшный Никодим убивает бедных коняжек? И почему тогда не трогает деда Исаака, он же меньше коняжки?

Но имя злодея, который только что чуть не вырвал ему горло, на всякий случай постарался запомнить. Хотя это было непросто: голова и так кружилась, а тут ещё дед с бабой вернулись к своему странному разговору, в котором, как обычно, знакомыми казались лишь некоторые слова. Только теперь это были очень взрослые педагогика и наглядна-агитацн.

Так что с табаком и алкоголем Фрэн завязал задолго до того как его будущие друзья с ними познакомились. И если что и привлекало его теперь в Медвежьих манипуляциях, то исключительно эстетическая их сторона.

Нравилось это, похоже, и самому Медведю: он снова хорошенько затянулся, густо, со смаком выдохнул, подождал, пока улетит и рассеется дым над водой, и только после этого повторил свой вопрос:

— Чё делать-то будем?

— Да ничё, — Гоша Кит подёрнул модным целлофановым пакетом с иностранной надписью и твёрдыми пластмассовыми ручками. Изнутри сыто отозвалась трёхлитровая банка жигулёвского. — Сядем вот сейчас на склоне…

— Лет, — быстро вставил Шуцык.

— Чего? — не понял Мело.

— На склоне лет сядем, — пояснил Шуцык и сложил из пальцев решётку.

— И — вразнос, — завершил Кит.

— Вразлив, — поправил Шуцык.

— Козлы, — резюмировал Медведь. — Чего после школы делать будем?

— В смысле? — Фима Вас сверился с «командирскими», которые ему недавно подарил дядя, первый секретарь комсомольского горкома. — Пятница, во-воо-семнадцать ноль восемь, каа-какая, на фиг, школа!

— Ну и тупорылы! — Мишин, кажется, удивился несообразительности дружков, даром что учатся все лучше, чем он. — Поступать, говорю, после школы куда будем?

— Я на архитектуру, — сразу ответил Кит.

— Тоже мне Макаревич нашёлся, — срезал Шуцык. — Беспонтовая это работёнка, Гога. Чего ты проектировать-то будешь? Курятники на двести свинопапок? Мелиорационные хутора городского типа из силикатного глинозёма с кондиционированными автоматизированными хранилищами для ванадийнесодержащих окатышей?

Жека Мело молча выпучил зенки на Шуцыка. Фрэн тоже впечатлился, но скрыл. А Кит, похоже, просто не заметил Шуцыкового демарша.

— Чё надо проектировать, то и буду, — огрызнулся он. — Сам-то ты, небось, как сядешь, так и выйдешь… на склоне лет.

— Типун тебе на китовый ус, — Шуцык неумело, слева направо, перекрестился, демонстративно сплюнул через плечо и мечтательно закатил глаза. — Я, братишки, в нархоз пойду. На космонавтику и авиацию.

— Куда? — Медведь аж поперхнулся пивом, которое вливал в себя, придав банке наклонное положение.

— Водоснабжение и канализация, — расшифровал Шуцык. — Прорабом стану в жэке.

— Не понял! — к Мелу вернулся дар речи.

— Не сцы, Жека, в тебя не полезу, на хрен ты мне не сдался, — успокоил Шуцык. — Жэк — это типа домоуправления, только клёвее. Штрих говорит, должность перспективная, башлей немерено.

— А я в институт физкультуры, наверное, — поделился Медведь.

— А я, наверное, тоже, — успокоился Мело.

— А там, ш-ш-что ли, открыли факультет тэ-тряски малолеток на дальность? — поинтересовался Вас.

— Пш-пш-пшёл ты, — беззлобно передразнил Медведь. — Самого-то, небось, дяденька по сознательной