Серебряные слезы - Татьяна Тронина

– Как? – воскликнула пораженно Дуся. Видимо, она только сейчас задумалась о будущем.

– Обыкновенно, как... Не до старости же мне у вас в приживалах ходить!

– Почему в приживалах? – растерянно пролепетала Дуся. – Ты мне как брат, ты сын папиного друга...

– Ну и что? Я же не инвалид, я взрослый человек... почти. Съеду на какую-нибудь квартиру, буду учиться...

– Я умру без тебя! – зарыдала вдруг Дуся и бросилась Андрею на шею. – Ну зачем, зачем ты завел этот разговор?! Сегодня же ты со мной и еще целый год...

– Я буду каждый день приходить к вам, мы каждый день будем писать друг другу письма! – сказал Андрей, прижимая ее к себе. – А потом мы поженимся.

– Когда? – жадно спросила Дуся. – Еще долго ждать? Сколько?

– Ну, пока я буду учиться в университете, потом еще года два-три мне необходимо для того, чтобы встать на ноги, упрочить свое положение... Иначе Кирилл Романович просто-напросто откажет мне как бесперспективному человеку, не могущему устроить счастье его дочери.

Дуся сидела молча, прикидывая, в каком же году они смогут соединиться с Андреем.

– Господи, милый, – это же целую вечность ждать! Я к тому времени старухой стану – мне будет двадцать два, двадцать три...

– Ты отказываешься ждать меня? – спросил Андрей. – Если отказываешься, то я прямо сейчас умру, и пусть меня похоронят на этом самом кладбище...

– Нет, что ты! – закричала Дуся, бросаясь обнимать его. – Я хоть сто лет буду ждать! Я клянусь!

– И я клянусь, – прошептал он, горячо целуя ее лицо, залитое слезами.

Сзади, в кустах, вдруг зачирикали проснувшиеся воробьи – в их семействе вспыхнул скандал. Дуся и Андрей, опомнившись, отскочили друг от друга.

– Птички... – прошептала Дуся дрожащими губами. – Это только птички...

Она сорвала травинку, стала вертеть ее в руках. У нее была такая привычка – все время вертеть что-нибудь в руках, теребить бахрому на скатерти, оборки своего платья...

– Послушай, милая, – тихо произнес Андрей. – А ты, правда, любишь меня? Может быть, это просто увлечение? Знаешь, я слышал, есть любовь и влюбленность, и их очень легко спутать друг с другом... Или даже не так! – со страхом воскликнул он. – Ты просто жалеешь меня...

Дуся ничего не ответила, продолжая теребить травинку, скручивая ее в спираль.

– Нет, погоди, ты послушай меня... – настаивал Андрей. – Ты ведь добрая девушка, у тебя необычайно нежное сердце... А что, если так – ты встретила бедного сироту и пожалела его? И на самом деле ты не любишь меня, а просто боишься огорчить отказом...

Дуся подняла глаза, уже совершенно сухие, и произнесла гордо, даже надменно:

– Люблю. И ни в чем не сомневаюсь... – Она перекусила зубами травинку. – Вот.

На вытянутой руке лежали две свитые в круги травинки.

– Что это?

– Два кольца, – серьезно сказала Дуся. – Давай обручимся по-настоящему, обменявшись кольцами.

Затея была детской, но Андрей, увидев два импровизированных, из травинок, колечка, неожиданно поверил ей.

– Прости, прости, прости... – сказал он. – Люблю тебя, схожу с ума!

Он взял одно колечко, осторожно надвинул его на тонкий Дусин пальчик. Дуся, очень серьезная и сосредоточенная, надела другое кольцо из травы на его палец.

– Клянусь быть верной тебе до гроба, – сказала она.

– И я! Клянусь. Пусть мертвые, что лежат вокруг, будут нашими свидетелями.

Не сговариваясь, они прильнули друг к другу губами. И это был совсем другой поцелуй, не как тот, которым они обменялись у пруда. Теперь они замерли надолго – по-настоящему, до головокружения.

– Сейчас умру... – задыхаясь, сказала Дуся, когда их объятия наконец разомкнулись. – Я еще никогда не чувствовала себя такой взрослой, ей-богу! Я как будто другой человек теперь... Знаешь, такие странные ощущения!

Солнце поднялось выше. Теперь оно играло в листве, солнечные зайчики весело прыгали по холодным замшелым плитам.

– Любовь и смерть, – медленно произнес Андрей.

– Любовь до гроба, – мрачно кивнула Дуся. – Теперь мы обручены...

Никто не заметил их отсутствия. Дуняша, горничная, подвернула ногу, когда спускалась в погреб, и теперь все носились вокруг нее. Ждали Антон Антоныча.

– Какое трагическое лицо! – с восхищением произнес Карасев, глядя на Дуняшу и размахивая дымящей сигарой. – Я бы нарисовал...

– Ну вас! – с досадой отмахнулась Дуняша, сидя на ступенях. – Ничего святого!

Пришедший доктор констатировал небольшое растяжение и прописал покой и компрессы.

Карасев перевел внимание на Дусю.

– А вы, барышня, не забудьте – у нас в полдень очередной сеанс... Да, и улыбнитесь – что за похоронный вид! Выздоровеет ваша Дуняша, ничего с ней не станется...

Лето пролетело незаметно, и нынешняя осень стала для Андрея какой-то особенной. Будущее виделось ему определеннее, перед ним стояла одна-единственная большая цель – Дуся, а все остальное было только подчинено этой цели. И отношения с Померанцевыми, и подготовка к университету, и все прочее...

Странно, но никто как будто не замечал их любви. Впрочем, скрывать им особо было нечего – все так же они собирались по вечерам в большой гостиной Померанцевых и говорили – много, горячо, обо всем на свете...

Время шло медленно, с трудом, словно в огромный маховик попал песок, и стрелки на циферблате жизни едва двигались, день тянулся невыносимо долго, а неделя казалось целой вечностью.

Приходила Танечка Ольшанская, соученица Дуси, с перекинутой на грудь длинной русой косой. Она садилась в углу и следила за Андреем из-под светлых ресниц.

На Новый год в доме Померанцевых поставили домашний спектакль – «Король Лир» в обработке Кирилла Романовича, причем Корделию играла Дуся, а короля – сам глава семейства. Собралось очень много друзей и знакомых, было весело, много говорили об искусстве, о будущем России... Спектакль прошел на «ура».

Со странным чувством смотрел Андрей из зрительного зала на Дусю – она была прекрасна до невозможного, до исступления, фантастически хороша. Она заворожила всех. Дуся играла так хорошо, что после спектакля только о ней и говорили, а сам Кирилл Романович прослезился, обнял дочь и торжественно произнес: