Дружество Кольца - Джон Толкин

— Какое вообще большуну до нас дело? — буркнул Пиппин. — Как его сюда занесло?

— Люди в Хоббитании бывают не так уж редко, — заметил Фродо. — Слышал я, будто в Южном Уделе с ними хлопот хватает. Но то ведь люди, а тут страхолюд какой-то. И откуда только он взялся?

— Прошу прощения, сударь, — встрял в разговор Сэм. — Знаю я, откуда он заявился, из Хоббитона, вот откуда. И куда путь держит, тоже знаю.

— Ты что несешь? — изумленно воскликнул Фродо. — Почему раньше молчал?

— Да забыл я. Из головы вылетело, вот только сейчас и вспомнил. Дело-то как было: вернулся я, значит, в нашу нору с ключом, папаше его отдать, как вами велено, а старик мне и говорит: «Эвон, ты, оказывается, здесь, а я думал, еще с утречка с господином Фродо уехал. Тут, слышь-ка, цеплялся ко мне один, все выспрашивал, где, дескать, господин Беббинс. А как прослышал, что Бебень продан и Беббинса туточки ищи-свищи, осерчал сильно. Зашипел на меня, ровно змей какой, и посейчас мурашки по коже. Насилу отделался, спровадил его в Баклуши: небось, туда скачет. Не глянулся он мне, век бы таких не видеть».

«А из каковских он, малый-то этот?» — я, значит, папашу спрашиваю. «Кто их разберет: не нашенский, не хоббит. Чернущий весь, высоченный: наклонился и зырит на меня сверху вниз, а глаз-то не видно. Большун, верно, из чужедальних: выговор у него чудной». Больше я расспрашивать не стал, времени не было. Вы, сударь, меня ждали, да и важности никакой я в том не углядел. Мало ли кто о чем спросит, а что обличьем чудной, так ведь старик мой подслеповат. Да и стемнело, когда он вышел в наулок воздухом подышать, а тот, черный, на Бугор заехал. Вы уж не обессудьте, сударь, коли папаша что не так сказал, и за беспамятство мое простите.

— Старбень не виноват, все говорил правильно, — вздохнул Фродо. — И тебя бранить не за что; ежели кто сглупил, так я сам. Слышал ведь, краем уха, но слышал, как Старбень твой отвечал на вопросы насчет меня. Нет чтобы насторожиться да в пути поберечься.

— А с чего ты взял, будто это тот самый всадник? — спросил Пиппин. — Из Хоббитона мы убрались неприметно, не мог он нас увидеть.

— А ежели он нюхом, по следу? — предположил Сэм. — Ведь что папаша мой говорит, что господин Фродо, одно к одному выходит. Черный, в капюшоне, сопит…

— Эх, зря я Гэндальфа не дождался, — пробормотал Фродо себе под нос. — А впрочем, может, и лучше, что ждать не стал, задержка-то могла бы и боком выйти.

— Эй, — Пиппин все же расслышал его слова. — Скажи толком, ты знаешь что про страшилу этого черного или догадки строишь?

— Знать не знаю, да и гадать не берусь, — задумчиво покачал головой Фродо.

— Дело твое, — фыркнул Пиппин. — Коли охота, можешь держать свои секреты при себе, но что мы дальше-то делать будем? Не худо бы поесть-попить, да боюсь, после всех россказней про нюхачей этих черных с невидимыми носами у меня кусок в горле застрянет.

— Ноги уносить, вот что, — отозвался Фродо. — Только не по дороге: всадник ведь и вернуться может, а то, неровен час, и другой какой прискачет. И придется шагу прибавить: до Баковин еще чесать и чесать.

Когда продолжили путь, тени деревьев на траве уже истончились и вытянулись. Теперь держались левее дороги, на расстоянии броска камня, и двигаться старались бесшумно и скрытно. Это получалось, а вот насчет прибавить шагу — дудки: трава густая, высокая, тут тебе кочка, там овражина, да и деревья росли чем дальше, тем чаще.

Намучались хоббиты основательно, но на дорогу — хорошо еще, что на протяжении нескольких миль она шла совершенно прямо, — не выходили до тех пор, пока красное закатное солнце не спряталось позади них за холмы. А как вышли, то выяснилось, что отсюда дорога забирает налево и явно спускается к Затону. В другую сторону — по старому дубняку да к Древесной Сени — вела узкая, извилистая тропка.

— В самый раз для нас будет, — решил Фродо. — Ею и двинем.

Двинуть двинули, но ушли недалеко, потому что вскоре заприметили в сторонке огромное дуплистое дерево, почти уже засохшее. Сучья пообломались, попадали, и хотя на их месте кое-где торчали тоненькие редкие веточки, даже с листочками, могучий некогда ствол изнутри совершенно прогнил и стоял пустым. Забраться в дупло можно было через неприметную с тропы большую трещину, что хоббиты и не преминули сделать. Устроившись на мягкой древесной трухе, они первым делом перекусили и стали отдыхать, тихонько переговариваясь и время от времени прислушиваясь.

Снова на тропу выбрались, когда уже пали сумерки. Листья перешептывались, в кронах деревьев вздыхал западный ветер. Мягко, но неуклонно сгущалась тьма. Хоббиты шли рядком, в ногу — это как-то добавляло бодрости. На темном восточном небосводе проглянула звездочка, за ней другая, третья… Вместе с тьмой звездный свет рассеял тревогу; страхи понемногу забылись, и вместо того чтобы выслушивать в ночи конский топот, путники принялись напевать. У хоббитов в обычае мурлыкать на ходу песенки, тем паче когда они возвращаются домой поздно. Правда, поют больше про ужин или про сон грядущий, а тут взяли и затянули походную (хотя про сон с ужином там тоже было). Слова принадлежали Бильбо — он приспособил свои стихи к древнему, как окрестные холмы, напеву. Фродо выучился песне давным-давно, гуляя с дядюшкой по Заручью да слушая рассказы о его приключении.

Как хорошо разжечь каминИ лечь в кровать под балдахин!..Над нами только свод небес,А впереди полно чудес:Таких древес и дивных горНикто не видел до сих пор!Стежка, тропка, луг и лог —Путь далек. Путь далек!По траве и по кустам:Нынче здесь, а завтра — там.

А впереди у нас, друзья,Большак иль тайная стезя:Идем мы нынче по земле,А завтра — под землей, во мгле,Иль в поднебесье, в вышине,Под солнцем или при луне.Ель, дуб, граб, вяз —Мимо нас, мимо нас.Камень, омут и овраг.Шире шаг! Шире шаг!

Все шире мир, все дальше дом,Но все темнее окоем,Все ярче звездочки горят,«Пора домой!» — нам говорят.И вот опять мы вспять идем —Все дальше мир, все ближе дом.Тучам — дождь, морось — мгле,Нам же — дом, где на столеМясо, масло, каравай.И — в кровать! И — баю-бай!

Песня кончилась. Пиппин разошелся и еще дважды громко пропел последнюю строчку, но тут Фродо на него шикнул:

— Тс-с-с! Никак снова копыта.

Путники замерли. Веявший со спины ветерок и впрямь донес дробный перестук, пока еще дальний. Один миг — и хоббитов на тропе как не было: они бесшумно укрылись в густой тени высоких дубов.